Природа чуть не взяла свое
Почтеннейший читатель несомненно обратил свое любезнейшее внимание на то, что прошло несколько дней с поеследней записи. Это не потому что ваш unreliable narrator наебал вас с хронологией, а потому что не было когда сесть с компьютером за грубо сколоченный стол и ударить по клавишам.
Позавчера мы проснулись не очень рано, взяли удочки и весла, спустили лодки и отправились по морю к косе, идущей от кембрийского календаря в воду. Те, кто не любит рассматривать фотки, слушайте, как она устроена: берем расческу, выламываем почти все зубья и кладем ее уцелевшими к морю. Между зубьями - лужи с мидиями, крабами, и акульими яйцами. С подветренной стороны - ничего интересного, мелкие места. Можно разве подойти и сказать спутнику, вот где понырять бы. Потому что прозрачно и разные камни. По этой-то луже мы и сплавились к косе. Перешли ее туда, где было глубже и по закону Кориолиса о валуны разбивались небольшие волны , и Б предложил пари, что мы не поймаем ни одной рыбы. Ставка - опять кукареканье, как в случае с Обамой-МакКейном. В тот раз я расудил, что я согласен кукарекать если победит Обама. Тем, кто слышал о хеджинге, не нужно обьяснять, что я имел в виду. Здесь я было поиграл с мыслью поступить так же, но подумал, что рыба не перевесит обидного проигрыша... кстати, я совсем забыл, что Б предлагает пари такое: противник выбирает, на что ставить, а сам ставит на другое. Игрок.
Забились на 25 петушиных криков. Непосредственно после этого на мою блесну польстилась рыбка. Я вытащил ее на берег и позвал Б. Он повернулся и издал крик, который я отказался признать кукареканьем. Рыбка была небольшая, величиной с ладошку, с поперечными полосами, поверх них ржавыми пятнышками, колючими плавниками, в общем окушок. Только в лице его было что-то незнакомое. Это были зубы, торчавшие вперед, как у англичанки, не знавшей брейсов.
Первую К разрезал на наживку, насадил и пошел таскать. Скоро мне надоело сдирать с крючка мелочь - хотя и сьедобного размера - я сел в лодку и поехал в море. Бороздил- бороздил океан, ни фига. В этот день мы жарили рыбу в фольге.
После этого детей отвезли к устью и там бросили с удочками, а мужчины, изможденные путиной, заснули богатырскими снами. В лагере не стало, что делать, и я отправился по берегу к устью с брошенными детьми. Через несколько шагов я наткнулся на обглоданную ногу карибу, а в стланнике, стоящем по-берлински стеной, были проделаны ходы к океану. Размеры входов в ходы подходили которые кабану, которые медведю. Я запрядал ушами и ощетинился загривком. Чтобы не томить: медведей не было. Зато виды загрызали наповал. Океан, плавник, стланник, облака, озерца, камни, горы, кувшинки (в озерах), - все это просторно и гармонично сведено в пейзаж, достойный быть вышитым на коврике. Я в детстве засыпал в постельке у стенки с обоями, клопиные пятна которых прикрывал такой коврик. Там было несколько оленей. В какой-то момент оленей сменила морская сцена в порту с какого-то малоголандского оригинала. Если бы там были не олени, а пейзаж, мимо которого я проходил, кораблям бы не светило. Я бы мог вырасти другим человеком.
Дети давно оторвали все крючки и блесны, бросая крючки в мелкую каменистую реку, и маялись. Ваня уже упал в воду и снова высох. Я стал бросать свою жалкую блесну в быструю воду и вытаскивать ее пустой. Потом пришел старик-энглер - ловец нахлыстом. Он писал леской фигуры Лиссажу и сохранял невозмутимость, как в игре в покер. Я устыдился и смотал удочки.
Вечер увенчался поеданием мидийного бульона. Уступая моим просьбам, Б на этот раз сварил моллюсков со специями и не вылил бульон. Специи взывали к алкоголю, и бургундское из коробки не подкачало. Наутро рот по вкусу напоминал общую могилу полную негашеной извести. В голове тоже творилось черт знает что. Однако полшестого я вылез из палатки и вместе с чистовыбритым К пошел на косу. Море волновалось, как в третий визит старика. Волны захлестывали кромку, пришлось разуться и снять шорты. У края каждая седьмая волна нависала над головой и осыпалась холодной водой.
Я быстро поймал первую рыбку и перебросил ее, не снимая с крючка, качнув, как маятник, К. Он быстро поймал леску и хряснул окуня о камень.
- Чтобы не мучался.
Он нарезал его на ломтики и забросил поплавок. Я продолжал кидать блесну и поймал другого подростка. Крючок поймал его за краешек глаза. Я захромал по острым ребрам камней к месту, где на высоком месте лежала коробка со снастями. На этот раз мы захватили с собой плоскогубцы. Притащив их, я стал орудовать ими, как академик Федоров. Глаз никак не хотел отдавать крючок, но я не уступал. Выбросив пострадавшего обратно в море, я снова забросил блесну. Ловля требовала концентрации; легкая блесна не должна была ни всплывать, ни цепляться за камни и водоросли. Я обнаружил, что если крутить медленно и совсем прекращать, когда находит волна, то достигается нужный эффект. Я вел блесну, то покручивая катушку, то останавливая, готовый почувствовать чужую жизнь на конце лески.
Так я проводил последние минуты своей.
Из глубины Атлантики вышел белый пенистый столб, меня подняло, повернуло горизонтально, дальше все стало происходить рапидом.
- Сейчас тебе размозжит голову о камни, - вслух сказал внутренний голос.
- Если повезет, может просто сломать шею, - возразил он сам себе после некоторой паузы.
- Ты бы сгруппировался, что ли! - с неожиданным раздражением рявкнул он, - никогда не учили?
Присутствуя при этом разговоре, я не забывал планировать головой вперед. Группироваться, ага!
- Если можешь, держись подальше от края, - внутренний голос не унимался и не давал мне сосредоточиться и вспомнить всю свою жизнь. - Постарайся выставить воеред зад.
Полет прекратился. Я лежал на руке, предплечьем на остром ребре гряды. Ничего не болело, кроме того места, на которое я приземлился. Вернулось зрение, и я увидел К и Б. Они показались мне странно безучастными. Более того, они взирали на меня, как на неживой обьект. Может быть я того?
- Тебе хуево? - с закавказским акцентом приступил к интервью К. Пальцы его продолжали насаживать наживку.
- Да нет.
- Рассказывай. Ты в шоке, подождешь минуту - увидишь..
Б. стоял в сторонке и смущенно вертел в руках камеру. На лице его блуждало застенчивое ликование.
- Успел. Все вот тут.
Я с облегчением вздохнул. Значит не зря. Позже оказалось, что Б успел снять меня за миг до падения. Волна уже накрыла меня, но еще не торкнула.
Позавчера мы проснулись не очень рано, взяли удочки и весла, спустили лодки и отправились по морю к косе, идущей от кембрийского календаря в воду. Те, кто не любит рассматривать фотки, слушайте, как она устроена: берем расческу, выламываем почти все зубья и кладем ее уцелевшими к морю. Между зубьями - лужи с мидиями, крабами, и акульими яйцами. С подветренной стороны - ничего интересного, мелкие места. Можно разве подойти и сказать спутнику, вот где понырять бы. Потому что прозрачно и разные камни. По этой-то луже мы и сплавились к косе. Перешли ее туда, где было глубже и по закону Кориолиса о валуны разбивались небольшие волны , и Б предложил пари, что мы не поймаем ни одной рыбы. Ставка - опять кукареканье, как в случае с Обамой-МакКейном. В тот раз я расудил, что я согласен кукарекать если победит Обама. Тем, кто слышал о хеджинге, не нужно обьяснять, что я имел в виду. Здесь я было поиграл с мыслью поступить так же, но подумал, что рыба не перевесит обидного проигрыша... кстати, я совсем забыл, что Б предлагает пари такое: противник выбирает, на что ставить, а сам ставит на другое. Игрок.
Забились на 25 петушиных криков. Непосредственно после этого на мою блесну польстилась рыбка. Я вытащил ее на берег и позвал Б. Он повернулся и издал крик, который я отказался признать кукареканьем. Рыбка была небольшая, величиной с ладошку, с поперечными полосами, поверх них ржавыми пятнышками, колючими плавниками, в общем окушок. Только в лице его было что-то незнакомое. Это были зубы, торчавшие вперед, как у англичанки, не знавшей брейсов.
Первую К разрезал на наживку, насадил и пошел таскать. Скоро мне надоело сдирать с крючка мелочь - хотя и сьедобного размера - я сел в лодку и поехал в море. Бороздил- бороздил океан, ни фига. В этот день мы жарили рыбу в фольге.
После этого детей отвезли к устью и там бросили с удочками, а мужчины, изможденные путиной, заснули богатырскими снами. В лагере не стало, что делать, и я отправился по берегу к устью с брошенными детьми. Через несколько шагов я наткнулся на обглоданную ногу карибу, а в стланнике, стоящем по-берлински стеной, были проделаны ходы к океану. Размеры входов в ходы подходили которые кабану, которые медведю. Я запрядал ушами и ощетинился загривком. Чтобы не томить: медведей не было. Зато виды загрызали наповал. Океан, плавник, стланник, облака, озерца, камни, горы, кувшинки (в озерах), - все это просторно и гармонично сведено в пейзаж, достойный быть вышитым на коврике. Я в детстве засыпал в постельке у стенки с обоями, клопиные пятна которых прикрывал такой коврик. Там было несколько оленей. В какой-то момент оленей сменила морская сцена в порту с какого-то малоголандского оригинала. Если бы там были не олени, а пейзаж, мимо которого я проходил, кораблям бы не светило. Я бы мог вырасти другим человеком.
Дети давно оторвали все крючки и блесны, бросая крючки в мелкую каменистую реку, и маялись. Ваня уже упал в воду и снова высох. Я стал бросать свою жалкую блесну в быструю воду и вытаскивать ее пустой. Потом пришел старик-энглер - ловец нахлыстом. Он писал леской фигуры Лиссажу и сохранял невозмутимость, как в игре в покер. Я устыдился и смотал удочки.
Вечер увенчался поеданием мидийного бульона. Уступая моим просьбам, Б на этот раз сварил моллюсков со специями и не вылил бульон. Специи взывали к алкоголю, и бургундское из коробки не подкачало. Наутро рот по вкусу напоминал общую могилу полную негашеной извести. В голове тоже творилось черт знает что. Однако полшестого я вылез из палатки и вместе с чистовыбритым К пошел на косу. Море волновалось, как в третий визит старика. Волны захлестывали кромку, пришлось разуться и снять шорты. У края каждая седьмая волна нависала над головой и осыпалась холодной водой.
Я быстро поймал первую рыбку и перебросил ее, не снимая с крючка, качнув, как маятник, К. Он быстро поймал леску и хряснул окуня о камень.
- Чтобы не мучался.
Он нарезал его на ломтики и забросил поплавок. Я продолжал кидать блесну и поймал другого подростка. Крючок поймал его за краешек глаза. Я захромал по острым ребрам камней к месту, где на высоком месте лежала коробка со снастями. На этот раз мы захватили с собой плоскогубцы. Притащив их, я стал орудовать ими, как академик Федоров. Глаз никак не хотел отдавать крючок, но я не уступал. Выбросив пострадавшего обратно в море, я снова забросил блесну. Ловля требовала концентрации; легкая блесна не должна была ни всплывать, ни цепляться за камни и водоросли. Я обнаружил, что если крутить медленно и совсем прекращать, когда находит волна, то достигается нужный эффект. Я вел блесну, то покручивая катушку, то останавливая, готовый почувствовать чужую жизнь на конце лески.
Так я проводил последние минуты своей.
Из глубины Атлантики вышел белый пенистый столб, меня подняло, повернуло горизонтально, дальше все стало происходить рапидом.
- Сейчас тебе размозжит голову о камни, - вслух сказал внутренний голос.
- Если повезет, может просто сломать шею, - возразил он сам себе после некоторой паузы.
- Ты бы сгруппировался, что ли! - с неожиданным раздражением рявкнул он, - никогда не учили?
Присутствуя при этом разговоре, я не забывал планировать головой вперед. Группироваться, ага!
- Если можешь, держись подальше от края, - внутренний голос не унимался и не давал мне сосредоточиться и вспомнить всю свою жизнь. - Постарайся выставить воеред зад.
Полет прекратился. Я лежал на руке, предплечьем на остром ребре гряды. Ничего не болело, кроме того места, на которое я приземлился. Вернулось зрение, и я увидел К и Б. Они показались мне странно безучастными. Более того, они взирали на меня, как на неживой обьект. Может быть я того?
- Тебе хуево? - с закавказским акцентом приступил к интервью К. Пальцы его продолжали насаживать наживку.
- Да нет.
- Рассказывай. Ты в шоке, подождешь минуту - увидишь..
Б. стоял в сторонке и смущенно вертел в руках камеру. На лице его блуждало застенчивое ликование.
- Успел. Все вот тут.
Я с облегчением вздохнул. Значит не зря. Позже оказалось, что Б успел снять меня за миг до падения. Волна уже накрыла меня, но еще не торкнула.