УБИЙЦА ЧАЙКОВСКОГО
«Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!»
Слова эти у Булгакова говорит иностранец «в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях» - одно из воплощений самого Дьявола.
Дьявол в таких делах несомненный соучастник.
Бог роковых случайностей - и отец вздорных домыслов.
Скоропостижную смерть знаменитого композитора П.И. Чайковского публика сочла подозрительной.
Причём почти сразу же после печального утра 25 октября (6 ноября) 1893 года.
Смерть от холеры показалась слишком тривиальной.
Умереть от «болезни бедных» в центре Петербурга?
Человеку состоятельному, живущему в прекрасных гигиенических условиях?
Нестарому, не страдавшему серьёзными хроническими болезнями?
Пациенту лучших столичных докторов?
Нереально!
Как водится, началось всё с упрёков нерадивым лекарям.
"Врачи-убийцы" - это обвинение, наверное, будет звучать всегда.
Первым на врачей набросился популярный публицист, друг Чехова А. В.Суворин:
На следующий же день после кончины композитора в своей газете «Новое время» А.В.Суворин резко обвинил врачей Чайковского в некомпетентности и небрежности
А ещё в корпоративном заговоре молчания.
Журналиста можно понять: в официальном некрологе причина смерти вообще не называлась.
Хотя в свете уже поговаривали о холере.
Семья Чайковского выступила в защиту медиков.
Брат композитора Модест даже опубликовал подробную, по часам, хронику болезни покойного.
Позже Суворин даже принёс личные извинения обиженному им врачу.
Но слово не птица, вылетит - не поймаешь.
Привычно отругав докторов-неумех, молва быстро перешла к куда более занимательной и эффектной версии.
«Чайковский отравлен!»
Дело в том, что в своём отчёте медики написали об уремии - отравлении организма продуктами белкового обмена из-за нарушения работы почек.
Уремия характерный симптом холеры.
Публика ничего не поняла, кроме слова «отравление».
Зато сразу вспомнила легенду о Моцарте и Сальери.
И понеслось!
Правда, поначалу - воспоминания об эпидемии холеры в Петербурге были ещё свежи - больше судачили о том, где же великий музыкант выпил роковой стакан холерной воды.
Кто его поднёс?
Версий было много.
Нашлись и "очевидцы", видевшие этот стакан.
Вернее, самые разнообразные стаканы в разных местах.
Чуть позже в России разразилась мода на декаданс и суицид.
Тогда-то публика решила и Чайковского записать в романтические самоубийцы.
Ведь холера - это так вульгарно.
Куда эффектнее, если бы нервный и утончённо-эмоциональный композитор сам принял яд.
Но почему принял?
Любовные дела, не иначе.
Тогда иначе не мыслили.
Гомосексуальные склонности Петра Ильича не составляли тайны для многих.
Но его характер, воспитание и природный такт были таковы, что ни в какие эротические скандалы он никогда не попадал.
Если, конечно, не считать таковым его злосчастную женитьбу.
Но и тогда дело удалось замять.
Стало быть, скандал был тайным?
Неведомая драма?
А кто её герой?
Тут мнения реконструкторов отравления кардинально разошлись. Надвое!
Одни решили: если предмет страсти, которая привела композитора к стакану с ядом, никому не известен, то это лицо совершенно незначительное.
Была сочинена фигура очаровательного сына дворника.
Другие напротив, считали причиной суицида Чайковского лицо высокого социального положения.
Самого высокого!
Так в воображении любителей сенсаций возник образ некоего великого князя, соблазнённого Чайковским.
Версия была такая:император Александр III якобы всё это узнал, впал в ярость и предоставил композитору скудный выбор - «яд или Сибирь»
Кстати, то же решение (уверяла другая группа фантазёров) было принято и дворником, отцом красавца - но это совсем уж ни в какие ворота не лезло.
Император - палач композитора?
Ничего удивительного: тогда было модно демонизировать царей и приписывать им дьявольские козни.
Например, появилась версия, что Лермонтов на дуэли убит не Мартыновым, а неким агентом Николая I, засевшим в кустах.
Тот же Николай якобы лично спланировал дуэль и смерть Пушкина.
Итак, стали искать подходящего великого князя на роль жертвы.
Жертв нашлось три.
Первая - горячий поклонник творчества композитора великий князь Константин Константинович, известный как поэт К.Р.:
Тут возникла даже странная параллель с Моцартом: великий князь как раз заказал Чайковскому незадолго до его кончины Реквием.
Таким образом он вполне мог стать Чёрным человеком русского гения.
Однако Чайковский от заказа отказался, а К.Р. (как позже стало известно из его дневников) питал тайную слабость не к пожилым композиторам, а к молодым банщикам.
Оставаясь при этом хорошим семьянином, нежным мужем и отцом девятерых детей.
Не то!
Рассматривалась и кандидатура наследника престола, будущего Николая II:
Тут уж смех дьявола - тембра Мефистофеля-Шаляпина - был слышен явственно: мужчинами наследник престола совсем не интересовался.
Зато был в самом разгаре его роман с балериной Кшесинской, вот этой смелой и пылкой прелестницей (редкое фото в шортиках):
Правда, был на примете ещё один великий князь, московский генерал-губернатор Сергей Александрович.
Этот большой почитатель музыки Чайковского был как раз геем:
В свете острили, что при нём Москва стояла не на семи холмах, а на одном бугре («буграми» тогда называли геев).
Однако многочисленные связи Сергея Александровича (с молодыми военными) императору были известны.
И никого из-за этого пить яд он не заставлял.
Вообще внимания не обращал на такие шалости брата.
К тому же сам император Александр III был страстным поклонником творчества Чайковского.
Назначил ему персональную пожизненную пенсию и очень горевал, узнав о его смерти.
То есть никак в отравители не годился.
Тогда начался поиск иных мстителей.
Был выдуман некий «суд чести» бывших воспитанников Училища правоведения.
Чайковский закончил его в 1859 г. (тут он в мундире правоведа):
Якобы суд однокашников и приговорил своего давнего соученика к казни (самоубийству) за соблазнение …
Кого же?
Сын дворника не годился для заступничества целой толпы великосветских юристов.
Потому возникло имя некоего юного графа Стенбок-Фермора (по аналогии с историей Оскара Уайлда и лорда Дугласа).
Якобы по настоянию семьи графа император таки пообещал лишить Чайковского прав состояния и отправить (снова!) в Сибирь.
Такое позорное наказание якобы марало мундир честного правоведа.
С товарищами по училищу Чайковский не дружил и поддерживал знакомство лишь с двумя-тремя из однокашников, включая известного поэта Апухтина, тоже гея (на этой фотографии рядом с Чайковским Апухтин - полный господин, скрывающий корпулентную фигуру за спинкой кресла):
Однако в воображении романтиков Чайковский зачем-то явился на суд возмущённых старых товарищей.
"Суд" принудил композитора к самоубийству.
Чайковский якобы послушно выполнил приговор.
Причём вместо того, чтобы принять яд (тот же морфий), зачем-то самозаразился такой неприятной штукой, как холера.
Разумеется, никакие Стенбок-Ферморы никогда не подтвердили эту дикую байку. Возмущались.
Ещё нелепее выглядит этот суд, если учесть, что именно Училище правоведения славилось гомосексуальными нравами и педагогов, и воспитанников - и каждый год исправно выпускало геев.
Слух о «суде чести» возник из воспоминаний дамы, не имевшей к Чайковскому никакого отношения.
Однако у любителей сенсаций возникла, как иронизировала Нина Берберова, нерушимая «вера в то, что человек в 1966 году рассказал об услышанном им в 1913 от женщины, узнавшей это от мужа, умершего в 1902 году».
Дьявольские изобретения молвы по поводу кончины Чайковского увенчались поистине фееричной вишенкой.
Её привёз в Америку танцовщик и хореограф Джордж Баланчин (это его фото столь же экстравагантно, как и его байка про Чайковского):
Баланчин рассказывал, что великий композитор просто играл в «русскую рулетку» с судьбой при помощи стаканов с чистой и отравленной водой.
«Mad Russian»!
Задёрнем же пыльный бархат сомнительных преданий.
Что же произошло с гениальным Чайковским на самом деле?
Кто его убил?
Снова приходится вспомнить болдинскую осень 1830 года, когда Пушкин писал «Моцарта и Сальери».
И мрачная тень смерти витала над ним.
Поэт сидел тогда в карантине из-за бушующей в России моровой болезни.
Её благозвучия ради он переименовал из холеры в чуму (как в «Полтаве» Матрёну Кочубей переименовал в Марию).
Эпидемии холеры прокатывались по Европе неоднократно (с 1817 по 1926 их случилось шесть, не считая локальных вспышек).
Как раз осенью 1893 года шла в России на убыль очередная холерная эпидемия.
К этому времени наука накопила определённый опыт.
Многих заболевших, своевременно начав лечение, удавалось спасти.
Воду начали понемногу хлорировать (отчего прежде возникали «холерные» бунты - «врачи воду травят!»).
Вспышки холеры, впрочем, случаются и теперь.
У медиков (современных в том числе) - в отличие от сплетников и журналистов - сомнений в диагнозе Чайковского никогда не возникало.
Уж больно характерные симптомы.
Ядов, производящих похожее действие, не было и быть не могло в тогдашнем Петербурге.
Она, холера!
Так что вот он, портрет убийцы.
Vibrio cholerae во всей красе:
Теперь наложим историю болезни, данную врачами и братом композитора, на типичную клиническую картину холеры.
Пётр Ильич заболел в ночь на 21 октября (2 ноября) 1893 года.
Рядом был младший брат композитора Модест (Модя), они вместе снимали квартиру:
Ещё утром Модест дважды порывался послать за врачом.
Но Пётр Ильич всякий раз отказывался - расстройство пищеварения было для него делом привычным.
Приняв, по тогдашнему обычаю, касторки, он надеялся быстро поправиться.
Надо сказать, что даже напившись воды с холерным возбудителем, заболевает не всякий.
Если кислотность желудочного сока высока, то микроб гибнет в желудке и не достигает кишечника, где обычно творит своё смертоносное дело.
К несчастью, композитор с его, как он говорил, «слабым желудком», заболел.
Проникнув в щелочную среду кишечника, микроб размножается стремительно.
Он оседает на стенках эпителия кишечника, повышает проницаемость клеточных мембран и «откачивает» жидкость из крови в кишечник - откуда выводит вон так же безудержно.
Начинается обезвоживание организма.
Человек буквально на глазах тает (вот старинная гравюра, на которой это наглядно видно):
При этом возникает рвота без тошноты и диарея без боли.
Грозная болезнь начинается бурно, но без мук.
Не зная этого, братья Чайковские не придали недомоганию особого значения.
Модест на весь день уехал по своим делам.
Уходило драгоценное для лечения время.
Восполнять недостаток воды и электролитов нужно было с первых минут болезни!
Вернувшись вечером домой, Модест застал брата совсем разболевшимся и наконец послал за врачом.
Обычно лечил композитора известный Василий Бернардович Бертенсон, который пользовал весь артистический мир столицы:
Бертенсона дома не оказалось.
Модя оставил врачу записку.
Не считая состояние брата критическим, он помог положить ему компресс на живот и удалился по своим делам.
В квартире с Чайковским остался лишь сходивший с ума от тревоги лакей Назар.
Именно Назар не выдержал и послал «за первым попавшимся доктором».
Тот заподозрил холеру.
Василий Бертенсон прибыл к Чайковскому лишь в девятом часу вечера.
Был он светским воачом и потому не сумел сразу диагностировать холеру (прежде он ни разу не сталкивался с этой болезнью).
«Катар желудка и кишок», - решил он и прописал самые обычные средства.
Однако плохое состояние больного всё-таки озадачило врача.
Он послал за своим братом, Львом Бертенсоном, ещё более известным доктором и лейб-медиком императора:
Послали и за братом Чайковского Модей, который задержался в театре.
Лев Бертенсон смог появиться в квартире Чайковских только в 11 вечера.
Он сразу понял, что у Чайковского холера, причём в тяжёлой форме.
Итак, почти сутки были упущены, лечения никакого не проводилось.
Пожалуй, это было роковое промедление.
Болезнь быстро развивалась.
Общее обезвоживание означает вывод из организма важнейших ионов, например, калия.
Дефицит калия вызывает судороги.
Температура тела падает.
Кожа сухая. По телу синие пятна.
Вот типичный холерный больной (старинный рисунок с натуры):
Всё это и увидел Лев Бертенсон.
Как теперь лечат холеру?
Лучше приступать к делу в начале болезни.
Но на любой стадии заболевания надо восполнять недостаток влаги и необходимых минеральных солей капельницей (если больной не в состоянии пить сам) и применять антибиотики.
Ничего этого ещё не имелось в ХIХ веке.
Чайковскому делали поддерживающие инъекции мускуса, старались поднять температуру тела растираниями.
Вот и все старинные методы.
Попытка напоить и растереть щёткой холерного больного на картине П.Федотова "Всё холера виновата!":
Пытались напоить и Чайковского (капельниц ещё не было).
Но он был уже так слаб, что не мог проглотить и чайной ложечки воды.
Он очень переживал, что так обеспокоил близких.
Иногда с радостью чувствовал облегчение.
Бертенсоны призвали на помощь всех своих ассистентов.
Облачённые в белые фартуки (вместо привычных теперь халатов), врачи и родные хлопотали вокруг больного.
Порой казалось, он выкарабкается.
Между тем болезнь делала своё чёрное дело.
Сердце с трудом прокачивало загустевшую, вязкую кровь.
Совершенно отказали почки.
Как следствие возникла уремия - то самое «отравление крови мочевиной», упоминание о котором в отчёте врачей и запустило дьявольскую карусель нелепых слухов.
Последней попыткой спасти больного была тёплая ванна.
Ею пытались повысить температуру тела и оживить работу почек.
Братья Чайковские, услышав о решении врачей, пришли в смятение - их мать умерла от холеры в 1854 году именно тогда, когда её посадили в ванну.
Не помогла ванна и Петру Ильичу - после неё он окончательно ослабел.
Не помогли и впрыскивания мускуса.
Призванный для соборования священник застал больного без сознания и не нашёл возможным совершить обряд.
Он начал читать отходные молитвы.
В 3 часа утра Чайковского не стало.
Болезнь продолжалась всего сутки.
Не всё ли равно, как и при каких обстоятельствах закончил жизнь человек?Страдания тела и жизнь духа, мелочи быта и безбрежный мир вокруг, конечность земного существования и мучительная горечь сознания того, что все смертны - это суждено каждому.
Но если человек сделал что-то, что не уходит и не забывается вместе с его кончиной, он остаётся на вечном ветру жадного внимания.
И дьявол, сочинитель вздорных легенд, тут как тут.
«От нас скрывали!»
«Всё было совсем не так, как считается, а много хуже…»
«Никакая не холера, а яд!»
«Самоубийство, быть может?»
«Не самоубийство - убийство!»
«Не просто убийство, а целый заговор!» - «Но чей?»
«От нас скрывали!»
Увы, и это тоже она.
Слава.