Святой не по учебнику
Отец Анатолий был святой. В годы моего обучения в семинарии (с 1996 по 2001) я знал двух святых. Не то чтобы я видел божественный свет от человека или что-то вроде того, вовсе нет. Святостью я сейчас называю такое положение человека, когда представление о нем может подвергаться самым диаметральным изменениям. Вот тогда, когда кажется, что человек умен, что он - источник истины, обожествляемая в сознании личность вдруг не стыкуется совершенно с тем, что человек в повседневности выделывает. И бросает каждый раз в противоположную сторону от этого, в момент, когда сознание ставит крест на человеке, диагностируя идиотию, а потом - новый вираж жизни, который все вновь опровергает. Такие метания.
Итак, в семинарии было два святых для меня. Отец Мстислав, по кличке Мистик, и отец Анатолий, которого мы, студенты, называли просто по фамилии - Мешков.
Отец Мешков преподавал на моей памяти Ветхий завет и еще что-то, чего я уж не помню. На его лекциях я часто спал, особенно когда он читал конспект. Именно из-за этой монотонности общей скукоты то, что лектор говорил помимо напечатанного, таило в себе множество чудес. В этих отступах вскрывалось личное отношение, иногда как ирония, иногда - как удивление, а чаще - позиция по поводу. Батюшка говорил и исповедовал личный подход одновременно. Неудивительно, что на одни и те же вопросы бытия он советовал абсолютно противоположное.
- В наше время нужно жениться, никакого целибата. Целибат - что это?! И монашество вам не нужно. Матушку берите из епархиального училища, будет петь, все деньги в семью. На требы будете ездить вместе.
Другому курсу он объяснял, что жениться в наши времена никак нельзя.
Нашему курсу он постоянно напоминал, что всех в академию не возьмут. Слышал, что какому-то курсу после нас он заявил, что видит у студентов пустоту в глазах и что не понимает, зачем они вообще пришли учиться в семинарию. Даже полное знание конспекта не помогало, но учить предмет приходилось. Миша, на курс старше, несколько раз рассказывал, как он сдавал Мешкову выученный наизусть текст конспекта. Батюшка, молча выслушав ответ, уложившийся в 20 минут, резюмировал одним словом - «Неглубоко!». И, кажется, поставил «три».
Отец Анатолий был высокий и в общем крупный немолодой человек, как правило, с уставшим видом. По титулу богословского образования он был выше самого ректора и, наверное, даже митрополита, а по практике - служил при соборе епархии. Он был из тех, кто каждый день наблюдал уродливую действительность церковного аппарата. Секретарь епархии, его начальник, был страшный дурак и к тому же опасный. В общем, совсем уж нерадивым студентам он мог советовать стать кадиломахателями в Карповке - там, где сам и служил. Батюшка был осторожен - выбрал образ сумасшедшего профессора. По этим странностям ему, видимо, многое прощалось. В том числе - искренность. Ничто не приближает искренность лектора так, как статус идиотии. К «сумасшедшему профессору» легко подойти с вопросом даже самому застенчивому студенту. Бывало, встретив студентов в городе, отец-преподаватель давал вдруг деньги, помечая дар в пользу пива или мороженного. Так или иначе, в нем была честность, забота и какая-то отеческая нежность. Может это было от того, что он сам был молодым отцом при том, что в общем был не молодым человеком.
Но самый замечательный эпизод семинарской жизни отца Анатолия - это зачет у старшего курса, тогда я еще не поступил, это был год 1995-ый или 1996-ой голодный год. Все студенты боялись, все сомневались, что смогут сдать предмет. Батюшка раздал всем задания по рядам. С парт убрали конспекты в парты, оставили только бумагу, ручки и Священное Писание. Погрузившись в размышления, отец Анатолий отошел к доске, после - к окну и куда-то смотрел вдаль, отвернувшись от класса, стоял полчаса, а затем произнес: «Осторожно, я поворачиваюсь...».
Лично мне отец-лектор запомнился тем, что на лекции по нравственному богословию я, склонившись на калачик рук, отходил ко сну под монотонное чтение
преподавателя, как вдруг смысл логической цепочки батюшкиного конспекта заставил меня проснуться и даже записать. Такого более ни на каких лекциях я не помню, наверное, забыл.
Итак, в семинарии было два святых для меня. Отец Мстислав, по кличке Мистик, и отец Анатолий, которого мы, студенты, называли просто по фамилии - Мешков.
Отец Мешков преподавал на моей памяти Ветхий завет и еще что-то, чего я уж не помню. На его лекциях я часто спал, особенно когда он читал конспект. Именно из-за этой монотонности общей скукоты то, что лектор говорил помимо напечатанного, таило в себе множество чудес. В этих отступах вскрывалось личное отношение, иногда как ирония, иногда - как удивление, а чаще - позиция по поводу. Батюшка говорил и исповедовал личный подход одновременно. Неудивительно, что на одни и те же вопросы бытия он советовал абсолютно противоположное.
- В наше время нужно жениться, никакого целибата. Целибат - что это?! И монашество вам не нужно. Матушку берите из епархиального училища, будет петь, все деньги в семью. На требы будете ездить вместе.
Другому курсу он объяснял, что жениться в наши времена никак нельзя.
Нашему курсу он постоянно напоминал, что всех в академию не возьмут. Слышал, что какому-то курсу после нас он заявил, что видит у студентов пустоту в глазах и что не понимает, зачем они вообще пришли учиться в семинарию. Даже полное знание конспекта не помогало, но учить предмет приходилось. Миша, на курс старше, несколько раз рассказывал, как он сдавал Мешкову выученный наизусть текст конспекта. Батюшка, молча выслушав ответ, уложившийся в 20 минут, резюмировал одним словом - «Неглубоко!». И, кажется, поставил «три».
Отец Анатолий был высокий и в общем крупный немолодой человек, как правило, с уставшим видом. По титулу богословского образования он был выше самого ректора и, наверное, даже митрополита, а по практике - служил при соборе епархии. Он был из тех, кто каждый день наблюдал уродливую действительность церковного аппарата. Секретарь епархии, его начальник, был страшный дурак и к тому же опасный. В общем, совсем уж нерадивым студентам он мог советовать стать кадиломахателями в Карповке - там, где сам и служил. Батюшка был осторожен - выбрал образ сумасшедшего профессора. По этим странностям ему, видимо, многое прощалось. В том числе - искренность. Ничто не приближает искренность лектора так, как статус идиотии. К «сумасшедшему профессору» легко подойти с вопросом даже самому застенчивому студенту. Бывало, встретив студентов в городе, отец-преподаватель давал вдруг деньги, помечая дар в пользу пива или мороженного. Так или иначе, в нем была честность, забота и какая-то отеческая нежность. Может это было от того, что он сам был молодым отцом при том, что в общем был не молодым человеком.
Но самый замечательный эпизод семинарской жизни отца Анатолия - это зачет у старшего курса, тогда я еще не поступил, это был год 1995-ый или 1996-ой голодный год. Все студенты боялись, все сомневались, что смогут сдать предмет. Батюшка раздал всем задания по рядам. С парт убрали конспекты в парты, оставили только бумагу, ручки и Священное Писание. Погрузившись в размышления, отец Анатолий отошел к доске, после - к окну и куда-то смотрел вдаль, отвернувшись от класса, стоял полчаса, а затем произнес: «Осторожно, я поворачиваюсь...».
Лично мне отец-лектор запомнился тем, что на лекции по нравственному богословию я, склонившись на калачик рук, отходил ко сну под монотонное чтение
преподавателя, как вдруг смысл логической цепочки батюшкиного конспекта заставил меня проснуться и даже записать. Такого более ни на каких лекциях я не помню, наверное, забыл.