Кушанское баловство.
С упоением и наслаждением ползая по тексту зеймалевской Кушанской хронологии, трижды наслаждаешься, хулигански уловив в классической ротапринтной книжечке незамеченную мэтром неполноту... ох, обнаглею и даже не побоюсь сказать: некорректность критики. Конечно, кушанская проблематика для меня - в целом посторонняя, и Зеймаля я штудирую главным образом всё же из учебно-методологических соображений. Тем интереснее ловить великих на разного рода мелочах. :)
Разбирая в § 12 гипотезу Гёбля «Sĕnior Augustus - Jūnior Augustus» (о том, что Канишка I оставался «старшим» царём и при своих «младших» соправителях - сперва Васишке, потом Хувишке), Зеймаль пишет: “Сохранение на ранних монетах Хувишки точно такой же тамги, какая характерна для монет Канишки I, и её видоизменение в последующих выпусках как будто бы подтверждают гипотезу: чеканя монету как Jūnior Augustus, Хувишка сохранял тамгу своего Sĕnior Augustus, а став сам «старшим царём», заменил «тамгу Канишки» своей. Но сразу возникают новые вопросы. Если Хувишка, будучи «младшим царем», чеканит свою монету, то не снимается вопрос об отсутствии в нашем распоряжении монет Васишки I, который тоже был «младшим царём». С другой стороны, «тамга Канишки» (во всяком случае, на ранних его эмиссиях) практически не отличима от тамги на монетах Вимы Кадфиза. Означает ли это, что по отношению к Виме Кадфизу в роли «младшего царя» выступал какое-то время Канишка I? (И сколько лет тогда он прожил, если успел до 41 года быть «старшим царём», и до этого какое-то время ходил в «младших царях»?).
Не меньше осложняется, если принять допущение Р. Гёбля, и осмысление эпиграфических данных. Во-первых, если с 24 по 41 г. Канишка I был жив и оставался царём (хотя бы номинально), то вызывает недоумение отсутствие его имени в случайных (=неофициальных) надписях, где имя царя практически не связано с содержанием, где составителям было безразлично кого упоминать - «старшего» или «младшего» из царей. Во-вторых, в K=41 царём назван «Канишка, сын Ваджешки» (=Васишки). Означает ли это, что Канишка, будучи «младшим царём» при Виме Кадфизе (если верить наблюдениям над тамгой), не был его сыном? И, наконец, (если даже допустить, что практика правления «старшего» и «младшего» царей, - нововведение Канишки I), то, где упоминания в надписях и где монеты «младших царей» при «старших царях» Хувишке и Васудеве?” (Зеймаль 1968: 52-53).
Я не хочу сказать, что Гёбль прав (я вообще только в изложении Зеймаля и знаю его гипотезу). Может, прав, может, и нет. Но критикуя её, Зеймаль исходит из вполне современных представлений о престолонаследовании. А ведь система «король умер - да здравствует король» вовсе не абсолютна (не говоря уже о том, что переход власти никак не должен был идти непременно от отца к сыну, ср. банальную лествицу: это к вопросу о том, что «Канишка, сын Ваджешки», был наследником вовсе не отца своего). Критикуя идею Гёбля, следует учитывать, сколь значительную роль в древних кочевнических (а ведь кушаны - осевшее кочевое юэчжийское племя, ставшее этносом-элитой в созданном ими царстве) культурах играет - траур.
Мы знаем, что траур (=период, в течение которого усопший считался «недоумершим», частично присутствующим в мире живых) мог длиться годами. Мы знаем, что останки усопших на этот период нередко тем или иным способом консервировали (мумифицируя, таксидермируя, сжигая/очищая кости и помещая пепел/кальцинированные останки в специально изготовленное антропоморфное вместилище и т.п.). А если умерший был царём и чеканил монету со своей тамгой, то почему бы среди неизбежных траурных мероприятий не быть и посмертным эмиссиям? Почему бы почтительному преемнику (или одному из почтительных преемников) - Jūnior Augustus - не воспроизводить в течение траурного периода на своих монетах тамгу «недоумершего» предшественника (Sĕnior Augustus)? - а затем, по прошествии установленного обычаем времени, перейти к собственному полноценному чекану, чтобы после кончины уже самому стать таким вот «недоусопшим старшим царём» при здравствующем младшем преемнике. Словом, чтобы оставаться царём и чеканить монету, вовсе не обязательно быть биологически живым.
Кстати, ожидать отражения этой ситуации в неофициальной эпиграфике (см. соответствующее замечание Зеймаля) было бы совершенно неправильно: она прагматичнее эпиграфического официоза и вовсе не обязана упоминать покойника. Не требуется и ранних проявлений этого обычая: распространение траурных процедур на монетный чекан не могло произойти сразу, при первом же царе - даже теоретически первым «младшим царём» мог стать только Вима Кадфиз, а в монетных чеканах этот статус мог найти своё отражение не ранее чем при Канишке I (что, кстати, и наблюдается, судя по изложению Зеймаля). А где-то начиная, видимо, с Васудевы, ритуалы трансформировались - то ли траур сократили, то ли практику «траурного» чекана забросили. Как-никак, понемногу приобщались к цивилизации, к мировым религиям, то, сё...
Всё это, подчёркиваю, не более чем попутное основным занятиям хулиганство, баловство и, конечно же, прежде всего умозрения, в которых при желании можно найти тем больше дыр, чем глубже они будут уподробнены. Однако они не менее основательны, чем столь же умозрительная критика гипотезы Гёбля, предложенная Зеймалем, и в отличие от неё, культурологически основаны на древней логике азиатских кочевников, а не на современных европейских представлениях о принципах монархического престолонаследия.
Это я всё набиваю помаленьку патронами обойму, из которой однажды будет напрочь расстрелян пазырыкско-юэчжийский фантом. ;)
Разбирая в § 12 гипотезу Гёбля «Sĕnior Augustus - Jūnior Augustus» (о том, что Канишка I оставался «старшим» царём и при своих «младших» соправителях - сперва Васишке, потом Хувишке), Зеймаль пишет: “Сохранение на ранних монетах Хувишки точно такой же тамги, какая характерна для монет Канишки I, и её видоизменение в последующих выпусках как будто бы подтверждают гипотезу: чеканя монету как Jūnior Augustus, Хувишка сохранял тамгу своего Sĕnior Augustus, а став сам «старшим царём», заменил «тамгу Канишки» своей. Но сразу возникают новые вопросы. Если Хувишка, будучи «младшим царем», чеканит свою монету, то не снимается вопрос об отсутствии в нашем распоряжении монет Васишки I, который тоже был «младшим царём». С другой стороны, «тамга Канишки» (во всяком случае, на ранних его эмиссиях) практически не отличима от тамги на монетах Вимы Кадфиза. Означает ли это, что по отношению к Виме Кадфизу в роли «младшего царя» выступал какое-то время Канишка I? (И сколько лет тогда он прожил, если успел до 41 года быть «старшим царём», и до этого какое-то время ходил в «младших царях»?).
Не меньше осложняется, если принять допущение Р. Гёбля, и осмысление эпиграфических данных. Во-первых, если с 24 по 41 г. Канишка I был жив и оставался царём (хотя бы номинально), то вызывает недоумение отсутствие его имени в случайных (=неофициальных) надписях, где имя царя практически не связано с содержанием, где составителям было безразлично кого упоминать - «старшего» или «младшего» из царей. Во-вторых, в K=41 царём назван «Канишка, сын Ваджешки» (=Васишки). Означает ли это, что Канишка, будучи «младшим царём» при Виме Кадфизе (если верить наблюдениям над тамгой), не был его сыном? И, наконец, (если даже допустить, что практика правления «старшего» и «младшего» царей, - нововведение Канишки I), то, где упоминания в надписях и где монеты «младших царей» при «старших царях» Хувишке и Васудеве?” (Зеймаль 1968: 52-53).
Я не хочу сказать, что Гёбль прав (я вообще только в изложении Зеймаля и знаю его гипотезу). Может, прав, может, и нет. Но критикуя её, Зеймаль исходит из вполне современных представлений о престолонаследовании. А ведь система «король умер - да здравствует король» вовсе не абсолютна (не говоря уже о том, что переход власти никак не должен был идти непременно от отца к сыну, ср. банальную лествицу: это к вопросу о том, что «Канишка, сын Ваджешки», был наследником вовсе не отца своего). Критикуя идею Гёбля, следует учитывать, сколь значительную роль в древних кочевнических (а ведь кушаны - осевшее кочевое юэчжийское племя, ставшее этносом-элитой в созданном ими царстве) культурах играет - траур.
Мы знаем, что траур (=период, в течение которого усопший считался «недоумершим», частично присутствующим в мире живых) мог длиться годами. Мы знаем, что останки усопших на этот период нередко тем или иным способом консервировали (мумифицируя, таксидермируя, сжигая/очищая кости и помещая пепел/кальцинированные останки в специально изготовленное антропоморфное вместилище и т.п.). А если умерший был царём и чеканил монету со своей тамгой, то почему бы среди неизбежных траурных мероприятий не быть и посмертным эмиссиям? Почему бы почтительному преемнику (или одному из почтительных преемников) - Jūnior Augustus - не воспроизводить в течение траурного периода на своих монетах тамгу «недоумершего» предшественника (Sĕnior Augustus)? - а затем, по прошествии установленного обычаем времени, перейти к собственному полноценному чекану, чтобы после кончины уже самому стать таким вот «недоусопшим старшим царём» при здравствующем младшем преемнике. Словом, чтобы оставаться царём и чеканить монету, вовсе не обязательно быть биологически живым.
Кстати, ожидать отражения этой ситуации в неофициальной эпиграфике (см. соответствующее замечание Зеймаля) было бы совершенно неправильно: она прагматичнее эпиграфического официоза и вовсе не обязана упоминать покойника. Не требуется и ранних проявлений этого обычая: распространение траурных процедур на монетный чекан не могло произойти сразу, при первом же царе - даже теоретически первым «младшим царём» мог стать только Вима Кадфиз, а в монетных чеканах этот статус мог найти своё отражение не ранее чем при Канишке I (что, кстати, и наблюдается, судя по изложению Зеймаля). А где-то начиная, видимо, с Васудевы, ритуалы трансформировались - то ли траур сократили, то ли практику «траурного» чекана забросили. Как-никак, понемногу приобщались к цивилизации, к мировым религиям, то, сё...
Всё это, подчёркиваю, не более чем попутное основным занятиям хулиганство, баловство и, конечно же, прежде всего умозрения, в которых при желании можно найти тем больше дыр, чем глубже они будут уподробнены. Однако они не менее основательны, чем столь же умозрительная критика гипотезы Гёбля, предложенная Зеймалем, и в отличие от неё, культурологически основаны на древней логике азиатских кочевников, а не на современных европейских представлениях о принципах монархического престолонаследия.
Это я всё набиваю помаленьку патронами обойму, из которой однажды будет напрочь расстрелян пазырыкско-юэчжийский фантом. ;)