... И САЛЬЕРИ?
Отношения между творцами складываются по-разному.
Тут возможно всё - от лютой вражды до горячего почитания.
Но тип "Моцарт и Сальери" в самых разных вариантах встречается очень часто.
И с тысячей оттенков.
"Здесь жили поэты, - и каждый встречал другого надменной улыбкой", - писал Блок.
И ведь знал, о чём писал.
История отношений выдающегося поэта Евгения Баратынского с Пушкиным внешне очень благополучна.
Они практически ровесники.
Баратынский лишь на год моложе:
Оба дружили с Дельвигом и Кюхельбекером, были на "ты", переписывались.
Пушкин всегда восторгался стихами Баратынского.
Всячески их расхваливал, где только мог.
Пушкин вообще был хорошим другом и верным товарищем по цеху - лицейская закваска.
Профиль Баратынского в рукописи Пушкина (так считается):
Пушкин писал эпиграммы на тех, кто ругал собрата по поэзии, и высоко дар Баратынского ценил.
Но к концу жизни признавался жене: "Мы с ним как-то холодны друг к другу".
Так уж само собой вышло - они отдалились.
И не только житейски, что часто бывает с друзьями, когда им перевалит за 30.
Пушкин в 1836 году:
Баратынского часто называют загадочным и недооценённым:
Он отчего-то вошёл в особую моду у интеллигенции 1970-х.
Кушнер даже предпочитал его Пушкину.
И Иосиф Бродский тоже.
Он называл "Запустение" Баратынского лучшим стихотворением русской поэзии:
Заметим, Кушнер и Бродский оба ленинградцы, "любимцы горестной столицы".
Им близок сосредоточенный и напряжённо-меланхолический тон - "дикция" - Баратынского.
Но вот личная-то холодноватость Баратынского к Пушкину - отчего?
Причём в ответ на дружеские восторги и всяческую поддержку?
Вот одна из загадок.
Или разгадок?
Дело в том, что Баратынскому не нравилось то, что писал Пушкин.
Причём даже не по-сальериански, а куда откровеннее.
"Сказку о царе Салтане" помним?
Баратынский о ней:
"Нужен поэтический замысел, соответствующий их духу (народных сказок - С.) и по возможности все их обнимающий.
Этого далеко нет у Пушкина.
Его сказка равна достоинством одной из наших старых сказок и только.
Можно даже сказать, что между ними она не лучшая.
Как далеко от этого подражания русским сказкам до подражания русским песням Дельвига!
Одним словом, меня сказка Пушкина вовсе не удовлетворила".
Сказка, по мнению Баратынского, не удалась - бывает.
Даже у Дельвига русские песни лучше получались (то-то Дельвиг возмутился бы такой похвалой!)
Но не удовлетворила Баратынского и трагедия "Борис Годунов".
И он тут же нашёл "Годунова" куда лучше пушкинского.
"Трагедия Хомякова (на тот же сюжет - С.) далеко превосходит "Бориса" Пушкина (по словам брата)".
Конечно, это брат сказал - но Баратынский охотно поверил и повторил.
Зачем?
Надо сказать, сам "далеко превосходящий" А. Хомяков был сальерианец ещё тот:
Сравнивая себя с Лермонтовым, он писал Языкову:
"Между нами буди сказано, Лермонтов сделал неловкость: он написал стихи на смерть Наполеона, и стихи слабые ("Последнее новоселье" - С.); а ещё хуже то, что он в них слабее моего сказал то, что было сказано мною".
Вот она, "надменная улыбка" поэта!
Однако вернёмся к Пушкину.
Хоть «Евгения Онегина» Баратынский оценил?
Стихи признал прекрасными.
Но в общем отношение Баратынского и к "Онегину" было более чем прохладным и снисходительным.
Он упрекал Пушкина в том, что тон и форма заимствованы у Байрона, а своего совсем мало.
Писал так:
"Пушкину принадлежат в "Онегине" характеры его героев и местные описания России.
Характеры его бледны.
Онегин развит не глубоко, Татьяна не имеет особенности. Ленский ничтожен.
Местные описания прекрасны, но только там, где чистая пластика.
Нет ничего такого, что бы решительно характеризовало наш русский быт.
Вообще это произведение носит на себе печать первого опыта, хотя опыта человека с большим дарованием.
Оно блестящее; но почти всё ученическое, потому что почти всё подражательное.
Так пишут обыкновенно в первой молодости из любви к поэтическим формам более, нежели из настоящей потребности выражаться".
Разумеется, этот холод Баратынского не мог не сказаться на дружбе двух поэтов.
Однако не одного только Пушкина Баратынский считал не слишком значительным литератором.
Не без способностей, мол, не без блеска, но не более.
П.А. Плетнёв, много лет с Баратынским тесно друживший, засвидетельствовал:
"... помню его отзыв о Жуковском и Лермонтове.
Они, сказал Баратынский, в некотором роде равны И.И. Дмитриеву (баснописец-сентименталист, ныне подзабытый, но и во времена Баратынского стоявший во втором ряду - С.)
Как последний усвоил в нашей литературе лёгкость и грацию французской поэзии, не создав ничего ни народного, ни самобытного, так Жуковский привил нашей литературе формы, краски и настроения немецкой поэзии».
Ну, а Лермонтов чем плох?
"А Лермонтов (о стихах его и говорить нечего, потому что он только воспринимал лучшее у Пушкина и других современников) в повести своей показал лучший образец нынешней французской прозы, так что, читая его, думаешь, не взято ли это у Евгения Сю или Бальзака".
"Повесть" - это "Герой нашего времени".
Снова Лермонтову досталось - то от Хомякова, теперь от Баратынского.
Самым странным образом претензии к Лермонтову те же, что и к Пушкину - мол, ничего своего, всё откуда-то взято, скопировано и перепето.
А ведь это неправда.
Столь строгий к другим, Баратынский вовсе не был таким уж "самоедом".
Он тщательно и любовно готовил к печати свои - в самом деле замечательные - творения. Не гнался, правда, за шумным успехом.
Но однажды у него таки вырвалось : "Я имею несчастье быть мало известным"...
Это в отличие от рано познавшего славу Пушкина.
И от внезапно ставшего знаменитым Лермонтова - с его Печориным якобы… из Эжена Сю?
Впрочем, внезапная гибель Пушкина заставила Баратынского несколько подобреть к покойному поэту.
И даже найти у него прежде не замечаемые достоинства.
В 1840 году он пишет жене о Пушкине:
"Все последние его пьесы отличаются, чем бы ты думала? Силою и глубиною!"
Сила и глубина? У Пушкина-то?
Да неужели?
Кто бы мог подумать.