ПАТРИОТЫ
Из воспоминаний Александра Вертинского:
"Иностранцы не понимали многого.
Англичане, например, не могли себе представить, как можно жаловаться на свою родину. Для них это было невероятным шокингом...
- У нас в Англии тоже есть оппозиция правительству, - задумчиво говорили англичане, - однако мы никому не жалуемся ни на свою родину, ни на своё правительство".
"Никому" - это иностранцам.
Дело было между двумя Мировыми войнами.
Иностранец - foreigner - чужой, чуждый - это было тогда незыблемо.
Непонятный, опасный, нежелаемый, незванный.
Известно из литературы!
Прижиться иностранцу в Англии было тогда нелегко.
Даже выросший в семье англоманов, изрядный сноб и ставший потом англоязычным писателем Владимир Набоков именно в Англии осознал, что "на чужбине и звёзды из олова".
А между местными и foreigner навеки воздвигнута стеклянная стена.
Три года в Кембридже Набокову дали это понять.
Америка оказалась проще и радушнее.
Ох, не зря своего великого сыщика Эркюля Пуаро Агата Кристи сделала foreigner, бельгийцем.
Из вредности.
Назло соотечественникам, смотревшим на иностранцев свысока. То есть в этом смысле типичной англичанкой она не была.
Однако и сам Эркюль Пуаро не имел привычки ругать свою континентальную родину.
Это нормально, наверное.
Правильно.
Тогдашние русские - первая волна эмиграции - родину как раз поругивали, а то и бранили на чём свет стоит, но организовывали маленькую Россию там, где собирались хотя бы двое.
До смешного.
Тот же Вертинский рассказывал о русской, попавшей в Константинополь.
"- Ну, как вам Константинополь? - спросил я одну знакомую даму.
- Ничего, довольно интересный город. Только турок слишком много, - отвечала она".
"Иностранцы не понимали многого.
Англичане, например, не могли себе представить, как можно жаловаться на свою родину. Для них это было невероятным шокингом...
- У нас в Англии тоже есть оппозиция правительству, - задумчиво говорили англичане, - однако мы никому не жалуемся ни на свою родину, ни на своё правительство".
"Никому" - это иностранцам.
Дело было между двумя Мировыми войнами.
Иностранец - foreigner - чужой, чуждый - это было тогда незыблемо.
Непонятный, опасный, нежелаемый, незванный.
Известно из литературы!
Прижиться иностранцу в Англии было тогда нелегко.
Даже выросший в семье англоманов, изрядный сноб и ставший потом англоязычным писателем Владимир Набоков именно в Англии осознал, что "на чужбине и звёзды из олова".
А между местными и foreigner навеки воздвигнута стеклянная стена.
Три года в Кембридже Набокову дали это понять.
Америка оказалась проще и радушнее.
Ох, не зря своего великого сыщика Эркюля Пуаро Агата Кристи сделала foreigner, бельгийцем.
Из вредности.
Назло соотечественникам, смотревшим на иностранцев свысока. То есть в этом смысле типичной англичанкой она не была.
Однако и сам Эркюль Пуаро не имел привычки ругать свою континентальную родину.
Это нормально, наверное.
Правильно.
Тогдашние русские - первая волна эмиграции - родину как раз поругивали, а то и бранили на чём свет стоит, но организовывали маленькую Россию там, где собирались хотя бы двое.
До смешного.
Тот же Вертинский рассказывал о русской, попавшей в Константинополь.
"- Ну, как вам Константинополь? - спросил я одну знакомую даму.
- Ничего, довольно интересный город. Только турок слишком много, - отвечала она".