ДЕДОВЩИНА АРИСТОКРАТОВ
Это было, наверное, всегда.
Не только в России.
Хотя приходилось читать, что эту штуку породил "совок".
Враньё!
Только новое название появилось.
"Дедовщина" - что это такое, знают все, потому объяснять не буду.
А раньше это называлось цук.
В закрытых однополых сообществах цук в той или иной форме возникает всегда.
Как всегда скисает молоко или всегда на огне закипает вода.
И повезёт, если таким кипятком не обварит.
Даже набоковская Лолита цукала свою толстую школьную подружку.
Так и написано (перевод на русский автора, потому ошибка исключается):
В воспоминаниях Д.В.Григоровича очень красочно описан цук в Главном инженерном училище.
Где учился тогда же ещё один будущий писатель.
Не кто иной, как Фёдор Достоевский:
Достоевский, которого вечно воображают дохлым неврастеником, вообще-то был очень мужественным человеком.
И с цуком он справился - как позже справился с тяготами каторги.
Это дорогого стоит.
Характер!
Был и мягкий девичий цук - в пансионах и институтах благородных девиц.
Хорошо описан у Лидии Чарской.
Младшая ученица "обожала" кого-то из старших и всячески услужала той.
Вот такие малышки выбирали себе кумира:
Обожали, старались сделать что-то приятное своей избраннице, были у неё на посылках.
Старшие, вполне взрослые красавицы, охотно принимали и восторги. и услуги:
До грубых издевательств старших над младшими тут, конечно,не доходило.
Но сути дела это не меняет.
У мальчиков всё всегда было жёстче.
Разные формы цука до сих пор процветают в закрытых аристократических школах.
Традиция!
Английский король Карл III с ужасом вспоминает своё пребывание в престижной школе Гордонстоун, где его всячески унижали, осмеивали, лупили подушками и тапками:
Но почему у нас это называлось "цук"?
Цук - понуканье лошади рывком узды:
Стало быть, термин кавалерийский, придумали его военные.
И именно кавалеристы.
Юнкера-кавалеристы на занятиях:
Ещё и так эти парни могли:
И этак тоже:
Они-то и славились самым ядрёным цуком.
Как же это выглядело в благословенные времена, которые обычно изображают в пастельных тонах, а фоном идёт романтический вальс?
Князь В.С.Трубецкой (1892-1937г.г.) в своих "Записках кирасира" оставил одно из самых занятных описаний цука.
Дело было в юнкерском училище, то есть среди достаточно взрослых молодых людей.
Кадеты же - предыдущая ступень, младший возраст (где цук тоже был обычным делом).
Кадеты Омского кадетского корпуса:
А юнкера - это последние два курса учёбы перед производством в офицеры.
Итак, 1912 год, знаменитое Николаевское училище:
Оно выпускало офицеров для регулярной кавалерии.
Эти юнкера составляли эскадрон:
Готовились там и офицеры казачьей конницы - эти юнкера именовались сотней:
Эскадрон состоял только из дворян.
И самый свирепый цук царил в именно в эскадроне.
У казаков всё было проще - и складывались более товарищеские отношения без особых фокусов.
Николаевец-казак в полевой форме:
Юнкерская форма вообще-то была вот такой:
Цук же был самой обыкновенной дедовщиной:
"Каждый юнкер старшего курса имел своего так называемого "зверя", то есть юнкера-первокурсника, над которым он измывался и куражился, как хотел".
А такие симпатичные лица у юнкеров - кто бы мог подумать, что они такое вытворяли.
Чем не милый мальчик:
Или этот вот:
Или этот:
Фантазии старших были самые дурацкие.
"Спали юнкера в общих дортуарах вместе - и старшие, и младшие.
Бывало, если ночью старшему хотелось в уборную, он будил своего "зверя" и верхом на нём отправлялся за своей естественной нуждой.
Это никого не удивляло и считалось вполне нормальным".
Дортуары были такого вот казарменного типа, так что развлечения старших были потехой для всех:
Придумывали и другие штуки:
"Если старшему не спалось, он нередко будил младшего и развлекался, заставляя последнего рассказать похабный анекдот.
Или же же говорил ему: "Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины" или "Молодой, пулей назовите полчок, в который я выйду корнетом".
Производство в офицеры - главная цель, престижный полк - мечта.
Свежепроизведённые кирасиры (князь Трубецкой после училища тоже стал кирасиром):
"Молодой" был обязан знать все мечты и планы цукающего.
Назубок.
Отвечать следовало без запинки.
И как мило всё обставлено, на "вы"!
"В случае неправильного ответа старший тут же наказывал "зверя", заставляя его приседать на корточки подряд раз тридцать или сорок, приговаривая: "ать-два, ать-два, ать-два".
Особенно любили заставлять приседать в сортире у печки".
Вот ещё николаевские юнкера:
Ага, да это же граф Карл Маннергейм!
Тот, что сидит.
Приседал ли он сорок раз в сортире?
Мечты о карьере были идеей фикс юнкеров:
"Старшие, хотя тоже были юнкерами, заставляли "зверей" величать себя "господин корнет".
Этот со вчерашнего дня корнет - и счастлив, мечта сбылась:
Дурили юнкера по-всякому:
"Иной раз старшему приходила в голову и такая фантазия.
- Молодой! - приказывал он. - Ходите за мной и вопите белугой.
И молодой "вопил белугой", неотступно следуя за старшим, куда бы тот ни пошёл, пока старший не командовал: "Отс-ставить!"
Ещё одно симпатичное юнкерское лицо, которое нам трудно, но нужно вообразить вопящим белугой:
Или такое:
Интеллектуальные издевательства тоже практиковались:
"Бывало, что старшие заставляли младших писать сочинения на самые невероятные темы, например, "Влияние луны на бараний хвост".
И молодые беспрекословно выполняли всю эту чепуху, так как ослушаться приказания старшего юнкера не позволяла традиция".
Хороша традиция!
Из юнкеров начальством назначался вахмистр - что-то вроде старосты.
Товарищи называли его "земным богом", и "его власть над юнкерами была почти безгранична".
Ещё любопытнее, что громадным авторитетом среди юнкеров пользовались те, кто за скверные успехи в науках были оставлены на второй или третий год.
Эти балбесы носили прозвище "генералы школы":
"Ходили они по училищу, как вельможи, чувствовали себя героями и "цукали" как угодно и кого угодно в своё удовольствие":
"Интересоваться науками вообще считалось в училище своего рода дурным тоном.
Гульнуть же с хорошей бабёнкой, кутнуть в весёлой компании, а при случае - смазать по роже штатского интеллигента или же подцепить болезнь, про которую в обществе громко не говорят, - вот это были стоящие дела":
Знали ли высшие офицеры и училищное начальство обо всём этом?
Разумеется!
Отцы-командиры юнкеров "относились к цуку скорее одобрительно и, если прямо его не поощряли, то смотрели на это сквозь пальцы":
"Ибо сами эти командиры в большинстве были питомцами этого замечательного училища, из стен которого, как ни странно, в своё время вышел корнетом знаменитый поэт Лермонтов".
Во дворе училища имелся скромный памятник поэту.
Да, самолюбивый и обидчивый Лермонтов присоединился к цуку школы гвардейских прапорщиков (так при нём называлось Николаевское училище):
Некоторые чудаки сейчас считают Лермонтова чуть ли не основателем цука.
Но для поэта два года в этом заведении, по его собственному признанию, были самым "злополучным временем".
Неприятным, тяжёлым и унизительным - и очень понятно, почему.
Тяжело дались ему офицерские эполеты:
Но неужели никто никогда не протестовал против глупых и унизительных традиций цука?
Неужели невозможно было обойтись без него?
Почему юноши из лучших семей терпели измывательства над собой и никогда не жаловались?
Дело вот в чём.
"...когда молодой человек попадал в стены училища - первым делом старшие спрашивали его, как он желает жить - "по славной ли училищной традиции или по уставу?"
Как быть?
Ведь товарищи в таких условиях - самое важное:
Того, кто выбирал жизнь по уставу, избавляли от цука, но и товарищем уже не считали.
Никогда.
Его называли "красным".
Его бойкотировали, никто с ним не разговаривал, не водился.
"Земной бог" - вахмистр - и взводные юнкера не спускали "красному" ни малейшей оплошности.
Они досаждали ему внеочередными нарядами, лишали его отлучек со двора" (по уставу они имели такое право).
Таким "красным" юнкером был, например, честолюбивый и принципиальный Михаил Тухачевский:
Но что самое главное, дальнейшая карьера "красного" складывалась не лучшим образом.
"..."красного" по окончании училища никогда бы не принял в свою офицерскую среду ни один гвардейский полк.
Ибо в каждом полку были выходцы из Николаевского училища, всегда поддерживавшие связь с родным училищем, а потому до их сведения, конечно, доходило, кто из новых юнкеров - "красный".
А офицерское сообщество было столь же жёстким, как и юнкерское, хотя выглядело мило.
Что в лермонтовские времена:
Что до самого 1917 года:
Потому "красных" всегда было ничтожно мало.
Князь Трубецкой замечает:
"Как это ни кажется странным, но Николаевские юнкера чрезвычайно любили, даже обожали своё училище.
Да, в училище была особенная публика - неунывающая, весёлая, лихая, а главное - дружно сплочённая":
Вот цук и воплощал эту замечательную дружбу и сплочённость.
Которая продолжалась и на службе:
А ещё эту сплочённость олицетворяла знаменитая песня, которую сложили юнкера Николаевского училища.
Позже она разлетелась по другим училищам и полкам, обрастая местными куплетами.
Кочуя по офицерским пирушкам, по манёврам и войнам:
Песню эту все, наверное, знают.
Потому что её поют герои "Дней Турбиных" М. Булгакова:
Едут, поют юнкера Гвардейской школы,
Трубы, литавры на солнце горят.
Лейсь, песнь моя любимая,
Буль-буль-буль бутылочка казённого вина!
Добравшись окольными путями до Киева и до совсем не военной семьи Булгаковых, вино в юнкерской бутылочке из казённого стало зелёным.
Это, наверное, случилось потому, что Булгаковы выучили песню на слух.
А за ними и Турбины так же запели:
Но именно таким образом эта песня стала бессмертной.
Буль-буль-буль.