Это не о водке.
О физиологии творчества.
В прямом смысле физиологии.
Впрочем, и о водке тоже.
16 апреля 1949 года Иван Бунин писал своему другу, писателю:
"Любезный Собрат, советую Вам избегать спиртных напитков - это доставит вам нравственное удовлетворение, кроме того, избавит Вас от понижения Вашей телесной температуры.
Вы, вероятно, знаете, что алкоголь понижает её, а меж тем для писателя нужно, кажется, даже некоторое повышение её".
Странные были, конечно, у Бунина медицинские воззрения.
Питьё спиртного температуру ничуть не снижает.
Напротив, это известное средство "для сугреву". И для повышения кровяного давления.
Потому у пьющих быстро краснеет лицо и в особенности нос:
А вот при горячке (так в старину называли повышенную температуру) растирание кожи водкой с уксусом и последующее её "овевание веером" доктора советовали.
И это в самом деле работало.
Но Бунин был свято убеждён в том, что и алкоголь, принятый внутрь, снижает температуру.
А для творчестве необходима - тоже по его уверениям - температура повышенная.
Творческий жар!
Он даже пример привёл:
"Мне эта мысль не раз приходила в голову насчёт Чехова, - у него, чахоточного, с конца его двадцатых годов, должно быть, всегда было за 37 делений - иначе он не написал бы так рано (по его возрасту) столь взрослых и замечательных штук, как "Скучная история", "Палата №6" и т.д."
Ищет Бунин и другие примеры :
«Так было и с чахоточной Катериной Мансфильд - и со многими другими».
Высокая температура как чудесное средство повысить и творческий тонус опробовано Буниным на себе:
«А всё это я клоню к тому, что в тот день, когда обозначилась моя болезнь и температура была у меня уже около 38, я с удивительной лёгкостью, почти без единой помарки и с какой-то бесовской лёгкостью вдруг стал писать стишки, из коих послал Вам штук пять и, думаю, мог написать их так же легко хоть сотню".
Какой простой секрет!
Заболел - и нахлынуло вдохновение.
Но "взрослость" совсем нестарого Чехова вряд ли объясняется именно показаниями градусника и недомоганием.
Это просто талант.
А своеобразный минорный тон его зрелых вещей вызван ещё и осознанием своей болезни.
Ведь Чехов был дипломированным врачом.
Думаю, болезнь всё-таки влияла. Подспудно.
Ведь от природы Чехов был человеком общительным, стойким, с безотказным чувством юмора.
«Распускать мерехлюндию» не любил.
Шутил до последних минут.
Обычно в школьных учебниках классики изображены с самыми постными физиономиями.
А вот какой полный самоиронии портрет позднего Чехова с лихими усами:
Но болезнь не отступала.
Сказывалась.
Туберкулёзными больными часто овладевает ощущение безнадежности, неуклонно и неовратимо убывающих сил.
А в старину печальный финал больног чахоткой был предрешён.
В символических картинах это изображалось так:
В лирических так:
В жизни всё было прозаичнее и труднее.
Ещё один поздний портрет Чехова.
Уже похудевшего, бессильно откинувшегося на подушки.
С яркими чахоточными пятнами на щеках:
Мучительное сознание того, что жизнь уходит, пронзительно и точно - день за днём - запечатлено в нашумевшем некогда дневнике Марии Башкирцевой (1858 - 1884).
Девушки очень талантливой и честолюбивой:
Мария ещё одна жертва безжалостной чахотки.
От которой в её (и Чехова) время излечиться было почти нереально.
Однако Чехову всё-таки очень не нравилось, когда его называли певцом сумерек и тоски.
Свои пьесы «Чайка» и «Вишнёвый сад» он упорно считал вполне себе весёлыми комедиями.
И сетовал, что в сценические версии этих пьес Алексеев (К.С. Станиславский) напустил сверх меры нытья - и замедлил действие настолько, что автор даже грозился выбросить из "Чайки" последний акт.
Вот «Вишнёвый сад» в МХТ, «комедия в четырёх действиях».
Все плачут:
И снова плачут:
Только вот тут, на общем фото из «Чайки», все не плаксивые, а разные.
И очаровательно улыбается Ольга Леонардовна Книппер.
Чехов так любил её жизнерадостный нрав:
А "чахоточная Катерина Мансфильд" из письма Бунина - это Кэтрин Мэнсфилд (1888 - 1923г.г.)
Прекрасная писательница родом из Новой Зеландии.
Автор известных книг "Гнездо голубки" и "Что-то детское":
Талантливая «Катерина» вела бурную богемную жизнь в Европе.
Однако туберкулёз терзал её.
Она пыталась лечиться самыми невероятными методами - тогда не было термина "альтернативная медицина", но само явление существовало.
Например, Мэнсфилд подвергала воздействию рентгеновских лучей свою селезёнку (был такой странный способ борьбы с туберкулёзом лёгких - бесполезный, разумеется).
Ничего не помогло, силы уходили:
Болезнь рано свёла Кэтрин Мэнсфилд в могилу.
По странному родству души и судьбы писательница одной из первых - первых вне России - оценила гений Чехова.
Мэнсфилд восхищалась Чеховым, подпала под его влияние - и стала большим мастером психологической новеллы.
Это было первое поколение людей Запада, зачарованных Чеховым.
Но скоро будет у Беккета: "Входит Владимир"...