О нациях in statu nascendi
Если этнос занимает достаточно обширную территорию (что, впрочем, не обязательно) и при этом существует достаточно долгое время, то вполне ожидаемо его подразделение на субэтносы. Чаще всего к этому моменту данный этнос успевает создать и собственную государственность при более или менее активном участии всех субэтнических групп. При этом культурно-языковая специфика этих групп в норме воспринимается гражданским обществом как нечто само собой разумеющееся, и свободное развитие этих особенностей приветствуется. Совершенно нормальной также считается ситуация, когда на базе отдельных групп говоров данной языковой области вырабатываются и кодифицируются самостоятельные литературные нормы.
Таких примеров очень много. Так, в маленькой Албании функционируют две наддиалектные нормы - тоскский и гегский варианты албанского литературного языка, в Польше на базе поморских лехитских говоров сформировался кашубский язык, а на базе малопольских говоров Силезии недавно кодифицирован силезский язык (ślonsko godka). В северных землях Германии в ходу нижненемецкий язык, который ближе к нидерландскому, чем к знакомому всем верхненемецкому. Ещё интереснее ситуация в Италии, где "диалектов" итальянского с собственной литературной нормой вообще целая россыпь.
Как правило, культурно-языковая полиморфность государствообразующего этноса не мешает его компонентам сосуществовать в едином государстве и иметь, помимо локальной идентичности, также общую, "зонтичную" идентичность. Сибиряки, поморы, волжане, кубанцы, малорусы - суть формы существования единого русского этноса. Кашубам и силезцам их местная идентичность нисколько не мешает быть поляками, ломбардийцы, тосканцы и сицилийцы, при всех различиях, считают себя итальянцами и так далее.
Представим себе теперь, что какой-то из субэтносов государствообразующего этноса по тем или иным причинам настолько осознал свою особость, отдельность от общего ствола, что захотел государственной самостоятельности. В этой ситуации культурно-языковое строительство и сопутствующая политическая активность будут работать на формирование новой политической нации и подпитывать центробежные тенденции. Совершенно естественно, что нарождающаяся нация будет особенно активно работать над конструированием собственной идентичности - разработкой национальной идеи, национальной символики, национальных смыслов и ценностей и, конечно, истории.
Логично в этом случае честно признать, что новая нация ещё очень молода, и до точки ветвления на оси времени у неё вовсе нет самостоятельной истории, а есть только общая история и общая протоидентичность с материнским этносом и его формами национальной организации. Правда, подобное признание в этих условиях плохо совместимо с сепаратистскими тенденциями, поскольку неявно подрывает их мотивацию. Для поддержки таких тенденций гораздо естественнее было бы выстроить полностью альтернативную историю с её символикой, мифологетикой, героями и т.п., максимально затушевав отношения родства, культурные и иные связи. Честность, о которой шла речь выше, практически не реализуема в условиях тотального дефицита нравственности в политике и конвертирования идеалов в интересы.
Говоря об альтернативной, сочинённой ad hoc истории с наглым ретропроецированием всей национальной атрибутики, я имею в виду, прежде всего, Украину. Хотя известны и другие аналогичные случаи. Примерно то же самое было проделано в своё время и в юго-западных болгарских областях, входивших ранее в состав Югославии. Болгаро-македонские этнополитические дискусии в Сети до боли напоминают ломание копий между русскими и украинцами. Исключительная древность этнохоронима "македонец" весьма облегчила задачу этнополитического строительства в части сочинения истории - по крайней мере, для этого не понадобилось придумывать никаких, образно говоря, древних укров.
Подобные операции с исторической памятью не только компрометируют идентичность представителей материнского этноса, но и меняют (в случае Украины) объём понятия, обозначаемого его историческим самоназванием. В отличие от Македонии, где искусственный этногенез сразу охватил всю отпавшую от Болгарии территорию с её населением, на Украине процесс формирования политической нации завяз в этнополитической неоднородности этого квазигосударства. Часть украинцев, не успевших стать украинцами, тем не менее, перестала считаться и русскими, вопреки существовавшему до революции пониманию триединства русского этноса, включающего в себя малорусов, великорусов и белорусов.
Как мы уже видели выше, наличие кодифицированных литературных языков не мешает реализоваться концепции полиморфного этноса в рамках единой политической нации. Распад последней начинается с операций над идентичностью, ключевым элементом которых выступает исторический сепаратизм, основанный на обмане и подлоге. Дивергентное образование новых наций "честным" путём, по-видимому, относится к области ненаучной фантастики.
Таких примеров очень много. Так, в маленькой Албании функционируют две наддиалектные нормы - тоскский и гегский варианты албанского литературного языка, в Польше на базе поморских лехитских говоров сформировался кашубский язык, а на базе малопольских говоров Силезии недавно кодифицирован силезский язык (ślonsko godka). В северных землях Германии в ходу нижненемецкий язык, который ближе к нидерландскому, чем к знакомому всем верхненемецкому. Ещё интереснее ситуация в Италии, где "диалектов" итальянского с собственной литературной нормой вообще целая россыпь.
Как правило, культурно-языковая полиморфность государствообразующего этноса не мешает его компонентам сосуществовать в едином государстве и иметь, помимо локальной идентичности, также общую, "зонтичную" идентичность. Сибиряки, поморы, волжане, кубанцы, малорусы - суть формы существования единого русского этноса. Кашубам и силезцам их местная идентичность нисколько не мешает быть поляками, ломбардийцы, тосканцы и сицилийцы, при всех различиях, считают себя итальянцами и так далее.
Представим себе теперь, что какой-то из субэтносов государствообразующего этноса по тем или иным причинам настолько осознал свою особость, отдельность от общего ствола, что захотел государственной самостоятельности. В этой ситуации культурно-языковое строительство и сопутствующая политическая активность будут работать на формирование новой политической нации и подпитывать центробежные тенденции. Совершенно естественно, что нарождающаяся нация будет особенно активно работать над конструированием собственной идентичности - разработкой национальной идеи, национальной символики, национальных смыслов и ценностей и, конечно, истории.
Логично в этом случае честно признать, что новая нация ещё очень молода, и до точки ветвления на оси времени у неё вовсе нет самостоятельной истории, а есть только общая история и общая протоидентичность с материнским этносом и его формами национальной организации. Правда, подобное признание в этих условиях плохо совместимо с сепаратистскими тенденциями, поскольку неявно подрывает их мотивацию. Для поддержки таких тенденций гораздо естественнее было бы выстроить полностью альтернативную историю с её символикой, мифологетикой, героями и т.п., максимально затушевав отношения родства, культурные и иные связи. Честность, о которой шла речь выше, практически не реализуема в условиях тотального дефицита нравственности в политике и конвертирования идеалов в интересы.
Говоря об альтернативной, сочинённой ad hoc истории с наглым ретропроецированием всей национальной атрибутики, я имею в виду, прежде всего, Украину. Хотя известны и другие аналогичные случаи. Примерно то же самое было проделано в своё время и в юго-западных болгарских областях, входивших ранее в состав Югославии. Болгаро-македонские этнополитические дискусии в Сети до боли напоминают ломание копий между русскими и украинцами. Исключительная древность этнохоронима "македонец" весьма облегчила задачу этнополитического строительства в части сочинения истории - по крайней мере, для этого не понадобилось придумывать никаких, образно говоря, древних укров.
Подобные операции с исторической памятью не только компрометируют идентичность представителей материнского этноса, но и меняют (в случае Украины) объём понятия, обозначаемого его историческим самоназванием. В отличие от Македонии, где искусственный этногенез сразу охватил всю отпавшую от Болгарии территорию с её населением, на Украине процесс формирования политической нации завяз в этнополитической неоднородности этого квазигосударства. Часть украинцев, не успевших стать украинцами, тем не менее, перестала считаться и русскими, вопреки существовавшему до революции пониманию триединства русского этноса, включающего в себя малорусов, великорусов и белорусов.
Как мы уже видели выше, наличие кодифицированных литературных языков не мешает реализоваться концепции полиморфного этноса в рамках единой политической нации. Распад последней начинается с операций над идентичностью, ключевым элементом которых выступает исторический сепаратизм, основанный на обмане и подлоге. Дивергентное образование новых наций "честным" путём, по-видимому, относится к области ненаучной фантастики.