РУКА ПОБЕДИТЕЛЯ
Пикап вроде бы вышел из моды.
Хотя скорострельный флирт штука старая, как мир.
Пикаперы и неотразимые сердцееды были всегда, просто не вдавались в теорию.
Вернее, не всегда вдавались.
Это история случилась на маскараде в Мариинском театре в 1921 году.
Герои нерядовые.
Он (именно он всё это потом записал - и молодец; ведь интересно же, что они чувствуют?) - молодой художник, красавец с гусарскими замашками Владимир Милашевский.
28 лет, но ветер в голове.
Она... Вот её все знают.
Маскарадное веселье всегда было связано с нарушением многих табу.
С временной отменой всех запретов и границ - и с неизбежной любовной лихорадкой:
Скудное и очень голодное начало 1921 года было всё-таки временем жажды радости.
Хотелось именно радости вопреки всему.
А маскарады в театрах и вовсе очень старая традиция - кресла партера на этот случай убирали, и в зале танцевали и веселились.
Выглядело это так:
Если в партере царила толкучка, в интимных потёмках лож можно было уединиться за запертой дверью:
В ложах веселились компании - и парочки предавались любви.
Итак, маскарадный бал 1921 года.
Не знаю, был ли тогда на нашем герое какой-то маскарадный костюм.
Себя он считал неотразимым.
Любил быстрое действие - быстрый флирт.
И быстрый рисунок, как у Дюфи.
Даже "метод темпа" придумал: рисовал пером или спичкой, которую макал в тушь. Несколько минут - и готово.
Годилась и текучая, капризная акварель.
Быстро написанный портрет поэтессы Ирины Одоевцевой:
Себя он же 10 лет спустя после того маскарада он изобразил таким:
А это его любимая фотография, довольно поздняя.
Весьма импозантный господин:
Она...
Она была высокой, в чёрном домино и чёрной шёлковой маске.
Классическая маскарадная маска начала ХХ века:
Такие маски были в большом ходу в эпоху модерна.
Вторая жена А.Н. Толстого Софья Дымшиц в маскарадном наряде 1913 года и в красной маске:
Ну, а домино - это такая просторная накидка с капюшоном.
Обычно чёрная.
Если маска скрывает лицо, то домино максимально скрывает фигуру.
Чтобы уж точно было не узнать:
Итак, он перекинулся с ней парой пустых фраз.
А дальше - учитесь у него.
Или возражайте, что так делать не надо.
Или надо не так?
Он уверенно идёт в атаку:
"Рука моя быстро нашла в этой чёрной хламиде какую-то прореху, и я схватил маску за тёплую руку.
Молодая, тёплая и нежная рука! Скорей, скорей! Гладь её, касайся, не давай ей привыкнуть к прикосновению. Переменный прерывистый ток! Дразни, дразни её нервы!
Милое домино! Вы наскочили на пианиста, на мастера своего дела, на своего рода Шопена или Листа!
А вы думали так... пройдёмся по коридору...
- Пойдём, Домино, в третий ярус, там, кажется, свободнее".
Она согласна на третий ярус!
Он вынужден выпустить её руку - пока они на лестнице, пока идут вверх; она, как положено по правилам этикета, впереди.
Он в это время дружил с Кузминым и Бенуа и рисовал вот такие эротические картинки:
Потому и на лестнице времени не терял:
"Коснусь в центре спины, сразу отпущу руку! Коснусь чуть пониже! Фигура скорее скромная...
Опять нашёл в складках её руку. Нежная рука длинновато-высокой женщины!
Но это не девушка! Судя по каким-то излучениям её тела!
Женщина бывалая!..
Смелей! В атаку!
С рыси переходи на галоп!
Надо, чтобы она привыкла к руке, как лошадка. Поглаживай, поглаживай её".
В общем, всё дело в руке:
Далее целая ода в прозе:
"Никто ещё не исследовал человеческую или, вернее, мужскую руку!
Есть рука пианиста неповторимая! Рука Рахманинова! Рука Скрябина!
И есть рука взломщика сейфов!
Есть руки картёжных шулеров... такое же чудо, как и руки скрипача Паганини.
И есть рука победителя женщин.
Это уже настоящая тайна природы.
И если "те" руки можно тренировать, изощрять упражнениями, то рука победителя не требует упражнений.
Это уж - подарок Всевышнего.
Я говорю, конечно, о "победителях" в один вечер, а не о руках лирических воздыхателей, которые мямлят по полгода!"
Какова же эта чудо-рука?
Подарок Всевышнего от Дюрера:
Милашевский всегда рисует очень летуче, зато описывает в подробностях:
"Сухая, сильная, тёплая ладонь.
И не жёсткая, а предательски ласковая, как бы впивающаяся ладонь.
Именно при этих условиях идёт магическое "излучение", порабощающее женщину!
Мокрая ладонь, хотя бы чуть влажная и липкая, с холодноватыми пальцами - это могила! Провал! Даже тонкий слой влаги уже не пропускает "поработительных лучей"!
От сухой и мягкой ладони женщины должны обороняться, как от врага, способного испортить всю её жизнь!
Она теряет разум, дав этой ладони до себя дотронуться!"
Таковы уж были каноны пикапа.
Предполагалось, что женщина не ведает, что эта сухая ладонь означает: он не взволнован, не возбуждён, не жаждет.
Он спокоен и деловит?
Неужели это так уж интересно?
Между тем наша маскарадная пара достигла третьего яруса.
Большинство лож уже занято, но намётанный глаз капельдинера видит шикарно скроенные брюки нашего героя.
Разве такой не сможет заплатить за ключик от ложи?
Так и вышло.
Он действует, как привык:
"Сейчас нажим на спинку должен быть сильней и затяжней! А слова, чем площе и тухлее, тем лучше!
Теперь всё дело в том, чтобы коснуться радиоактивной рукой её голых коленок под домино и тогда...
Далее, как в шахматы... по разработанной системе: староиндийская партия или какая-нибудь там... партия Чигорина или Алехина!"
Вроде бы всё идёт, как по маслу:
"Итак довольно остро!
И вдруг!
Очевидно, какой-то неверный жест!
Чёрт возьми!
Но все мои "ходы" были выработаны между двух " раз" танца Смерти!
Так что.. Может быть... грубее на полтакта, чем ей требовалось!
Порывистый жест, снимающий маску!"
И он видит лицо, знакомое всем, любимое тогда многими.
И многими нами теперь тоже любимое - много лет спустя:
Или вот знаменитый её же портрет:
Она категорична:
- Довольно! Игра окончена! Я иду домой! Вы меня проводите?
Он обескуражен:
- Ах, простите... Я не знал, Анна Андреевна...
Это финал.
Не блестящий.
Наверное, слова, "чем тухлее, тем лучше" - хорошее противоядие против чар радиоактивной руки?
Он признаёт поражение:
"Нет! Нет! Я не был специалист по гениальным женщинам!
Никогда я не был бы любовником ни мадам де Сталь, ни Жорж Санд.
Ни Софьи Ковалевской... другая техника...
Мне милее не знаменитости, а так...мадам Бовари из Пензы..."
Да, скромность украшает человека.
Но они ведь ещё раз встретились.
Через 38 лет.
Встретились по делу: ему заказали её портрет для Пушкинского дома.
Портрет нарисовался такой:
Они мило поговорили и вспомнили ту давнюю встречу на маскараде.
Посмеялись.
Он ей потом немного отомстил.
Ей теперешней, 1959 года, которую он узнал только по росту.
Описал её так:
"Что-то рыхлое, пухлое, тяжёлое заменило или почти родилось из того, что когда-то было чётким, сухим и гибким!"
Про себя думал, конечно, что он-то ещё ого-го, хотя…
Вряд ли так уж ого-го:
А ещё он поиздевался над рисунком Модильяни.
Художник когда-то нарисовал её юной.
Этот рисунок висел у неё на стене, и им она очень гордилась:
Он же не в восторге:
"Анна Ахматова, изображённая в виде какой-то пакостно-похабной жирной гусеницы...
Еле-еле, бездарненько выведенный профиль сомнительной схожести! ... Какая-то клевета...
"Ну, жалкий же ездок!" - как говорится о Молчалине".
Обычное дело у ездоков - "и каждый встречал другого надменной улыбкой".
Но рисунок Модильяни и в самом деле не очень хорош.