(no subject)
В этом году моему деду, Исааку Израилевичу Хацкевичу, гвардии майору, было бы 100 лет. В последнее время я часто о нем думаю.
Он был удивительным, теплым, бескорыстным романтиком. Не смотря на то, что он прошел всю войну от начала до конца, а потом его из армии вышвырнули вникуда. В самое голодное время. С семьей и грудным ребенком. Просто за то, что у него были дальние родственники за границей, с которыми он даже не был знаком, но которых правдиво указал в анкете.
За эту свою честность, за честь и порядочность ему пришлось дорого заплатить, и не раз. И в то же время, многое приобрести - друзей, которые его любили и бесконечное множество людей, которые его ценили и доверяли ему.
Но сегодня не об этом. Сегодня о нем на войне. Вот моя старая статья, выходившая в газете “Метро”.
* * *
Едва закончились беззаботные годы учебы в Ленинградском институте журналистики, едва были сданы последние экзамены, и наступило лето 1941 года, двадцатилетний Исаак Хацкевич отправился од Киев служить в армии.
Он был в меру наивен, в меру оптимистичен, писал стихи, обладал роскошным тенором и участвовал во всех возможных самодеятельностях. Как известно, дедовщины тогда не было, еду и обмундирование у солдат не воровали, погода летом в Украине была отличная, и казалось, что служба пролетит, как один день.
Ребята с нетерпением ждали 22 июня, когда принесут присягу, чистили сапоги, гладили гимнастерки. Но вместо этого началась война. В этот день состоялось боевое крещение курсантов его учебной батареи.
За 2 недели артиллерийский полк был выпотрошен. 5 июля в лесу под Житомиром старшина разбил бутылку, все взяли по осколку и стали бриться, глядя в ручей, потому что ножи и все необходимое осталось в вещмешках, которые перед сражением бросали, а при отступлении не могли вернуться и забрать. Ходили потом все расцарапанные, пили болотную воду, болели.
В конце августа остатки 43-й танковой дивизии собрали и по железной дороге пешком отвели в Харьков на пересортировку. Там уже интересовались, кто из рядовых чем может быть полезен. Исаака, как журналиста, сразу определили в походную типографию и вместе с двумя автобусами повезли к месту назначения на открытой платформе.
На войне были нужны профессионалы. Профессиональные журналисты бегали, отстреливаясь, на передовую, чтобы описать сражение изнутри. Профессиональные артисты работали в военных ансамблях, давая солдатам глоток мирной жизни между сражениями и, так же отстреливаясь, пробирались от одного отделения до другого. В каждом полку были полковые клубы. Привозили кино, пластинки, устраивали танцы.
Когда шли сражения, солдатам было не до песен. Хочешь стать хорошей мишенью - запой на передовой, а лучше, еще и спляши. Но когда наступало затишье, и разведка не обещала активных наступлений, когда шли небольшие перестрелки и эпизодические авианалеты, к бойцам вызывали бригаду военных артистов.
Каждое не самое мелкое воинское подразделение имело свою бригаду артистов. В ансамбль входило человек 10, а то и больше. Аккордеонисты, певцы, чтецы. Духовную пищу и тяжелые инструменты тащили в самые труднодоступные и горячие точки, через высокие горные перевалы и болота. Артисты были незаменимы, когда войска надолго застревали в какой-то точке, удерживая свои позиции или осаждали врага.
Но ни передышки, ни ансамбли, ни фронтовые 100г не могли создать иллюзию мирной жизни. Даже новый год не всегда становился для солдат праздником.
1942 год Исаак встретил в поселке Шахта 8-9, в помещении школы, уже вместе с офицерским составом и медиками. Были накрыты столы, все танцевали с медичками и связистками под пластинки или аккордеон, выступали дивизионная танцевальная группа, хор, чтецы. Всего человек 25, включая худрука. А потом и сами красноармейцы. Из фронтовой газеты приехал известный писатель Борис Горбатов. Встретившись с Исааком потом, в мирное время, Горбатов вспоминал, как тот пел на новогоднем вечере.
В 1942 году отступление продолжилось, и к лету войско, в котором служил Исаак, загнали в предгорья Кавказа.
“Отступали мы через Ростов, переправлялись через Дон. Там меня контузило, - рассказывает он. - Я лежал на талере (это цинковая наборная доска). Немцы загнали нас в район Туапсе. В горах мы застряли на полгода и ели одни каштаны.”
Там же, в непроходимой чаще, близ одного из перевалов они встретили 1943 год. Едва ли это было похоже на праздник.
Невесело Исаак встретил и 1945 год, лежа во львовском госпитале с распухшими руками и ногами. Вместо праздника подошел лечащий врач и поздравил, желая скорейшего выздоровления. Концертов там не давали.
“В парке куда выходили выздоравливающие, бандеровцы поджидали наших и подстрелили несколько офицеров, - говорит Исаак. - После этого нам запретили выходить из госпиталя.”
Самым теплым и праздничным ему запомнился новый 1944 год, встреченный в только что освобожденном от немцев Темрюке:
«Мой однокурсник по ленинградскому институту журналистики Миша Шалимов собрал в хате, где был на постое, теплую компанию собратьев по перу. Вместе со мной пришел наш литсотрудник Леня Лидес, будущий фельетонист литературной газеты, ставший известным писателем сатириком Лиходеевым. Пришел Дима Халендра - будущий автор повести «Пушка» и… Лазарь Лагин. Улыбаясь, нам жал руки известный писатель, многолетний редактор крокодила, автор «Старика Хаттабыча».
В центре стола, среди бутербродов красовалась бутылка шампанского. Ее сумел раздобыть у флотских интендантов Миша Шалимов. Если б он знал, какой она окажется коварной! Никто из нас не мог ее открыть. Пробка был твердой, как сталь. Штопор не брал. В ход пошли вилки и ножи и вилки, но пробка не поддавалась. Осталось одно - протолкнуть пробку внутрь. Но как?
И вдруг меня осенило. Я разобрал свой пистолет ТТ и изо всех сил стал давить на нее стволом. Наконец, струя шампанского выплеснулась наружу, и стаканы наполнились вожделенным напитком. Увы, стрелка часов, висевших на стене, давно перевалили заполночь.
А теперь, - поднялся долговязый мосластый острослов Леня Лиходеев. - Мой лепший друг Исаак, кантор с высшим образованием, даст нам сольный концерт!
И я запел любимую всеми новогоднюю песню из репертуара всеми любимого Леонида Осиповича Утесова. «Снова годовщина. Три любимых сына не стучатся у ворот. Только шлют телеграммы. Как живут папа с мамой? Как кони встречают новый год?»
А потом он запел «Утомленное солнце» и «Катюшу», и «Андрюшу», «Вечер на рейде», «Соловьи», «Землянку», «Теплый ветер дует, развезло дороги, и на южном фронте оттепель опять. Тает снег в Ростове, тает в Таганроге, эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.» Вспоминать, смерть, боль, голод, каштаны, болотную воду, голую кубанскую степь, залитую солнцем, по которой шел из госпиталя под арт-обстрелом, прыгая из воронки в воронку, потому что в то же место снаряд не должен упасть. Вспоминать друзей, которые уже никогда не постареют.
* * *
Мой дед - Исаак Израилевич ХАЦКЕВИЧ - гвардии майор, инвалид Отечественной войны, заслуженный работник культуры России, член Союза Журналистов СССР
Нормальные фотки лежат у родителей, а из своих я выбрала эти две. Где он совсем молодой, и где мы с ним на трибуне демонстрации принимаем парад. Мы - это те, которые в головных уборах))
