..Лучше, чем Александр Трифонович, сказать сложно...
…Когда кремлевскими стенами
Живой от жизни огражден,
Как грозный дух он был над нами, -
Иных не знали мы имен.
Гадали, как еще восславить
Его в столице и селе.
Тут ни убавить,
Ни прибавить,-
Так это было на земле…
Мой друг пастушеского детства
И трудных юношеских дней,
Нам никуда с тобой не деться
От зрелой памяти своей.
Да нам оно и не пристало -
Надеждой тешиться: авось
Уйдет, умрет - как не бывало
Того, что жизнь прошло насквозь.
Нет, мы с тобой другой породы, -
Минувший день не стал чужим.
Мы знаем те и эти годы
И равно им принадлежим…
Так это было: четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду.
Оно не знало меньшей меры,
Уже вступая в те права,
Что у людей глубокой веры
Имеет имя божества.
И было попросту привычно,
Что он сквозь трубочный дымок
Все в мире видел самолично
И всем заведовал, как бог;
Что простирались
Эти руки
До всех на свете главных дел -
Всех производств,
Любой науки,
Морских глубин и звездных тел;
И всех свершений счет несметный
Был предуказан - что к чему;
И даже славою посмертной
Герой обязан был ему…
И те, что рядом шли вначале,
Подполье знали и тюрьму,
И брали власть и воевали,-
Сходили в тень по одному;
Кто в тень, кто в сон - тот список длинен,-
В разряд досрочных стариков.
Уже не баловал Калинин
Кремлевским чаем ходоков…
А те и вовсе под запретом,
А тех и нет уже давно.
И где каким висеть портретам -
Впредь на века заведено…
Так на земле он жил и правил,
Держа бразды крутой рукой.
И кто при нем его не славил,
Не возносил -
Найдись такой!
Не зря, должно быть, сын востока,
Он до конца являл черты
Своей крутой, своей жестокой
Неправоты.
И правоты.
Но кто из нас годится в судьи -
Решать, кто прав, кто виноват?
О людях речь идет, а люди
Богов не сами ли творят?
Не мы ль, певцы почетной темы,
Мир извещавшие спроста.
Что и о нем самом поэмы
Нам лично он вложил в уста?
Не те ли все, что в чинном зале.
И рта открыть ему не дав,
Уже, вставая, восклицали:
«Ура! Он снова будет прав…»?
Что ж, если опыт вышел боком,
Кому пенять, что он таков?
Великий Ленин не был богом
И не учил творить богов.
Кому пенять! Страна, держава
В суровых буднях трудовых
Ту славу имени держала
На вышках строек мировых.
И русских воинов отвага
ЕЕ от волжских берегов
Несла до черных стен рейхстага
На жарком темени стволов…
Мой сверстник, друг и однокашник,
Что был мальчишкой в Октябре,
Товарищ юности не зряшной,
С кем рядом шли в одной поре,-
Не мы ль, сыны, на подвиг дерзкий,
На жертвы призванной земли,
То имя - знамя в нашем сердце
По пятилеткам пронесли?
И знали мы в трудах похода,
Что были знамени верны
Не мы одни,
Но цвет народа,
Но честь и разум всей страны.
Мы звали - станем ли лукавить?-
Его отцом в стране - семье.
Тут ни убавить,
Ни прибавить, -
Так это было на земле.
То был отец, чье только слово,
Чьей только брови малый знак -
Закон.
Исполни долг суровый -
И что не так,
Скажи, что так…
О том не пели наши оды.
Что в час лихой, закон презрев,
Он мог на целые народы
Обрушить свой верховный гнев…
А что подчас такие бури
Судьбе одной могли послать,
Во всей доподлинной натуре -
Тебе об этом лучше знать.
Но в испытаньях нашей доли
Была, однако, дорога
Та непреклонность отчей воли,
С какою мы на ратном поле
В час горький встретили врага…
И под Москвой, и на Урале -
В труде, лишеньях и борьбе -
Мы этой воле доверяли
Никак не меньше, чем себе.
Мы с нею шли, чтоб мир избавить,
Чтоб жизнь от смерти отстоять.
Тут ни убавить,
Ни прибавить, -
Ты помнишь все, Отчизна -мать.
Ему, кто все, казалось, ведал,
Наметив курс грядущим дням,
Мы все обязаны победой,
Как ею он обязан нам…
На торжестве о том ли толки,
Во что нам стала та страда.
Когда мы сами вплоть до Волги
Сдавали чохом города.
О том ли речь, страна родная,
Каких и скольких сыновей
Не досчиталась ты. Рыдая
Под гром победных батарей…
Салют!
И снова пятилетка.
И все тесней лучам в венце.
Уже и сам себя нередко
Он в третьем называл лице.
Уже и в келье той кремлевской,
И в новом блеске древних зал
Он сам от плоти стариковской
Себя отдельно созерцал.
Уже в веках свое величье,
Что весь наш хор сулил ему,
Меж прочих дел, хотелось лично
При жизни видеть самому.
Спешил.
И все, казалось, мало.
Уже сомкнулся с Волгой Дон.
Канала
Только не хватало,
Чтоб с Марса был бы виден он!..
И за наметкой той вселенской
Уже как хочешь поспевай -
Не в дальних далях,- наш смоленский,
Забытый им и богом,
Женский,
Послевоенный вдовий край.
Где занесло следы поземкой
И в селах душам куцый счет,
А мать- кормилица с котомкой
В Москву за песнями бредет…
И я за дальней звонкой далью,
Наедине с самим собой,
Я всюду видел тетку Дарью
На нашей родине с тобой;
С ее терпеньем безнадежным,
С ее избою без сеней,
И трудоднем пустопорожним,
И трудоночью - не полней;
С ее дурным озимым клином
На этих сотках под окном;
И на печи ее овином
И середи избы гумном;
И ступой - мельницей домашней -
Никак. Из древности седой;
Со всей бедой -
Войной вчерашней
И тяжкой нынешней бедой.
Но и у самого предела
Тоски, не высказанной вслух,
Сама с собой - и то не смела
Душа ступить за некий круг.
То был рубеж запретной зоны,
Куда для смертных вход закрыт,
Где стража зоркости бессонной
У проходных вросла в гранит…
И, видя жизни этой вечер,
Помыслить даже кто бы смог,
Что и в Кремле никто не вечен
И что всему выходит срок…
Но не ударила царь - пушка,
Не взвыл царь - колокол в ночи,
Как в час урочный та Старушка
Подобрала свои ключи -
Ко всем дверям, замкам, запорам,
Не зацепив лихих звонков,
И по кремлевским коридорам
Прошла к нему без пропусков.
Вступила в комнату без стука,
Едва заметный знак дала -
И удалилась прочь наука,
Старушке этой сдав дела..
Сломилась ночь, в окне синея
Из -под задернутых гардин.
И он один остался с нею,
Один -
Со смертью - на один…
Вот так, а может, как иначе -
Для нас, для мира не простой,
Тот день настал,
Черту означил,
И мы давно за той чертой…
Как говорят, отца родного
Не проводил в последний путь,
Еще ты вроде молодого,
Хоть борода ползи на грудь.
Еще в виду отцовский разум,
И власть, и опыт многих лет…
Но вот уйдет отец - и разом
Твоей той молодости нет…
Так мы не в присказке, на деле,
Когда судьба тряхнула нас,
Мы все как будто постарели - в этот час.
Безмолвным строем в день утраты
Вступали мы в Колонный зал,
Тот самый зал, где он когда - то
У гроба Ленина стоял.
Стоял поникший и спокойный
С рукою правой на груди.
А эти годы, стройки, войны -
Все это было впереди;
Все эти даты, вехи, сроки,
Что нашу метили судьбу,
И этот день, такой далекий,
Как видеть нам его в гробу.
В минуты памятные эти -
На тризне грозного отца -
Мы стали полностью в ответе
За все на свете -
До конца.
И не сробели на дороге,
Минуя трудный поворот,
Что ж, сами люди, а не боги
Смотреть обязаны вперед.
Там - хороши они иль плохи -
Покажет дело впереди,
А ей, на всем ходу, эпохе,
Уже не скажешь: «Погоди!»
Не вступишь с нею в словопренья,
Когда гремит путем своим…
Не останавливалось время,
Лишь становилося иным.
Земля живая зеленела,
Все в рост гнала, чему расти.
Творил свое большое дело
Народ на избранном пути.
Страну от края и до края,
Судьбу свою, судьбу детей
Не божеству уже вверяя,
А только собственной своей
Хозяйской мудрости.
Должно быть,
В дела по - новому вступил
Его, народа, зрелый опыт
И вместе юношеский пыл.
Они как будто из - под спуда
Возникли - новый брать редут…
И что же - чудо иль не чудо,-
Дела идут не так уж худо-
И друг и недруг признают.
А если кто какой деталью
Смущен, так правде не во вред
Давайте спросим тетку Дарью -
Всего ценней ее ответ…
Но молвить к слову: на Днепре ли.
На Ангаре ль - в любых местах -
Я отмечал: народ добрее,
С самим собою мягче стал…
Я рад бывал, как доброй вести
Как знаку жданных перемен,
И шутке нынешней и песне,
Что дням минувшим не в пример.
Ах, песня в поле, - в самом деле
Ее не слышал я давно,
Уже казалось мне, что пели
Ее лишь где - нибудь в кино,-
Как вдруг от дальнего покоса
Возник в тиши вечеровой,
Воскресшей песни отголосок,
На нашей родине с тобой.
И на дороге, в темном поле,
Внезапно за душу схватив,
Мне грудь стеснил до сладкой боли
Тот грустный будто бы мотив…
Я эти малые приметы
Сравнил бы смело с целиной
И дерзким росчерком ракеты,
Что побывала за Луной…
За годом - год, за вехой - веха,
За полосою - полоса.
Нелегок путь.
Но ветер века -
Он в наши дует паруса.
Вступает правды власть святая
В свои могучие права,
Живет на свете, облетая
Материки и острова.
Она все подлинней и шире
В чреде земных надежд и гроз.
Мы - это мы сегодня в мире,
И в мире с нас
Не меньший спрос!
И высших нет для нас вселений -
Одно начертано огнем:
В большом и малом быть, как Ленин,
Свой ясный разум видеть в нем.
С ним сердцу нечего страшиться.
И в нашей книге золотой
Нет ни одной такой страницы,
Ни строчки, даже запятой,
Чтоб нашу славу притемнила,
Чтоб заслонила нашу честь.
Да, все, что с нами было,-
Было!
А то, что есть -
То с нами здесь!
И все от корки и до корки,
Что в книгу вписано вчера,
Все с нами - в силу поговорки
Насчет пера
И топора…
И правда дел - она на страже,
Ее никак не обойдешь,
Все налицо при ней - и даже
Когда молчанье - тоже ложь…
Кому другому, но поэту
Молчать потомки не дадут.
Его к суровому ответу
Особый вытребует суд.
Я не страшусь суда такого
И, может, жду его давно,
Пускай не мне еще то слово,
Что емче всех, сказать дано.
Мое - от сердца - не на ветер.
Оно в готовности любой:
Я жил, я был - за все на свете
Я отвечаю головой.
Нет выше долга, жарче страсти
Стоять на том
В труде любом!
Спасибо, Родина, за счастье
С тобою быть в пути твоем.
За новым трудным перевалом -
Вздохнуть
С тобою заодно.
И дальше в путь -
Большим иль малым,
Ах, самым малым -
Все равно!
Она моя - твоя победа,
Она моя - твоя печаль,
Как твой призыв:
Со мною следуй,
И обретай в пути,
И ведай
За далью - даль.
За далью - даль!