ИМПЕРАТОР: БЛА-БЛА-БЛА
Мир чиновников устроен своеобразно. Там свои правила и ценности.
Мало понятные и мало интересные обществу, но для самих чиновников жизненно необходимые.
И так было всегда.
Конечно, хорошо, когда чиновник отменно знает дело, к которому приставлен.
Но для него куда важнее представить себя (и дело, если придётся) начальству. Это главное!
Министерства культуры при царях не было. Как-то обходились.
А вот императорские театры (числом пять) относились к Министерству двора, и при них обреталось множество чиновников.
Репертуаром Московских императорских театров - Большого и Малого - с 1864 по 1881 год управлял М.П. Бегичев.
Это был, в общем-то, человек на своём месте - театр он обожал, всячески способствовал его процветанию. Да и сам сочинял лёгкие пьесы, которые имели успех.
Особенно его "Фофочка".
Ладить с начальством Бегичеву тоже удавалось.
Иногда ценой нечеловеческих усилий.
Одну такую историю он сам рассказал братьям Чеховым, и они очень потешались.
Как-то по пути из Петербурга в Крым в Москве остановился проездом император Александр II.
Как и теперь, программа высочайших визитов расписывалась заранее, чтобы всё всюду было готово и в лучшем виде.
В тот царский приезд никаких походов в театр запланировано не было, так что Бегичев с лёгким сердцем отправился на дружеский обед и там, как он сам признавался, основательно "наклюкался".
И вдруг уже в 8 вечера к обедающим врывается чиновник для особых поручений и сообщает: царь захотел посмотреть балет в Большом театре.
Захотел внезапно.
Свита всполошилась, а Министр двора - непосредственный начальник Бегичева - приказал ему срочно приехать в театр и быть в царской ложе.
Что делать?
Бегичев, едва держась на ногах, переодевается и едет. На службу!
Царь уже в ложе.
Бегичев пьян настолько, что еле стоит, пошатывается и боится упасть.
Но надо стоять - и он стоит.
Император смотрит на сцену, то и дело оборачиваясь к Бегичеву и что-то спрашивая.
А тот ничего понять не может и думает только о том, как бы не свалиться перед государем.
К тому же Александр II обладал ужасной дикцией и говорил крайне невнятно (я этого не знала, но теперь буду представлять его именно так).
Потому Бегичев из высочайших уст мог уловить только какое-то "бла-бла-бла-бла" (выражение ещё тех лет, оказывается!)
Пьяный в стельку автор "Фофочки" в основном кивал и улыбался.
Но пытался что-то сказать (надо ведь царю отвечать!) - и к своему ужасу сознавал, что может только бормотать, как индюк, "бла-бла-бла".
Так и беседовали.
Тот мучительный спектакль Бегичев запомнил на всю жизнь.
Еле достоял, качаясь. Но достоял!
Император покинул театр, а Бегичев даже не помнил, как домой добрался.
Предполагая самые печальные последствия своих комментариев к балету.
"В ту же ночь Министр двора просил уведомить меня, что Его Величество остался доволен мной и балетом и выражает мне своё благоволение".
Вот она, доблесть чиновника.
Мало понятные и мало интересные обществу, но для самих чиновников жизненно необходимые.
И так было всегда.
Конечно, хорошо, когда чиновник отменно знает дело, к которому приставлен.
Но для него куда важнее представить себя (и дело, если придётся) начальству. Это главное!
Министерства культуры при царях не было. Как-то обходились.
А вот императорские театры (числом пять) относились к Министерству двора, и при них обреталось множество чиновников.
Репертуаром Московских императорских театров - Большого и Малого - с 1864 по 1881 год управлял М.П. Бегичев.
Это был, в общем-то, человек на своём месте - театр он обожал, всячески способствовал его процветанию. Да и сам сочинял лёгкие пьесы, которые имели успех.
Особенно его "Фофочка".
Ладить с начальством Бегичеву тоже удавалось.
Иногда ценой нечеловеческих усилий.
Одну такую историю он сам рассказал братьям Чеховым, и они очень потешались.
Как-то по пути из Петербурга в Крым в Москве остановился проездом император Александр II.
Как и теперь, программа высочайших визитов расписывалась заранее, чтобы всё всюду было готово и в лучшем виде.
В тот царский приезд никаких походов в театр запланировано не было, так что Бегичев с лёгким сердцем отправился на дружеский обед и там, как он сам признавался, основательно "наклюкался".
И вдруг уже в 8 вечера к обедающим врывается чиновник для особых поручений и сообщает: царь захотел посмотреть балет в Большом театре.
Захотел внезапно.
Свита всполошилась, а Министр двора - непосредственный начальник Бегичева - приказал ему срочно приехать в театр и быть в царской ложе.
Что делать?
Бегичев, едва держась на ногах, переодевается и едет. На службу!
Царь уже в ложе.
Бегичев пьян настолько, что еле стоит, пошатывается и боится упасть.
Но надо стоять - и он стоит.
Император смотрит на сцену, то и дело оборачиваясь к Бегичеву и что-то спрашивая.
А тот ничего понять не может и думает только о том, как бы не свалиться перед государем.
К тому же Александр II обладал ужасной дикцией и говорил крайне невнятно (я этого не знала, но теперь буду представлять его именно так).
Потому Бегичев из высочайших уст мог уловить только какое-то "бла-бла-бла-бла" (выражение ещё тех лет, оказывается!)
Пьяный в стельку автор "Фофочки" в основном кивал и улыбался.
Но пытался что-то сказать (надо ведь царю отвечать!) - и к своему ужасу сознавал, что может только бормотать, как индюк, "бла-бла-бла".
Так и беседовали.
Тот мучительный спектакль Бегичев запомнил на всю жизнь.
Еле достоял, качаясь. Но достоял!
Император покинул театр, а Бегичев даже не помнил, как домой добрался.
Предполагая самые печальные последствия своих комментариев к балету.
"В ту же ночь Министр двора просил уведомить меня, что Его Величество остался доволен мной и балетом и выражает мне своё благоволение".
Вот она, доблесть чиновника.