Пастораль-ка!.. (часть 2, увеселительно-воистину-заключительная)
Но не зря Бёрнс был фольклористом и уже потом - поэтом, к тому же - достаточно народным, ведь среди его мотивов есть и такие, которые гораздо ближе мировоззрению простонародья, в том числе и содержащимся в них юмором. Ну, например, как вот эта элегия «На смерть бедной Мали»:
Стихом ли, прозой ли грешу я, -
Слезой горючею пишу я.
Душой израненной бушуя,
Скорбит поэт!
Уж лучше круг свой завершу я,
Раз Мали нет!
Хоть и невелико богатство -
Не груды злата, не аббатство,
И в траур, скажем без злорадства,
Я не одет,
Но потерял я дружбу, братство,
Раз Мали нет!
Она гонялась за поэтом,
Склоняясь к прочим пируэтам;
Был для нее пред целым светом
Он высший свет!
Придется стать анахоретом,
Раз Мали нет!
Была она овцой ученой,
А не какой-нибудь вороной,
И хоть была она гуленой,
Да не во вред!
Что делать мне с тоской зеленой,
Раз Мали нет?
Когда брожу я за овином
Или гуляю по долинам
И щедро с агнецом невинным
Делю обед,
То нет конца моим кручинам,
Что Мали нет!
Она была не наша гнида -
Совсем особенного вида,
Ведь предка Мали из-за твида
Привез корвет, -
Какая жалость и обида,
Что Мали нет!
Какая злобная издевка,
О, ты, пеньковая веревка,
Для тех особенно, кто ловко
Петлею вздет!
И черный креп на мне - обновка,
Раз Мали нет!
О, барды Дуна, по старинке
Ко мне спешите, взяв волынки,
Печальной песни для разминки
Начав куплет,
И Роб, вздохнет, смахнув слезинки:
«Эх, Мали нет!»
Ну и для тех, кто еще не совсем перепугался этой сермяжной патетикой, есть среди его наследия и более хулиганское и совсем не пуританское возвращение к теме, хотя, впрочем, кто знает, что первичней - курица или яйцо, ведь оба шутливых (лишь до определенного предела) стиха датируются 1783 годом. Итак, невероятно жалобный рассказ о мальчике Бобби, который любил деньги...
«Последнее слово и смерть бедной Мали, единственной овцы автора»
На пастбище овечку Мали
Всегда на привязи держали.
В ногах запуталась веревка,
Свалилась Мали так неловко
В канаву и предсмертный крик
Услышал мой сосед Хюик.
Все добрым сердцем понимая,
Но горю как помочь не зная,
Тараща бельма и горюя,
Застыл он, что твоя статуя,
Похожий сам на мертвеца,
Вдруг слышит - речь ведет овца:
«Ты, кто сражен тоской горючей,
Перед тобой прискорбный случай!
Скажи хозяину, Хюик,
Что ты застал мой смертный миг!
Когда ж мой лорд разбогатеет,
И вновь овечек заимеет,
Пусть он о привязи забудет,
Веревки вить себе не будет,
Овечек бедных не неволит,
А только кормит их и холит,
Тогда стада его взрастут,
Приплод ему и шерсть дадут!
Скажи еще, что был он гордым,
Приветливым и добрым лордом,
И пусть теперь моих ягнят
Его забавы охранят:
Пусть к волку в лес их не пускает,
От мясника оберегает,
Печется пусть об их здоровье,
Дает им молоко коровье
И верной мерою сполна
Им сыплет сена и зерна,
Чтоб не было у них причины
Учиться у другой дичины,
Когда у тех в желудке пусто,
Жевать бобы или капусту,
Опустошая огороды,
Иль у зверей другой породы,
Тех, для которых благодать
Зерно в амбарах воровать.
Пусть агнца он не омрачает
И с первой сучкой не случает,
А если тот пойдет к гетерам.
Обучит пусть его манерам,
Иль, выражаясь фигурально,
Покажет, как вести морально, -
Не как какой-то грязный скот,
Кто всех подряд блядей… так вот,
Дочурка, глупая овечка,
Скажу я и тебе словечко:
Когда ты поздно или рано
Вдруг встретишь своего барана,
Сперва ты в мысли углубись
И с кем попало не… дружись!
Проходит жизнь как дуновенье, -
Вот, детки, вам благословенье:
О матери не забывайте,
Любиться не переставайте!
Скажи хозяину, Хюик,
Все, что поведал мой язык.
Пусть лорд придет и привязь сразу
В огне спалит он как заразу!
Ты ж мой пузырь возьми, Хюик!» -
И тут овцу каюк настиг.
* Перевод Д. Смирнова-Садовского