Это совсем не кусок картона
из шарманочной простодушной страны,
как покажется беглому взгляду.
Листья от этих деревьев пожелтели и улетели
ещё до первой революции, когда полыхали поместья,
и бабушка здесь - девушка с яблочными щеками,
она всего год, как в городе,
но шляпа на ней - уже позапрошлогодняя петербургская мода,
и мужчина, который стоит за спиной ещё вовсе не дед,
а скряга Йоханнес, продающий билеты на конке;
однажды он пришёл на свидание
(за вокзалом, возле Шнелевского пруда)
и, не дождавшись бабушки, проскользнул в ворота выставки,
что бы выгадать на билете,
а в другое свидание пожалел пятак на леденцового петуха.
Он стоит, сверкая цепочкой от часов,
подбородок задран кверху крахмальным воротом,
и разве он знает,
что в пятнадцатом году в Карпатах
австро-венгерская пуля первой войны мировой
застрянет меж двух костей
и во время второй мировой войны гангреной отрежет ногу.
Девчонка с весёлыми ямочками, - она прижимается к бабушке, -
это соседская Мильде,
сейчас она служит няней в господском доме на Широкой улице,
но Яан, что стоит за её спиной, не поведёт её под венец,
он - дюжий извозчик, бросает в копилку золотые пятирублёвки
и носит усы торчком и галстук по воскресеньям,
но вскоре он уйдёт насовсем в Порт-Артур
и даже написать не успеет,
а Мильде когда-то, намного позже,
станет сестрой милосердия, и растворится её неразделённая нежность
в тифозных бараках восемнадцатого года,
и никогда не вернётся смешливая Мильде.
Эта девочка с тонкими запястьями -
Тётушка Мийна,
и она отправилась в город, когда младшие подросли;
почти испуганно смотрит тоненькая деревенская девочка, совсем ребёнок,
и кто предскажет,
что она похоронит двух мужей, дважды в войнах сгорит до нитки
и будет жить, гордая и независимая,
словно чёрно-серый валун, не имеющий возраста,
одинокая: дети разбросаны по странам и кладбищам света.
Дядя Михкель, последний на фотографии,
плох здоровьем и слабогруд,
отдан он в слободу на выучку,
вскоре станет портняжить в городе и носить котелок,
будет самым заносчивым и надменным
горожанином среди деревенских,
станет рассказывать анекдоты, от которых краснеют сёстры и их подруги,
он помедлит с женитьбой, пока не пройдёт война,
и от него родятся двое мальчишек,
которые через двадцать лет,
когда снова начнётся война,
будут врагами друг другу,
и брат на брата пойдёт,
как если бы дядя Михель стрелял в самого себя,
когда окоп разодрал его тело на два куска,
которые никогда не сможет срастить никакая живая вода.
Дядя Михель забудет свои анекдоты,
а в старости водку полюбит,
и не будет близок сердцем ни к сыну, который при нём,
ни к сыну, которого занесло неизвестно куда,
и станет грустить втихомолку,
хотя и переживёт всех братьев своих и сестёр,
не смотря на слабую грудь.
Но бабушка на этой фотографии ещё уживается со скрягой Йоханнесом,
и всё у неё впереди -
дед,
дети,
и внуки…
Этот снимок - тихая дверь
в совсем далёкое время
и в иное, не столь далёкое,
и ведёт эта дверь не только
в простодушную шарманочную страну
с конкой, выставкой и леденцовыми петухами.
В.Бээкман, 1966