Фрагмент моего мемуара о событиях сентября - октября 1993 года в Москве
Было так. В том же памятном 93-м году ... случилась небольшая война в одной из европейских столиц, и надо же было такому совпасть, что моя будущая жена жила в эпицентре этой войны - возле так называемого "Белого дома".
Как я его не любил с первой же нашей встречи! Как его проклинал! Как махал в его сторону кулаком и желал ему вслух, чтоб лежал в руинах! В общем, это всё сбылось. Я стал осторожнее с тех пор с пожеланиями. Но потом мы переехали к Останкинской вышке и тоже она мне не полюбилась, главная мозгоёбка страны. И в том же году сгорела. Потом я острил, что хочу переехать с видом на Кремль.
...
В общем, знал бы я, что разрушение Белого дома будет связано с такими заморочками, ничего бы ему не желал, ни хорошего, ни плохого, ходил бы мимо, глаза отводил. Но вышло иначе.
21 сентября 1993 года вышел знаменитый Указ Президента РФ № 1400 о разгоне Парламента, этот указ был такой славный, что потом пришлось переделывать Конституцию страны, до того он не соответствовал Конституции, имевшейся на тот момент. Я даже специально читал из любопытства тогдашнюю Конституцию (редакция от 10 декабря 1992 года) - действительно, указ № 1400 полностью противоречит её статьям о полномочиях Президента и Верховного Совета в РФ. Этим указом Президент вообще упразднил своё президентство: там, в Конституции, так и было написано - Президент не имеет права роспуска либо приостановления деятельности Съезда народных депутатов Российской Федерации, Верховного Совета Российской Федерации (Статья 121-5, п. 11), и если Президент начнет нарушать Конституцию, в частности, начнёт приостанавливать деятельность Верховного Совета или его распускать - он больше не Президент, его полномочия прекращаются немедленно (Статья 121-6), потому что его указы противоречат Конституции, и в этом случае действует норма Конституции, а не указы (Статья 121-8), и он может быть отрешен от должности, если нарушает свою присягу исполнять Конституцию (Статья 121-10). Обязанности Президента исполняет тогда вице-президент (Статья 121-11). Более того, указ противоречил еще и решению всероссийского референдума. За полгода до этого всенародный референдум проголосовал по-библейски - "Да, да, нет, нет", этим самым он выразил доверие президенту и его политике, и отверг необходимость досрочных перевыборов президента и парламента. К слову, за два года до этого был еще референдум, стоит ли оставить СССР, или лучше разогнать - народ решил, что лучше оставить. Короче, оба результата этих всенародных референдумов были отправлены власть имущими в то место, которое находится под хвостом у кота (в жопу - прим. автора). Правда, еще потом был референдум по принятию новой Конституции, он полностью противоречил всем возможным правовым нормам: был инициирован Президентом, а не депутатами; проголосовало большинство не от числа избирателей, а от числа голосовавших, поэтому референдум назвали "всенародным голосованием", чтоб обойти эту проблему; от участия в голосовании были отстранены участники октябрьских событий на стороне Верховного совета; бюллетени были уничтожены; экспертная группа при администрации Президента впоследствии обнаружила и опубликовала выводы о масштабной фальсификации результатов референдума, в частности, согласно её заключению, в референдуме участвовало не более 46% избирателей, что аннулирует его результаты, и т.д. и т.п (экспертов сразу уволили).
...
Верховный совет тоже поступил замечательно: сначала всё было как по писаному, толстовское непротивление злу насилием, неколебимая кротость перед лицом преступных злодеев, мирные выступления вице-президента с балкона Белого дома (в соответствии с законом и решением Конституционного суда РФ он исполнял, как умел, обязанности Президента), и Председатель Верховного совета тут же вещал под шумное одобрение граждан, я сам это видел, всё бы ничего, Москва бурлила, Питер митинговал, во всём государстве начался нешуточный кипеш (или правильно писать кипеж?), церковь уже побежала мирить непримиримых, мировое сообщество заволновалось, армия начала уже было разделяться… Но всё-таки сдали нервишки, не выдержали защитники Белого дома психологической атаки, доверились провокаторам, решили, смелые, напасть на главную мозгоёбку страны, Останкинскую вышку, и вице-президент, исполняющий обязанности Президента, военный человек, с усами даже, солидный - и сам отдал приказ идти в атаку и рассказать гражданам правду прямо по телевизору, а то до сих пор по телевизору правды они не видели, ай-яй-яй, как наивно пытаться рассказать правду по телевизору! Давно ведь известно, что телевизор - нечистый сосуд для отравы населения, и любая информация, попадающая в него, переваривается демоном телевидения, всё полезное он усваивает, чтоб ещё вырасти и окрепнуть, а всё вредоносное брызжет из его зловонного зада прямо в лицо зрителю, дабы поработить и заставить себе служить.
Тут-то смельчаков и порешили, конечно же…
Сразу после указа, 21-22 сентября, всё было довольно весело - иностранных журналистов больше, чем защитников, бабушки в коробках из-под холодильников перед кострами сидят, греются, баррикады строят из подручных железячек, тусовка на площади и в скверике перед Белым домом - красота!
Это называлось у нас "бухать на баррикадах" - мы приходили с прекрасной дамой, с Костиной, с Тоней, встречали там каких-то маленьких панков (панки всегда маленькие - это так мило) и пели с ними у костра панковские песни, встречали каких-то гопников, которые мыслили себя защитниками Белого дома, без пяти минут армейцами, и ничто, казалось бы, не выдавало в них гопников, они присели вокруг нас дружной стайкой и поинтересовались вежливо и строго, кто мы такие и что тут делаем ("да мы так, никто, просто бухаем"), но один всё же не удержался, спросил по гопнической привычке, почему у меня волосы длинные (тогда я еще знал ответ на этот вопрос), но не успел я рта открыть, как другой гопник, уже мыслящий себя дисциплинарно, прикрыл вдруг эту тему. А я любил тогда в беседах с гопниками распространяться на темы вольнодумства, поэзии, близости культуре, о рыцарстве, благородстве, средневековье, монашестве, художниках и всём подобном - однажды я при одной прекрасной даме так лихо отбазарился от гопников, что даже надеялся на взаимность, но она выбрала другого товарища, проявившего себя с гопниками поскромнее, чуть ли не под столом сидевшего, пока я от них отбазаривался, эх!
Началось с того, что мы встретили на баррикадах Федю Восьмиклассницу с его каким-то гомосексуальным другом.
...
И вот мы встретили очередной такой трагический случай - пьяных и манерных Федю Восьмиклассницу с гомосексуальным другом, они позировали камерам иностранных журналистов и весело вопили в их микрофоны: "Мы не патриоты! Мы обычные рашн алкоголикс! Мы не любим СССР! Мы любим алкоголь!" Потом мы ближе познакомились с одним из журналистов, словаком по имени Блажей, и выпили за его счет немало вермута, мы ходили за ним к метро, пили на баррикадах, пили в переходе у метро, пили в подъезде у моей прекрасной дамы. Блажей был очень крутой - он сказал, что бывал практически во всех горячих точках на территории СССР и восточной Европы, начиная с середины восьмидесятых, и в Карабахе был, и в Грузии, и в Баку, и в Вильнюсе, везде. Мне очень хотелось подробнее расспросить его об этом, никогда я не видел человека с таким опытом, но мне мешали мои спутники, они слишком сами хотели высказаться, а не слушать, Костина, как обычно, рассказывала о своей неземной/земной любви к Косте Кудрявцеву, знаменитому университетскому спонсору, Федя Восьмиклассница рассказывал, что "он писантель" - вот так, в нос, жизнерадостно и манерно (Блажей очень хвалил его за прекрасный русский язык), гомосексуальный друг Феди Восьмиклассницы настаивал на том, что мы тут все на баррикадах обычные алкоголики, самые обычные алкоголики, Тоня вдруг решила поговорить с Блажеем по-немецки, когда выяснилось, что он его знает, а потом - потом он просто нажрался вермуту и рассказывать ничего уже не мог, говорил только: "Я хочу ебать Аню!" - это Костину он имел в виду, она, конечно, красотка была, неудивительно. Но он всё равно интересовался у присутствующих, хотя никакой загадки здесь не было: "Почему я не хочу ебать Таню, не хочу ебать Тоню, а хочу ебать Аню?" - вот и всё, что он мог под конец сказать. Так и не узнал я ничего о горячих точках, а происходящее у Белого дома казалось еще слишком несерьёзным, чтобы посчитать его какой-то мало-мальски горячей точкой.
Но с каждым днем всё становилось серьезнее.
Подобно тому как нарастает пасмурность, подобно тому как тучки, проплывающие над беспечно лежащим на травке метеорологом-любителем в тёмных очках, становятся всё живописнее, гуще, мрачнее, пока, наконец, издалека не появляется фронт во всей своей красе - многоэтажный, чёрный, с фиолетовыми зарницами внутри, и не брызжет затем прямо в морду восторженному наблюдателю полновесная летняя гроза, так и каждодневные события того сентября двигались по нарастающей, пока не разрешились в октябре - я каждый день приезжал от прекрасной дамы в общежитие и рассказывал что-нибудь новенькое о мерзостях, учиняемых властями через доблестных бойцов ОМОНа, цокал озабоченно языком, качал головой, говорил, что всё становится только хуже и хуже, ни малейшего ослабления, но проклятый ельцинист Коровин, мой будущий драгоценный кум, шумно одобрял действия этих самых властей и ОМОНа, говорил, так и надо, мол. Это потом он, как все, разлюбил Ельцина, а тогда одобрял всё, что происходило.
Происходило вот что.
Для начала прекрасной даме вместе с депутатами Белого дома отключили домашний телефон, он начинался тоже на 205 (депутатам потом еще и канализацию отключили, и свет, но это потом). Связь с ней полностью прервалась (впервые вообще услышал я о сотовой связи в день, когда у меня первая дочь родилась, 20 мая 1995 года, вошла она в обиход еще лет через пять, а мы обзавелись ей и того позже), так что во время всех событий просто по телефону узнать, что там у вас происходит, как дела, было нельзя. Затем вокруг баррикад появилось оцепление из доблестных бойцов ОМОНа, которые чуть позднее перестали пропускать кого-либо внутрь, но зато всех легко выпускали наружу. Проход к дому от метро "Краснопресненская" стал весьма затруднителен, ибо нужно было идти через оцепление. От "1905 года" было проще, но она дальше, и нам было интереснее пробраться по лазейкам со сложностями и беседами с бойцами ОМОНа - однажды, правда, пробираясь внутрь баррикад, прекрасная дама поранила ногу, шрам от баррикады остался у нее на всю жизнь. У метро "Баррикадная" (вот названьице придумали!) ежедневно собирался стихийный митинг, мы с прекрасной дамой, проходя по другой стороне улицы, однажды наблюдали, как доблестные бойцы ОМОНа, в касках, с титановыми щитами наперевес (еще бывают пластиковые, но это более дружелюбный вариант), загоняли толпу в метро. Происходило это так: они выстраивались в шеренгу, сдвигали щиты, устрашающе били по ним дубинками и сдавливали народ к метро. Стихийный митинг уплотнялся, вжимался в метро, но некоторые митингующие не помещались, падали под ноги доблестным бойцам, их хватали за волосы и руки, били усердно дубинками и бросали обратно в толпу, они опять выдавливались между доблестными бойцами на пустеющую площадку перед метро, их опять хватали, лупили как следует и бросали в толпу. Через прозрачные стекла метро видно было, как люди летят с эскалатора кубарем вниз.
Прекрасная дама моя в те поры была хиппи и пацифист, она говорила, что самое время вставлять цветочки в дула автоматов, мы ж хиппи - вот, самое время. Я, хоть хиппи себя тогда никак не ощущал (это сейчас уж, ближе к пенсии, согласен и хиппи назваться - почему нет?), по её указанию носил с собой мелок и честно рисовал везде в Москве пацифики. Однажды с этим мелком в руке я выгуливал собачку прекрасной дамы, и доблестные бойцы ОМОНа поинтересовались, что это у меня в руке. Когда выяснилось, что это мелок, они обрадовались, как дети, и изрисовали им меня всего, на спине куртки получился даже значок, похожий на букву Н с перекошенной торчащей перекладиной. Мне понравился этот случайный символ, его я тоже стал изображать повсюду наряду с пацификом - люблю вообще всякие значки, криптограммы, символы, тотемы, как с историей, так и совершенно ничего не значащие, но чтоб выглядели махрово, будто уже нацепили на себя целую гроздь коннотаций и идейностей. Однажды, к примеру, я отсканировал из книжки с мифами американских индейцев изображение какого-то непонятного улыбчивого зверька, и стал размещать его вместо своего изображения при интернет-общении, потом себе сделал футболку с этим зверьком, надо еще татуировку сделать - настоящий тотем будет! - при этом я даже не знаю, что это за зверёк, не то что его там какое-то изначальное значение - все знаки столько раз за историю поменяли уже свой смысл не просто даже на противоположный, а вовсе на хрен знает какой (взять хоть свастику или пентаграмму), и столько этих знаков развелось в связи с появлением брендинга и прочей хрени ... , что на изнанке каждого знака можно найти уже почти любое означаемое, был бы значок симпатичный и не совсем уж одиозный, хотя носят ведь нацболы серп и молот на фашистском флаге - и заебца, что тут скажешь, похвально! Когда война кончилась, я нарисовал прямо на стене рядом с подъездом прекрасной дамы огромнейший пацифик с надписью "War is over", а может быть, я нарисовал его еще раньше, провидчески и рискованно? Думаю, это совершенно не важно - напророчил я конец войны, или резюмировал его, главное, пацифик потом долго, до самого ремонта дома, украшал собой Москву наряду с Георгием Победоносцем и Россию наряду с двуглавым демоном - я молодец. Потом еще вокруг Белого дома огромный забор с гранитными плитами воздвигли - я хотел нарисовать на одной из них жирную анархию прям белой краской - и тут же, через двор промчавшись, в подъезд шмыгнуть, чтоб даже зафиксированного камерой меня не отыскали и не догнали ни на каких машинах, но поленился, а теперь уж я там не живу, прятаться негде…
Ну и потом вообще стало невозможно ходить на районе: нигде не пускали огромные и доблестные бойцы ОМОНа. Как-то пошли мы в сторону Нового Арбата, чтоб поехать в гости к Анечке рыжей на троллейбусе, так даже через набережную не пустили - мы привычно обошли Белый дом, стали перелезать через баррикады в районе горбатого мостика - ножку туда, эту сюда, главное, не поскользнуться, не зацепиться за что-нибудь, как в прошлый раз, не пораниться, тут слышим окрик, навроде: "Иванов, почему в отряде посторонние?!" - и нам говорят: "Вы куда лезете, ребятки? Гляньте - там ОМОН к атаке готовится" - смотрим, мы лезем через баррикаду, сзади нас защитники Белого дома, очень уже хмурые и сосредоточенные, никаких анпиловских бабушек, никаких пьяных гомосексуалистов, перед нами пустое пространство мостовой, а на той стороне дороги, перед зданием СЭВа (которое потом, 3го октября, захватили - там мэрия располагалась), стоит, как тогда у метро "Баррикадная", шеренга доблестных в касках с титановыми щитами, дубинками и прочими причиндалами и прям ждет, когда, наконец, на эту пустую площадь выбегут провокаторы, маргиналы и отщепенцы, чтоб начать боевые действия уже наконец-то! Ну, мы, конечно, сразу передумали лезть через баррикаду и пошли к метро - выпускали из оцепления к тому времени только по узенькому коридорчику к метро и больше никак. А не впускали внутрь уже давно, мы просто жили как бы внутри…
Потом мы как-то прогуливались, пьяные, с Анечкой рыжей, Вадиком Алексеевым, Костиной и прекрасной дамой - интеллектуальное кино посмотрели, Трюффо (пробрались на сеанс в тогдашний кинотеатр "Новороссийск", представившись студентами ВГИКа, позабывшими студенческие билеты), а потом решили, разумеется, - разумеется! - зарулить к прекрасной даме, преодолели оцепление (она показывала паспорт с местной пропиской и говорила, что у неё сегодня день рождения, поэтому она ведет к себе гостей, будто в паспорте не написано, когда у неё день рождения, и доблестные нас пустили, не глянув в паспорт), но зато мы не преодолели другое оцепление: мама прекрасной дамы, моя будущая теща, выгнала нас из дому без лишних предисловий. Не выходить же из оцепления! - мы пошли спать в соседний подъезд у чердака - все впятером.
Поутру нас разбудили автоматчики легкими пинками форменных сапог. "Что у тебя в сумке?" - обратились они ко мне. "Фердинанд де Соссюр", - ответствовал я. Автоматчики изумились: "Чего?! Сам ты Сосс!.." и велели валить отсюда, потому что они ищут снайперов.
Мы вышли вместе с ними на улицу, и Костина произнесла патетически: "У меня к вам два вопроса: как пройти к метро и что здесь происходит?" Они сказали: "К метро туда, а происходит - революция".
Шла революция, да…
Надвигался уже полный капец - это было видно. И он произошел.
Здесь повествование может либо совсем закончиться, потому что это очень соблазнительный момент для окончания повествования, "произошел полный капец", но мы с вами этому соблазну не поддадимся, либо оно может разделиться на два голоса, на мой и моей жены, как в специфической книге Шульгиных, потому что кульминацию тех событий, 3-е и 4-е октября, мы с женой пережили по отдельности, вся интрига и заключалась в том, что я усердно пытался прийти к ней в гости и никак не мог. А потом, в финале, мы, наконец, встречаемся, и наши голоса сливаются в стройный хор, и в конце немного лирики. Так всё и напишем, только за жену напишу тоже я.
Я на выходные (2-е - 3-е) поехал в Электрическую Сталь, а к жене в гости приехали знакомые девочки из Киева, и одна из них приехала в Москву впервые, а когда уезжала, в беседах с родителями похвалялась тем, что будет жить прямо в центре Москвы, прямо у Белого дома (по всем телеканалам потом показывали в прямом эфире, как этот Белый Дом расстреливают из танков, а телефон был отключен уже две недели и никакой еще тогда сотовой связи, вот родители её вставились, наверное!). Девочки привезли на продажу киевские торты ... , штук пятнадцать, чтоб окупить поездку - тогда, в легендарные девяностые, так было принято, возить и торговать (Мишка Доктор, например, возил с той же Украины прыгающие конфеты - малютки-леденцы во рту начинали прыгать и стучать в зубы, любимый мой одноклассник однажды целую пачку в рот опрокинул, так даже снаружи было слышно, как они прыгают и стучат). И вот днем 3-го октября они пошли к метро 1905 года продавать эти торты (а доблестных как ветром сдуло, вообще нигде ни одного не было - это защитники Белого Дома уже превратились в нападающих на Мэрию и Останкино), и какая-то тетя, торговавшая тут же у метро мороженым, милосердно приобрела у них какую-то часть за бесценок, а остальными они питались всю войну - это была поистине сладкая война для них ("Сладостью будет война" - есть такой текст у нашей группы).
В понедельник 4 октября в семь утра на улице началась стрельба. Сначала были одиночные выстрелы, как удары хлыстом, потом появились автоматы та-та-та, потом стали вступать еще голоса, мне и моей жене неизвестные. Зато мой будущий тесть, старый ВПКшник, с каждым новым звуком радостно сообщал марку оружия, которое присоединилось к стройному хору. С собакой он в тот день бесстрашно ходил гулять у подъезда - а что делать! - притом, что улицу Николаева, на которую выходил наш подъезд, простреливал БТР…
Ну а я приехал из Стали, и с Дюшей Басистом мы пошли в гости к моей прекрасной даме, ведь я привез ей выжигатель для рукоделья и должен был его подарить! У Дюши в тот день был день рождения, и мы отметили его достойно, так, что он вполне мог стать и днем его кончины - единственно правильный способ отмечать день рождения! Вышли мы хитроумно аж на "Арбатской", чтобы по мне одному известным лазейкам пробраться к Белому Дому, тем более что ни "Смоленская", ни "Баррикадная", ни "1905 года" не работали. Со стороны пустынного солнечного Нового Арбата были уже слышны далекие та-та-та, туда мы не пошли. Мы пошли к "Баррикадной" (sic!), с нами вместе слонялось довольно много бестолкового люда, на Белом доме уже были видны дымящиеся следы от выстрелов. Садовое кольцо на площади Восстания (sic!) было абсолютно пусто, как во сне. Мы, разумеется - разумеется! - пролезли в зоопарк и пошли через него под аккомпанемент далеких выстрелов - это, видимо, еще сражались между собой ветераны Афганистана, дивизия Дзержинского, 119-й парашютно-десантный полк ВДВ и Таманская дивизия - как известно, все убитые в перестрелках у Белого дома были убиты сторонниками Ельцина, которые принимали других сторонников Ельцина за защитников Белого дома, и снайперами-провокаторами из спецслужб, контролируемых президентом (это называется у них "пикадилья", как на корриде, когда пикадоры, сидя верхом на лошади - высо-о-оконько сидя! - колют быка сверху пикой, чтоб он совсем осерчал - так и снайперы стреляют в обе враждующие стороны, чтоб сильная с чистой совестью мочила слабую. Провокация - вообще замечательная вещь, когда нужно кого-то замочить. С какими большими глазами, с каким затаенным дыханием я смотрел телевизор в августе 1999 года, сидючи у родителей в деревеньке на далеком валдайском озере Стерж - они всегда смотрят телевизор, это поколение, как нынешнее состарится за компьютером, но у них к нему что-то вроде толерантности, они его как бы не замечают, а я не могу не замечать, даже в магазине и в метро, если есть телевизор, всегда до тонкостей вникаю - и вот тогда вдруг мирная Чечня, у которой после Хасавюртовских соглашений появилась, наконец, возможность стабилизации, появился, наконец, реальный шанс стать крупнейшим экспортером исламских боевиков в мире - как Румыния крупнейший экспортер проституток, как Афганистан крупнейший экспортер героина, как Колумбия крупнейший экспортер кокаина, как США крупнейший экспортер долларов - мирная Чечня вдруг стала творить изумительные вещи: нападать на Дагестан, взрывать дома в Москве и Волгодонске, и от всех этих деяний яростно открещиваться с весьма основательной мотивацией - Чечне это не выгодно. Я задал себе без интереса вопрос cui prodest?, вспомнил словосочетание "быстрая победоносная война", мне стало сильно не по себе, не стал на этот вопрос отвечать, не стал об этом словосочетании думать. Потом-то быстро стало понятно, что это просто очередной президент России, черт из табакерки с руками по локоть в крови преемствовал таким образом кровавому своему ментору, который сместил вымазанного в крови по самую лысину первого и последнего Президента Советского Союза, который отрекся от кровавых деяний своей партии, которая замочила кровавого последнего царя России, который и т.д.; потом-то всё очень быстро стало понятно, когда был случай в Рязани, засверкали в этом деле белые нитки: бдительный дядя засек граждан, таскающих мешки в подвал жилого дома, и в этих мешках обнаружили-таки гексоген и детонаторы, настоящий гексоген и качественные детонаторы, и все радовались, как дети, что предотвратили теракт, а через два дня Патрушев сказал, что это были учения ФСБ, и ничего такого в мешках не было, сахар-песок, он даже на полигоне не взорвался - уже тогда некрасиво стало всё выглядеть. Потом, когда через полгода брали Грозный, были неподалеку от него обнаружены трупы тех самых разыскиваемых, чьими портретами и особыми приметами - "необычайно увеличенные ягодицы"! - мы любовались на выходе из продовольственных магазинов, а при них взрыватели, аналогичные использовавшимся в Москве, подобно билетикам, зажатым в кулачках у ерофеевских мальчиков. Потом в Америке башни упали, что стало поводом на этот раз уже для американцев провести много быстрых победоносных войн. Потом была думская комиссия по расследованию обстоятельств взрывов домов в Москве, были журналистские расследования, были с сильным диссидентским душком статьи и книжки об этом. Подавляющее большинство людей, которые во всем этом участвовали, умерли насильственной смертью - эксперты, депутаты комиссий, авторы книжек, журналисты, которые брали у них интервью, кого ни хватишься - умер насильственной смертью. А еще потом выяснилось, что эти и почти все последующие, вплоть до 2004 года, взрывные теракты совершило "Мусульманское общество №3" - слышали про такое? - все его участники сейчас либо мертвы, либо благополучно сидят - Лимонов писал, что сидел в тюрьме с человеком, который заставлял их давать нужные показания, - только самый важный до сих пор в розыске, тот самый, что взрывал дома в Москве. Потом Басаев писал Путину, что может взять на себя "на приемлемых условиях" ответственность за взрывы в Москве, лишь бы Россия ушла из Чечни, это перед Бесланом было. Еще потом Березовский открыто заявил, что ФСБ взрывало дома, а его в ответ стали обвинять в спонсировании провокации в Дагестане - российское общество лениво зевнуло, отвернулось к стенке и погрузилось в дальнейший сон: "Ну, не будем исключать вероятность, что ваших рук дело провокация в Дагестане и взрывы домов, - сказали по данным Левада-центра 37% опрошенных россиян, а 6% в этом не сомневаются - ну, привели вы Путина к власти - сволочи вы, что тут скажешь еще, мерзавцы вы, сидите дальше в Англии, дружите поплотнее с английской разведкой на всякий случай, но всё равно осторожней кушайте, не отравитесь." Мы с товарищем моим университетским Вовкой как раз познакомились на заре всех этих событий, и я изумлялся Березовскому - как же он надеется остаться у власти при Путине, ведь когда тот станет Президентом, всё ему будет нипочем, уберет человека, который так много для него сделал добрых дел, - а Вовка отвечал: "Он повяжет его кровью"… Ну, может быть… Хотя очень трудно судить - с этой стороны телевизора… Он такой ОБМАНЧИВЫЙ… А вдруг, действительно, хорошо организованные немирные граждане могут обдурить самые крутые спецслужбы мира, как лохов, могут подготовить и совершить крупнейшие теракты, и чем дальше, тем крупнее, с гигантским количеством жертв, и детей среди жертв, всё больше и больше, и это только укрепит популярность власти, которая будет отдавать в ответ приказ всех мочить, вообще всех, почему нет - этот вариант тоже довольно лих. Замечательная вещь провокация, одним словом).
Зоопарк был пуст и странен - ни одного человека, только испуганные понурые животные, но их было совсем немного, прятались, наверное. Я тогда первый раз в жизни побывал в зоопарке (но должны же были меня туда сводить в детстве? Не помню)… Далекая канонада, дым в ослепительном небе, пустые клетки, оранжевая пыль - от всего этого осталось достоверное ощущение, что война была жарким засушливым летом, когда горожане окончательно разъехались в отпуск и больше никогда не вернулись.
Потом нас несколько раз обыскивали доблестные, всякий раз находили у меня выжигатель, приводивший их в легкое недоумение, потом вдруг обнаружилось, что в районе улицы Анны Северьяновой никакого оцепления нет, и через 2-ю Звенигородскую улицу можно свободно пройти к Хаммеровскому центру, а от него уже рукой подать до гостей, чтоб подарить выжигатель, метров пятьсот.
И вот мы спрятались под гостиницей "Международная" на осколках (стекла двух верхних этажей были полностью выбиты) за каким-то небольшим парапетом. Из-за него было видно, что по Рочдельской бегут группы солдат с оружием, следовательно, боевые действия распространились от Белого дома несколько дальше обиталища прекрасной дамы и явственно затруднили к ней путь… Так мы размышляли неспешно, и тут совсем рядом ахнула какая-то очень громкая штука (мой будущий тесть сразу бы определил, что это такое ахнуло, но я не разбираюсь) - в общем, нам пришлось отступиться от твердого намерения сходить сегодня в гости - мы отправились к Анечке рыжей наблюдать дальнейшее по телевизору. Правильно сделали - улицу Николаева, которую нам пришлось бы перейти, простреливал БТР, да и до нее мы вряд ли бы добрались.
Но к прекрасной даме все же пришли в тот день гости - это были депутаты расстрелянного Парламента.
Сначала пришел один - пугливый. Всего боялся, трясся, сначала не мог ни слова выговорить, из сбивчивых его объяснений выходило, что доблестные бойцы противника погрузили пленных в автобусы, насколько хватило места, а когда автобусы кончились, сказали оставшимся: "Вы бегите, а мы по вам стрелять будем". Они рассыпались по дворам, стали в подъезды забегать, и до шестого этажа никто не открыл, один мой будущий тесть бесстрашно его пустил. Тут в дверь снова зазвонили. Пугливый депутат стал пытаться залезть в щель между шкафом и стенкой или между полом и диваном с криками, что это его пришли убивать, ни за что не надо открывать дверь. Бесстрашный будущий тесть всё равно открыл дверь - там оказался второй депутат, вменяемый, в отличие от первого, назвал сразу себя, предъявил депутатское удостоверение, попросил приюта до утра в связи с военным положением. С утра за обоими приехали личные машины.
С утра и я приехал - шел по солнечной зеленой Пресне, одного только с автоматом в хаки встретил постового, последний знак войны стоял в чистом поле у бассейна за домом пионеров рядом с парком Павлика Морозова, теперь уж нет этого бассейна… Дошел-таки я до прекрасной дамы. Сели мы с ней на качельки во дворе, целуемся, мимо бабушка проходит. Покосилась на нас, остановилась и как закричит: "Слава Богу! Молодежь сидит, целуется! Наконец-то снова жизнь началась!"
2010
Как я его не любил с первой же нашей встречи! Как его проклинал! Как махал в его сторону кулаком и желал ему вслух, чтоб лежал в руинах! В общем, это всё сбылось. Я стал осторожнее с тех пор с пожеланиями. Но потом мы переехали к Останкинской вышке и тоже она мне не полюбилась, главная мозгоёбка страны. И в том же году сгорела. Потом я острил, что хочу переехать с видом на Кремль.
...
В общем, знал бы я, что разрушение Белого дома будет связано с такими заморочками, ничего бы ему не желал, ни хорошего, ни плохого, ходил бы мимо, глаза отводил. Но вышло иначе.
21 сентября 1993 года вышел знаменитый Указ Президента РФ № 1400 о разгоне Парламента, этот указ был такой славный, что потом пришлось переделывать Конституцию страны, до того он не соответствовал Конституции, имевшейся на тот момент. Я даже специально читал из любопытства тогдашнюю Конституцию (редакция от 10 декабря 1992 года) - действительно, указ № 1400 полностью противоречит её статьям о полномочиях Президента и Верховного Совета в РФ. Этим указом Президент вообще упразднил своё президентство: там, в Конституции, так и было написано - Президент не имеет права роспуска либо приостановления деятельности Съезда народных депутатов Российской Федерации, Верховного Совета Российской Федерации (Статья 121-5, п. 11), и если Президент начнет нарушать Конституцию, в частности, начнёт приостанавливать деятельность Верховного Совета или его распускать - он больше не Президент, его полномочия прекращаются немедленно (Статья 121-6), потому что его указы противоречат Конституции, и в этом случае действует норма Конституции, а не указы (Статья 121-8), и он может быть отрешен от должности, если нарушает свою присягу исполнять Конституцию (Статья 121-10). Обязанности Президента исполняет тогда вице-президент (Статья 121-11). Более того, указ противоречил еще и решению всероссийского референдума. За полгода до этого всенародный референдум проголосовал по-библейски - "Да, да, нет, нет", этим самым он выразил доверие президенту и его политике, и отверг необходимость досрочных перевыборов президента и парламента. К слову, за два года до этого был еще референдум, стоит ли оставить СССР, или лучше разогнать - народ решил, что лучше оставить. Короче, оба результата этих всенародных референдумов были отправлены власть имущими в то место, которое находится под хвостом у кота (в жопу - прим. автора). Правда, еще потом был референдум по принятию новой Конституции, он полностью противоречил всем возможным правовым нормам: был инициирован Президентом, а не депутатами; проголосовало большинство не от числа избирателей, а от числа голосовавших, поэтому референдум назвали "всенародным голосованием", чтоб обойти эту проблему; от участия в голосовании были отстранены участники октябрьских событий на стороне Верховного совета; бюллетени были уничтожены; экспертная группа при администрации Президента впоследствии обнаружила и опубликовала выводы о масштабной фальсификации результатов референдума, в частности, согласно её заключению, в референдуме участвовало не более 46% избирателей, что аннулирует его результаты, и т.д. и т.п (экспертов сразу уволили).
...
Верховный совет тоже поступил замечательно: сначала всё было как по писаному, толстовское непротивление злу насилием, неколебимая кротость перед лицом преступных злодеев, мирные выступления вице-президента с балкона Белого дома (в соответствии с законом и решением Конституционного суда РФ он исполнял, как умел, обязанности Президента), и Председатель Верховного совета тут же вещал под шумное одобрение граждан, я сам это видел, всё бы ничего, Москва бурлила, Питер митинговал, во всём государстве начался нешуточный кипеш (или правильно писать кипеж?), церковь уже побежала мирить непримиримых, мировое сообщество заволновалось, армия начала уже было разделяться… Но всё-таки сдали нервишки, не выдержали защитники Белого дома психологической атаки, доверились провокаторам, решили, смелые, напасть на главную мозгоёбку страны, Останкинскую вышку, и вице-президент, исполняющий обязанности Президента, военный человек, с усами даже, солидный - и сам отдал приказ идти в атаку и рассказать гражданам правду прямо по телевизору, а то до сих пор по телевизору правды они не видели, ай-яй-яй, как наивно пытаться рассказать правду по телевизору! Давно ведь известно, что телевизор - нечистый сосуд для отравы населения, и любая информация, попадающая в него, переваривается демоном телевидения, всё полезное он усваивает, чтоб ещё вырасти и окрепнуть, а всё вредоносное брызжет из его зловонного зада прямо в лицо зрителю, дабы поработить и заставить себе служить.
Тут-то смельчаков и порешили, конечно же…
Сразу после указа, 21-22 сентября, всё было довольно весело - иностранных журналистов больше, чем защитников, бабушки в коробках из-под холодильников перед кострами сидят, греются, баррикады строят из подручных железячек, тусовка на площади и в скверике перед Белым домом - красота!
Это называлось у нас "бухать на баррикадах" - мы приходили с прекрасной дамой, с Костиной, с Тоней, встречали там каких-то маленьких панков (панки всегда маленькие - это так мило) и пели с ними у костра панковские песни, встречали каких-то гопников, которые мыслили себя защитниками Белого дома, без пяти минут армейцами, и ничто, казалось бы, не выдавало в них гопников, они присели вокруг нас дружной стайкой и поинтересовались вежливо и строго, кто мы такие и что тут делаем ("да мы так, никто, просто бухаем"), но один всё же не удержался, спросил по гопнической привычке, почему у меня волосы длинные (тогда я еще знал ответ на этот вопрос), но не успел я рта открыть, как другой гопник, уже мыслящий себя дисциплинарно, прикрыл вдруг эту тему. А я любил тогда в беседах с гопниками распространяться на темы вольнодумства, поэзии, близости культуре, о рыцарстве, благородстве, средневековье, монашестве, художниках и всём подобном - однажды я при одной прекрасной даме так лихо отбазарился от гопников, что даже надеялся на взаимность, но она выбрала другого товарища, проявившего себя с гопниками поскромнее, чуть ли не под столом сидевшего, пока я от них отбазаривался, эх!
Началось с того, что мы встретили на баррикадах Федю Восьмиклассницу с его каким-то гомосексуальным другом.
...
И вот мы встретили очередной такой трагический случай - пьяных и манерных Федю Восьмиклассницу с гомосексуальным другом, они позировали камерам иностранных журналистов и весело вопили в их микрофоны: "Мы не патриоты! Мы обычные рашн алкоголикс! Мы не любим СССР! Мы любим алкоголь!" Потом мы ближе познакомились с одним из журналистов, словаком по имени Блажей, и выпили за его счет немало вермута, мы ходили за ним к метро, пили на баррикадах, пили в переходе у метро, пили в подъезде у моей прекрасной дамы. Блажей был очень крутой - он сказал, что бывал практически во всех горячих точках на территории СССР и восточной Европы, начиная с середины восьмидесятых, и в Карабахе был, и в Грузии, и в Баку, и в Вильнюсе, везде. Мне очень хотелось подробнее расспросить его об этом, никогда я не видел человека с таким опытом, но мне мешали мои спутники, они слишком сами хотели высказаться, а не слушать, Костина, как обычно, рассказывала о своей неземной/земной любви к Косте Кудрявцеву, знаменитому университетскому спонсору, Федя Восьмиклассница рассказывал, что "он писантель" - вот так, в нос, жизнерадостно и манерно (Блажей очень хвалил его за прекрасный русский язык), гомосексуальный друг Феди Восьмиклассницы настаивал на том, что мы тут все на баррикадах обычные алкоголики, самые обычные алкоголики, Тоня вдруг решила поговорить с Блажеем по-немецки, когда выяснилось, что он его знает, а потом - потом он просто нажрался вермуту и рассказывать ничего уже не мог, говорил только: "Я хочу ебать Аню!" - это Костину он имел в виду, она, конечно, красотка была, неудивительно. Но он всё равно интересовался у присутствующих, хотя никакой загадки здесь не было: "Почему я не хочу ебать Таню, не хочу ебать Тоню, а хочу ебать Аню?" - вот и всё, что он мог под конец сказать. Так и не узнал я ничего о горячих точках, а происходящее у Белого дома казалось еще слишком несерьёзным, чтобы посчитать его какой-то мало-мальски горячей точкой.
Но с каждым днем всё становилось серьезнее.
Подобно тому как нарастает пасмурность, подобно тому как тучки, проплывающие над беспечно лежащим на травке метеорологом-любителем в тёмных очках, становятся всё живописнее, гуще, мрачнее, пока, наконец, издалека не появляется фронт во всей своей красе - многоэтажный, чёрный, с фиолетовыми зарницами внутри, и не брызжет затем прямо в морду восторженному наблюдателю полновесная летняя гроза, так и каждодневные события того сентября двигались по нарастающей, пока не разрешились в октябре - я каждый день приезжал от прекрасной дамы в общежитие и рассказывал что-нибудь новенькое о мерзостях, учиняемых властями через доблестных бойцов ОМОНа, цокал озабоченно языком, качал головой, говорил, что всё становится только хуже и хуже, ни малейшего ослабления, но проклятый ельцинист Коровин, мой будущий драгоценный кум, шумно одобрял действия этих самых властей и ОМОНа, говорил, так и надо, мол. Это потом он, как все, разлюбил Ельцина, а тогда одобрял всё, что происходило.
Происходило вот что.
Для начала прекрасной даме вместе с депутатами Белого дома отключили домашний телефон, он начинался тоже на 205 (депутатам потом еще и канализацию отключили, и свет, но это потом). Связь с ней полностью прервалась (впервые вообще услышал я о сотовой связи в день, когда у меня первая дочь родилась, 20 мая 1995 года, вошла она в обиход еще лет через пять, а мы обзавелись ей и того позже), так что во время всех событий просто по телефону узнать, что там у вас происходит, как дела, было нельзя. Затем вокруг баррикад появилось оцепление из доблестных бойцов ОМОНа, которые чуть позднее перестали пропускать кого-либо внутрь, но зато всех легко выпускали наружу. Проход к дому от метро "Краснопресненская" стал весьма затруднителен, ибо нужно было идти через оцепление. От "1905 года" было проще, но она дальше, и нам было интереснее пробраться по лазейкам со сложностями и беседами с бойцами ОМОНа - однажды, правда, пробираясь внутрь баррикад, прекрасная дама поранила ногу, шрам от баррикады остался у нее на всю жизнь. У метро "Баррикадная" (вот названьице придумали!) ежедневно собирался стихийный митинг, мы с прекрасной дамой, проходя по другой стороне улицы, однажды наблюдали, как доблестные бойцы ОМОНа, в касках, с титановыми щитами наперевес (еще бывают пластиковые, но это более дружелюбный вариант), загоняли толпу в метро. Происходило это так: они выстраивались в шеренгу, сдвигали щиты, устрашающе били по ним дубинками и сдавливали народ к метро. Стихийный митинг уплотнялся, вжимался в метро, но некоторые митингующие не помещались, падали под ноги доблестным бойцам, их хватали за волосы и руки, били усердно дубинками и бросали обратно в толпу, они опять выдавливались между доблестными бойцами на пустеющую площадку перед метро, их опять хватали, лупили как следует и бросали в толпу. Через прозрачные стекла метро видно было, как люди летят с эскалатора кубарем вниз.
Прекрасная дама моя в те поры была хиппи и пацифист, она говорила, что самое время вставлять цветочки в дула автоматов, мы ж хиппи - вот, самое время. Я, хоть хиппи себя тогда никак не ощущал (это сейчас уж, ближе к пенсии, согласен и хиппи назваться - почему нет?), по её указанию носил с собой мелок и честно рисовал везде в Москве пацифики. Однажды с этим мелком в руке я выгуливал собачку прекрасной дамы, и доблестные бойцы ОМОНа поинтересовались, что это у меня в руке. Когда выяснилось, что это мелок, они обрадовались, как дети, и изрисовали им меня всего, на спине куртки получился даже значок, похожий на букву Н с перекошенной торчащей перекладиной. Мне понравился этот случайный символ, его я тоже стал изображать повсюду наряду с пацификом - люблю вообще всякие значки, криптограммы, символы, тотемы, как с историей, так и совершенно ничего не значащие, но чтоб выглядели махрово, будто уже нацепили на себя целую гроздь коннотаций и идейностей. Однажды, к примеру, я отсканировал из книжки с мифами американских индейцев изображение какого-то непонятного улыбчивого зверька, и стал размещать его вместо своего изображения при интернет-общении, потом себе сделал футболку с этим зверьком, надо еще татуировку сделать - настоящий тотем будет! - при этом я даже не знаю, что это за зверёк, не то что его там какое-то изначальное значение - все знаки столько раз за историю поменяли уже свой смысл не просто даже на противоположный, а вовсе на хрен знает какой (взять хоть свастику или пентаграмму), и столько этих знаков развелось в связи с появлением брендинга и прочей хрени ... , что на изнанке каждого знака можно найти уже почти любое означаемое, был бы значок симпатичный и не совсем уж одиозный, хотя носят ведь нацболы серп и молот на фашистском флаге - и заебца, что тут скажешь, похвально! Когда война кончилась, я нарисовал прямо на стене рядом с подъездом прекрасной дамы огромнейший пацифик с надписью "War is over", а может быть, я нарисовал его еще раньше, провидчески и рискованно? Думаю, это совершенно не важно - напророчил я конец войны, или резюмировал его, главное, пацифик потом долго, до самого ремонта дома, украшал собой Москву наряду с Георгием Победоносцем и Россию наряду с двуглавым демоном - я молодец. Потом еще вокруг Белого дома огромный забор с гранитными плитами воздвигли - я хотел нарисовать на одной из них жирную анархию прям белой краской - и тут же, через двор промчавшись, в подъезд шмыгнуть, чтоб даже зафиксированного камерой меня не отыскали и не догнали ни на каких машинах, но поленился, а теперь уж я там не живу, прятаться негде…
Ну и потом вообще стало невозможно ходить на районе: нигде не пускали огромные и доблестные бойцы ОМОНа. Как-то пошли мы в сторону Нового Арбата, чтоб поехать в гости к Анечке рыжей на троллейбусе, так даже через набережную не пустили - мы привычно обошли Белый дом, стали перелезать через баррикады в районе горбатого мостика - ножку туда, эту сюда, главное, не поскользнуться, не зацепиться за что-нибудь, как в прошлый раз, не пораниться, тут слышим окрик, навроде: "Иванов, почему в отряде посторонние?!" - и нам говорят: "Вы куда лезете, ребятки? Гляньте - там ОМОН к атаке готовится" - смотрим, мы лезем через баррикаду, сзади нас защитники Белого дома, очень уже хмурые и сосредоточенные, никаких анпиловских бабушек, никаких пьяных гомосексуалистов, перед нами пустое пространство мостовой, а на той стороне дороги, перед зданием СЭВа (которое потом, 3го октября, захватили - там мэрия располагалась), стоит, как тогда у метро "Баррикадная", шеренга доблестных в касках с титановыми щитами, дубинками и прочими причиндалами и прям ждет, когда, наконец, на эту пустую площадь выбегут провокаторы, маргиналы и отщепенцы, чтоб начать боевые действия уже наконец-то! Ну, мы, конечно, сразу передумали лезть через баррикаду и пошли к метро - выпускали из оцепления к тому времени только по узенькому коридорчику к метро и больше никак. А не впускали внутрь уже давно, мы просто жили как бы внутри…
Потом мы как-то прогуливались, пьяные, с Анечкой рыжей, Вадиком Алексеевым, Костиной и прекрасной дамой - интеллектуальное кино посмотрели, Трюффо (пробрались на сеанс в тогдашний кинотеатр "Новороссийск", представившись студентами ВГИКа, позабывшими студенческие билеты), а потом решили, разумеется, - разумеется! - зарулить к прекрасной даме, преодолели оцепление (она показывала паспорт с местной пропиской и говорила, что у неё сегодня день рождения, поэтому она ведет к себе гостей, будто в паспорте не написано, когда у неё день рождения, и доблестные нас пустили, не глянув в паспорт), но зато мы не преодолели другое оцепление: мама прекрасной дамы, моя будущая теща, выгнала нас из дому без лишних предисловий. Не выходить же из оцепления! - мы пошли спать в соседний подъезд у чердака - все впятером.
Поутру нас разбудили автоматчики легкими пинками форменных сапог. "Что у тебя в сумке?" - обратились они ко мне. "Фердинанд де Соссюр", - ответствовал я. Автоматчики изумились: "Чего?! Сам ты Сосс!.." и велели валить отсюда, потому что они ищут снайперов.
Мы вышли вместе с ними на улицу, и Костина произнесла патетически: "У меня к вам два вопроса: как пройти к метро и что здесь происходит?" Они сказали: "К метро туда, а происходит - революция".
Шла революция, да…
Надвигался уже полный капец - это было видно. И он произошел.
Здесь повествование может либо совсем закончиться, потому что это очень соблазнительный момент для окончания повествования, "произошел полный капец", но мы с вами этому соблазну не поддадимся, либо оно может разделиться на два голоса, на мой и моей жены, как в специфической книге Шульгиных, потому что кульминацию тех событий, 3-е и 4-е октября, мы с женой пережили по отдельности, вся интрига и заключалась в том, что я усердно пытался прийти к ней в гости и никак не мог. А потом, в финале, мы, наконец, встречаемся, и наши голоса сливаются в стройный хор, и в конце немного лирики. Так всё и напишем, только за жену напишу тоже я.
Я на выходные (2-е - 3-е) поехал в Электрическую Сталь, а к жене в гости приехали знакомые девочки из Киева, и одна из них приехала в Москву впервые, а когда уезжала, в беседах с родителями похвалялась тем, что будет жить прямо в центре Москвы, прямо у Белого дома (по всем телеканалам потом показывали в прямом эфире, как этот Белый Дом расстреливают из танков, а телефон был отключен уже две недели и никакой еще тогда сотовой связи, вот родители её вставились, наверное!). Девочки привезли на продажу киевские торты ... , штук пятнадцать, чтоб окупить поездку - тогда, в легендарные девяностые, так было принято, возить и торговать (Мишка Доктор, например, возил с той же Украины прыгающие конфеты - малютки-леденцы во рту начинали прыгать и стучать в зубы, любимый мой одноклассник однажды целую пачку в рот опрокинул, так даже снаружи было слышно, как они прыгают и стучат). И вот днем 3-го октября они пошли к метро 1905 года продавать эти торты (а доблестных как ветром сдуло, вообще нигде ни одного не было - это защитники Белого Дома уже превратились в нападающих на Мэрию и Останкино), и какая-то тетя, торговавшая тут же у метро мороженым, милосердно приобрела у них какую-то часть за бесценок, а остальными они питались всю войну - это была поистине сладкая война для них ("Сладостью будет война" - есть такой текст у нашей группы).
В понедельник 4 октября в семь утра на улице началась стрельба. Сначала были одиночные выстрелы, как удары хлыстом, потом появились автоматы та-та-та, потом стали вступать еще голоса, мне и моей жене неизвестные. Зато мой будущий тесть, старый ВПКшник, с каждым новым звуком радостно сообщал марку оружия, которое присоединилось к стройному хору. С собакой он в тот день бесстрашно ходил гулять у подъезда - а что делать! - притом, что улицу Николаева, на которую выходил наш подъезд, простреливал БТР…
Ну а я приехал из Стали, и с Дюшей Басистом мы пошли в гости к моей прекрасной даме, ведь я привез ей выжигатель для рукоделья и должен был его подарить! У Дюши в тот день был день рождения, и мы отметили его достойно, так, что он вполне мог стать и днем его кончины - единственно правильный способ отмечать день рождения! Вышли мы хитроумно аж на "Арбатской", чтобы по мне одному известным лазейкам пробраться к Белому Дому, тем более что ни "Смоленская", ни "Баррикадная", ни "1905 года" не работали. Со стороны пустынного солнечного Нового Арбата были уже слышны далекие та-та-та, туда мы не пошли. Мы пошли к "Баррикадной" (sic!), с нами вместе слонялось довольно много бестолкового люда, на Белом доме уже были видны дымящиеся следы от выстрелов. Садовое кольцо на площади Восстания (sic!) было абсолютно пусто, как во сне. Мы, разумеется - разумеется! - пролезли в зоопарк и пошли через него под аккомпанемент далеких выстрелов - это, видимо, еще сражались между собой ветераны Афганистана, дивизия Дзержинского, 119-й парашютно-десантный полк ВДВ и Таманская дивизия - как известно, все убитые в перестрелках у Белого дома были убиты сторонниками Ельцина, которые принимали других сторонников Ельцина за защитников Белого дома, и снайперами-провокаторами из спецслужб, контролируемых президентом (это называется у них "пикадилья", как на корриде, когда пикадоры, сидя верхом на лошади - высо-о-оконько сидя! - колют быка сверху пикой, чтоб он совсем осерчал - так и снайперы стреляют в обе враждующие стороны, чтоб сильная с чистой совестью мочила слабую. Провокация - вообще замечательная вещь, когда нужно кого-то замочить. С какими большими глазами, с каким затаенным дыханием я смотрел телевизор в августе 1999 года, сидючи у родителей в деревеньке на далеком валдайском озере Стерж - они всегда смотрят телевизор, это поколение, как нынешнее состарится за компьютером, но у них к нему что-то вроде толерантности, они его как бы не замечают, а я не могу не замечать, даже в магазине и в метро, если есть телевизор, всегда до тонкостей вникаю - и вот тогда вдруг мирная Чечня, у которой после Хасавюртовских соглашений появилась, наконец, возможность стабилизации, появился, наконец, реальный шанс стать крупнейшим экспортером исламских боевиков в мире - как Румыния крупнейший экспортер проституток, как Афганистан крупнейший экспортер героина, как Колумбия крупнейший экспортер кокаина, как США крупнейший экспортер долларов - мирная Чечня вдруг стала творить изумительные вещи: нападать на Дагестан, взрывать дома в Москве и Волгодонске, и от всех этих деяний яростно открещиваться с весьма основательной мотивацией - Чечне это не выгодно. Я задал себе без интереса вопрос cui prodest?, вспомнил словосочетание "быстрая победоносная война", мне стало сильно не по себе, не стал на этот вопрос отвечать, не стал об этом словосочетании думать. Потом-то быстро стало понятно, что это просто очередной президент России, черт из табакерки с руками по локоть в крови преемствовал таким образом кровавому своему ментору, который сместил вымазанного в крови по самую лысину первого и последнего Президента Советского Союза, который отрекся от кровавых деяний своей партии, которая замочила кровавого последнего царя России, который и т.д.; потом-то всё очень быстро стало понятно, когда был случай в Рязани, засверкали в этом деле белые нитки: бдительный дядя засек граждан, таскающих мешки в подвал жилого дома, и в этих мешках обнаружили-таки гексоген и детонаторы, настоящий гексоген и качественные детонаторы, и все радовались, как дети, что предотвратили теракт, а через два дня Патрушев сказал, что это были учения ФСБ, и ничего такого в мешках не было, сахар-песок, он даже на полигоне не взорвался - уже тогда некрасиво стало всё выглядеть. Потом, когда через полгода брали Грозный, были неподалеку от него обнаружены трупы тех самых разыскиваемых, чьими портретами и особыми приметами - "необычайно увеличенные ягодицы"! - мы любовались на выходе из продовольственных магазинов, а при них взрыватели, аналогичные использовавшимся в Москве, подобно билетикам, зажатым в кулачках у ерофеевских мальчиков. Потом в Америке башни упали, что стало поводом на этот раз уже для американцев провести много быстрых победоносных войн. Потом была думская комиссия по расследованию обстоятельств взрывов домов в Москве, были журналистские расследования, были с сильным диссидентским душком статьи и книжки об этом. Подавляющее большинство людей, которые во всем этом участвовали, умерли насильственной смертью - эксперты, депутаты комиссий, авторы книжек, журналисты, которые брали у них интервью, кого ни хватишься - умер насильственной смертью. А еще потом выяснилось, что эти и почти все последующие, вплоть до 2004 года, взрывные теракты совершило "Мусульманское общество №3" - слышали про такое? - все его участники сейчас либо мертвы, либо благополучно сидят - Лимонов писал, что сидел в тюрьме с человеком, который заставлял их давать нужные показания, - только самый важный до сих пор в розыске, тот самый, что взрывал дома в Москве. Потом Басаев писал Путину, что может взять на себя "на приемлемых условиях" ответственность за взрывы в Москве, лишь бы Россия ушла из Чечни, это перед Бесланом было. Еще потом Березовский открыто заявил, что ФСБ взрывало дома, а его в ответ стали обвинять в спонсировании провокации в Дагестане - российское общество лениво зевнуло, отвернулось к стенке и погрузилось в дальнейший сон: "Ну, не будем исключать вероятность, что ваших рук дело провокация в Дагестане и взрывы домов, - сказали по данным Левада-центра 37% опрошенных россиян, а 6% в этом не сомневаются - ну, привели вы Путина к власти - сволочи вы, что тут скажешь еще, мерзавцы вы, сидите дальше в Англии, дружите поплотнее с английской разведкой на всякий случай, но всё равно осторожней кушайте, не отравитесь." Мы с товарищем моим университетским Вовкой как раз познакомились на заре всех этих событий, и я изумлялся Березовскому - как же он надеется остаться у власти при Путине, ведь когда тот станет Президентом, всё ему будет нипочем, уберет человека, который так много для него сделал добрых дел, - а Вовка отвечал: "Он повяжет его кровью"… Ну, может быть… Хотя очень трудно судить - с этой стороны телевизора… Он такой ОБМАНЧИВЫЙ… А вдруг, действительно, хорошо организованные немирные граждане могут обдурить самые крутые спецслужбы мира, как лохов, могут подготовить и совершить крупнейшие теракты, и чем дальше, тем крупнее, с гигантским количеством жертв, и детей среди жертв, всё больше и больше, и это только укрепит популярность власти, которая будет отдавать в ответ приказ всех мочить, вообще всех, почему нет - этот вариант тоже довольно лих. Замечательная вещь провокация, одним словом).
Зоопарк был пуст и странен - ни одного человека, только испуганные понурые животные, но их было совсем немного, прятались, наверное. Я тогда первый раз в жизни побывал в зоопарке (но должны же были меня туда сводить в детстве? Не помню)… Далекая канонада, дым в ослепительном небе, пустые клетки, оранжевая пыль - от всего этого осталось достоверное ощущение, что война была жарким засушливым летом, когда горожане окончательно разъехались в отпуск и больше никогда не вернулись.
Потом нас несколько раз обыскивали доблестные, всякий раз находили у меня выжигатель, приводивший их в легкое недоумение, потом вдруг обнаружилось, что в районе улицы Анны Северьяновой никакого оцепления нет, и через 2-ю Звенигородскую улицу можно свободно пройти к Хаммеровскому центру, а от него уже рукой подать до гостей, чтоб подарить выжигатель, метров пятьсот.
И вот мы спрятались под гостиницей "Международная" на осколках (стекла двух верхних этажей были полностью выбиты) за каким-то небольшим парапетом. Из-за него было видно, что по Рочдельской бегут группы солдат с оружием, следовательно, боевые действия распространились от Белого дома несколько дальше обиталища прекрасной дамы и явственно затруднили к ней путь… Так мы размышляли неспешно, и тут совсем рядом ахнула какая-то очень громкая штука (мой будущий тесть сразу бы определил, что это такое ахнуло, но я не разбираюсь) - в общем, нам пришлось отступиться от твердого намерения сходить сегодня в гости - мы отправились к Анечке рыжей наблюдать дальнейшее по телевизору. Правильно сделали - улицу Николаева, которую нам пришлось бы перейти, простреливал БТР, да и до нее мы вряд ли бы добрались.
Но к прекрасной даме все же пришли в тот день гости - это были депутаты расстрелянного Парламента.
Сначала пришел один - пугливый. Всего боялся, трясся, сначала не мог ни слова выговорить, из сбивчивых его объяснений выходило, что доблестные бойцы противника погрузили пленных в автобусы, насколько хватило места, а когда автобусы кончились, сказали оставшимся: "Вы бегите, а мы по вам стрелять будем". Они рассыпались по дворам, стали в подъезды забегать, и до шестого этажа никто не открыл, один мой будущий тесть бесстрашно его пустил. Тут в дверь снова зазвонили. Пугливый депутат стал пытаться залезть в щель между шкафом и стенкой или между полом и диваном с криками, что это его пришли убивать, ни за что не надо открывать дверь. Бесстрашный будущий тесть всё равно открыл дверь - там оказался второй депутат, вменяемый, в отличие от первого, назвал сразу себя, предъявил депутатское удостоверение, попросил приюта до утра в связи с военным положением. С утра за обоими приехали личные машины.
С утра и я приехал - шел по солнечной зеленой Пресне, одного только с автоматом в хаки встретил постового, последний знак войны стоял в чистом поле у бассейна за домом пионеров рядом с парком Павлика Морозова, теперь уж нет этого бассейна… Дошел-таки я до прекрасной дамы. Сели мы с ней на качельки во дворе, целуемся, мимо бабушка проходит. Покосилась на нас, остановилась и как закричит: "Слава Богу! Молодежь сидит, целуется! Наконец-то снова жизнь началась!"
2010