Крепкий орешек (1988): И пришёл спаситель
Когда деревья были большими, телеканалов - раз-два и обчёлся, а трусы действительно стоили рубль двадцать, семья готовилась увидеть премьеру нового фильма. «Это с Румянцевой что ли?» - подозрительно щурилась мама. «Сами вы румянцевы, а это махач» - пророчил папочка. С экрана ухмылялся Брюс Уиллис, ещё молодой, но уже прекрасный. И каменноликий Арни, и печальноглазый Слай, и пронзительноголосый тезка из Гонконга сразу померкли, ибо вот он, любимый герой нашего времени: обычный парень с крепким чувством юмора, непрошибаемой живучестью и некиногенично волосатыми подмышками. «Джон…» - почти страстно выдыхает Бонни Беделиа. «Это у неё химия?» - интересуется мама. «Вот стервоза» - не скупится папочка. Но МакКлейн не борется ни с феминизмом, ни с карьеризмом, его цель - плохие парни всех мастей. Терроризм не знает национальности, герой не знает усталости, зрители не знают покоя, ладони взволнованно потеют, и кажется, от экрана тоже исходит честный мужской запах пота. «Бедный, за что ж его так» - сочувствует мама. «Ботинки надень, придурок!» - повышает обороты папочка. И будет стеклянный пол, и ночной полёт на тарзанке, и обвисший в цепях Карл, и очная ставка с Грубером, и репортаж наглого журналюги… «Вот же…» - кричит папочка и активно сомневается в его ориентации, намекая на занятия сексом в извращённой форме. «Доня, заткни уши» - советует мама. От телевизора несётся искренний, восторженный мат…
Реакция в чём-то даже лестная. Заслуженный острослов, задира и, по собственному выражению, шило в заднице, Джон МакКлейн вошёл в историю кинематографа босиком, а вышел новым поп-культурным идолом, героем не бесстрашным (он ведь почти реальный человек, а не какой-нибудь терминатор), но абсолютно неубиваемым и дико харизматичным. Квинтэссенция натуральной, а не киношной маскулинности; настоящий мужик с яйцами, во всех смыслах слова «положительный». Наверно, хорошо иметь такого брата, друга или хотя бы соседа: и мир, поднатужившись, спасёт, и повеселит изрядно. Правда, спасать мир он стал гораздо позже (и не только в серии про «Орешка»), пока ограничившись задачами локальными: умереть, сражаясь, а лучше - дать умереть другому. Ирония в том, что именно семейные ценности, которые он так защищал в первой части, и обесценились в первую очередь. Не слишком оптимистично обстоят дела и с ценностями общенациональными: профессиональная гордость, патриотизм, политкорректность и прочий пропагандистский мусор - всё это МакКлейну до известного места. Он бесцеремонно костерит полицейских, вносит смуту в международные отношения и вообще представляет собой образ этакого самостийного борца с тупоголовой системой, упрямого партизана лифтовых шахт и вентиляционных систем американского правопорядка. Страшно далеки они от народа, слишком самоуверенны и амбициозны, а потому истинные герои - всегда одиночки.
Тогда, в конце восьмидесятых, Америку ещё можно было критиковать. Сытую, самодовольную америку деловых костюмов, что, нанюхавшись кокаина, от скуки тянет ручонки к чужим жёнам; ленивую, косную америку униформ, где в начальстве тупой и ещё тупее, а федеральные агенты Джонсон & Джонсон способны только эффектно снять очки и эффектно сдохнуть, озаряя рождественским фейерверком вечернее небо; продажную америку журналистов, рискующих чужой жизнью ради своей 15-минутной славы; легкодоступную америку взломанных сейфов, которую преступники с неизменным удовольствием будут иметь снова и снова, несмотря на семь стальных трусов защиты (по миллиону долларов пара) и электромагнитный пояс верности. И небоскрёб, сей фаллический символ западной цивилизации, подобно Карфагену, должен быть разрушен, погребая под обломками лживые идеалы бизнеса, у которых нет времени даже на собственную семью; чьи дети праздничную ночь проводят с няней, пока родители пытаются найти друг друга на расстоянии двух шагов. Люди разучились понимать, полицейские разучились защищать, злодеи разучились просто творить зло, без показушного бахвальства и глупой самонадеянности. Вавилон наших дней, многоязыкий, порочный, вечный. Символ тотальной коммуникативной глухоты, сверкающая огнями пустышка с перерезанными телефонными проводами. Закат подкрался незаметно, оружие массового поражения шелестит в ваших карманах.
Тогда, в далёком 1988-м, «Крепкий орешек» раскрыл простой секрет (который для многих, кажется, так и остался секретом): терроризм всего лишь прикрывает воров. Но если миром правят деньги, почему спасать их должны рядовые макклейны в окровавленной майке-алкоголичке и бессмертной фразой «Йо-хо-хо, ублюдки»? Он ведь тут вообще случайно, его даже не приглашали на вечеринку… Но он пришёл. Когда деревья были большими, боевики медлительными, а Брюс Уиллис ещё носил шевелюру, он сделал нам отличный подарок на Рождество: круто сваренного полицейского, дерьмового (чего греха таить) семьянина и крайне обаятельного парня с тонкой усмешкой на губах. Иногда сверхспособностей мало, чтобы стать супергероем. И если бы МакКлейна не существовало, его бы стоило выдумать.
Рецензия на Кинопоиске на фильм «Крепкий орешек (1988)»
Реакция в чём-то даже лестная. Заслуженный острослов, задира и, по собственному выражению, шило в заднице, Джон МакКлейн вошёл в историю кинематографа босиком, а вышел новым поп-культурным идолом, героем не бесстрашным (он ведь почти реальный человек, а не какой-нибудь терминатор), но абсолютно неубиваемым и дико харизматичным. Квинтэссенция натуральной, а не киношной маскулинности; настоящий мужик с яйцами, во всех смыслах слова «положительный». Наверно, хорошо иметь такого брата, друга или хотя бы соседа: и мир, поднатужившись, спасёт, и повеселит изрядно. Правда, спасать мир он стал гораздо позже (и не только в серии про «Орешка»), пока ограничившись задачами локальными: умереть, сражаясь, а лучше - дать умереть другому. Ирония в том, что именно семейные ценности, которые он так защищал в первой части, и обесценились в первую очередь. Не слишком оптимистично обстоят дела и с ценностями общенациональными: профессиональная гордость, патриотизм, политкорректность и прочий пропагандистский мусор - всё это МакКлейну до известного места. Он бесцеремонно костерит полицейских, вносит смуту в международные отношения и вообще представляет собой образ этакого самостийного борца с тупоголовой системой, упрямого партизана лифтовых шахт и вентиляционных систем американского правопорядка. Страшно далеки они от народа, слишком самоуверенны и амбициозны, а потому истинные герои - всегда одиночки.
Тогда, в конце восьмидесятых, Америку ещё можно было критиковать. Сытую, самодовольную америку деловых костюмов, что, нанюхавшись кокаина, от скуки тянет ручонки к чужим жёнам; ленивую, косную америку униформ, где в начальстве тупой и ещё тупее, а федеральные агенты Джонсон & Джонсон способны только эффектно снять очки и эффектно сдохнуть, озаряя рождественским фейерверком вечернее небо; продажную америку журналистов, рискующих чужой жизнью ради своей 15-минутной славы; легкодоступную америку взломанных сейфов, которую преступники с неизменным удовольствием будут иметь снова и снова, несмотря на семь стальных трусов защиты (по миллиону долларов пара) и электромагнитный пояс верности. И небоскрёб, сей фаллический символ западной цивилизации, подобно Карфагену, должен быть разрушен, погребая под обломками лживые идеалы бизнеса, у которых нет времени даже на собственную семью; чьи дети праздничную ночь проводят с няней, пока родители пытаются найти друг друга на расстоянии двух шагов. Люди разучились понимать, полицейские разучились защищать, злодеи разучились просто творить зло, без показушного бахвальства и глупой самонадеянности. Вавилон наших дней, многоязыкий, порочный, вечный. Символ тотальной коммуникативной глухоты, сверкающая огнями пустышка с перерезанными телефонными проводами. Закат подкрался незаметно, оружие массового поражения шелестит в ваших карманах.
Тогда, в далёком 1988-м, «Крепкий орешек» раскрыл простой секрет (который для многих, кажется, так и остался секретом): терроризм всего лишь прикрывает воров. Но если миром правят деньги, почему спасать их должны рядовые макклейны в окровавленной майке-алкоголичке и бессмертной фразой «Йо-хо-хо, ублюдки»? Он ведь тут вообще случайно, его даже не приглашали на вечеринку… Но он пришёл. Когда деревья были большими, боевики медлительными, а Брюс Уиллис ещё носил шевелюру, он сделал нам отличный подарок на Рождество: круто сваренного полицейского, дерьмового (чего греха таить) семьянина и крайне обаятельного парня с тонкой усмешкой на губах. Иногда сверхспособностей мало, чтобы стать супергероем. И если бы МакКлейна не существовало, его бы стоило выдумать.
Рецензия на Кинопоиске на фильм «Крепкий орешек (1988)»