Про подводников.
Попачкав журнал своего френда решил продолжить в своём немного.
День подводника.
Я не был никогда членом этой касты, но на лодках бывал несколько раз.
И горят они, и тонут. Гораздо чаще, чем обывателя информируют.
Так, чтоб фатально, как "Курск" - редко.
Но вот въебала в 85-м К-431 в Чажме, за год до Чернобыля. Об этом и слышал-то мало кто. Крышка реактора вместе с активной зоной улетела на три километра в сопки. 90 000 рентген в час в эпицентре. Определили по найденному после золотому кольцу одного из офицеров.
11 человек испарились сразу, а всего пострадало около трёхсот. "Пострадало", значит чуть позже померли. И что-то я не слыхал про "сообщества ветеранов-ликвидаторов" (как Чернобыльское).
Сделали вид, что расселили посёлок Дунай, где всё случилось. Сейчас он пустой, конечно, бомжи тусят только, а тогда - никто никого не собирался расселять. Жили как жили.
Ладно.
Про лодки кому интересно - надо Покровского почитать. Он - реальный подводник с кучей автономок. Да и пишет не в пример мне.
Наверное я нарушу его авторские права. Но он, я думаю, не будет в претензии. День Подводника же. Короткий рассказ из жизни.
_______________________________________________________________________________________________
Я нашел на посту пустой бланк журнала. Начал в нем писать. Буду писать, пока шарик в ручке не кончится. Может, это никому и не надо, но так мне легче, как оказалось.
Я - Попов Павел Леонидович, 19…- года рождения, боевой номер - 5-105-21, осталось служить полгода, то есть, мне 20 лет.
17 ноября на семьдесят вторые сутки похода в 6.30 утра я сидел в своейВХЛ-ке (боевой пост в десятом отсеке), когда услышал, как центральныйобъявил: "Аварийная тревога! Пожар в девятом и восьмом отсеках!"Я открыл дверь поста и выскочил наружу. Вахтенный - матрос Рзаев Рустам-исчез, слинял. Скорее всего, потому что дверь в девятый только на защелке, и через нее уже дым сочится. Я закрыл на кремальеру и еще на болт, чтоб комне, чуть чего, не прорвались. Потом пошел докладывать в центральный:"Десятый к бою готов! В отсеке только Попов". Мне сказали: "Есть!".Потом я, как и положено по РБЖ (руководство по борьбе за живучесть),включился в ИП (изолирующий противогаз), и, в соответствии с книжкой боевой номер ..., начал замерять содержание угарного газа в отсеке. Замерил - три ПДК (предельно допустимая концентрация). Все это я доложил в центральный, но там творилось невообразимое, и мне никто не ответил.
Потом, наверное, продули все ЦГБ, потому что . лодка всплыла в надводное. После этого погас свет - видно, рухнула защита реактора, и мы сели на батарею - горело только аварийное освещение. А потом и оно погасло. Когда это случилось, я успел посмотреть на часы - 6.55.
"Каштан" центрального не работал. Не смог я связаться и с пультом - по обычному и аварийному телефонам. Наверное, все выгорело.
А, между тем, температура в отсеке повышалась, стало трудно дышать в маске противогаза. Да и говорить в ней по телефону - одно уродство, правда, он не работал.
Я решил держаться, для чего я, сперва на ощупь, а потом, сообразив и найдя аварийный фонарь, загерметизировал все клапана на переборке, по которым и практически, и теоретически ко мне может прорваться дым. Потом я перетащил все аппараты ИДА (индивидуальные, дыхательные), все ИП-ы в район трюма. Тудаже стащил все регенерацию, потому что она на штатном месте близко от горячей переборки.
В маске очень тяжело стало. Пот глаза заливает. Я еле успел втрюм прыгнуть, чтоб охладиться. Перед этим я посмотрел на глубиномер - мы были в надводном.
А пожар бушевал. На верхней палубе отсека невозможно стоять, даже черезтапочки жжет, не говоря уже о теле. Я маску с лица тогда сорвал - невозможно. Но дыхание задержал, да и глаза щипало - бегом в трюм.
В него я сразу пустил воду, чтоб мне по шейку было, и нырнул.Не знаю, сколько так просидел, потому что часы от воды на руке встали. Надо было в посту посмотреть, но жарко и темно - я фонарик приделал в трюме наверху, но из экономии погасил.
Это все я пишу задним числом, чтоб вы не думали, что я чокнулся и всюду сжурналом бегал.
Через сутки, кажется, температура начала спадать. А так я в воде, как вкипятке, сидел и периодически нырял, чтоб голова остыла.Тихонько стал вылезать из трюма наружу. Глаза щиплет - дым все жепрорвался, но предметы вокруг видно. Переборка еще очень горячая - недотронуться. По приборам- давление в соседнем отсеке повышенное, но это из-за пожара. Я решил дать в отсек воздух из системы ВСД (воздух среднего давления), а то из соседнего мне всякая дрянь непонятно как просачивается.
Дал воздух от пневмоинструмента и так сравнял давление с соседним отсеком. У меня давление повысилось. Стало две атмосферы избыточного.
А до этого я замерил угарный газ, углекислый газ и кислород, потому что, как себя поведут приборы и что они покажут при давлении, я не знал.
Угарного оказалось 100 ПДК, но это, кажется, вранье - иначе я бы давно сдох. А уклекислоты, как это ни странно, всего 0.5 процента - тоже, наверное, вранье. Кислорода -23. Это хорошо.
Я посмотрел на время (на посту есть часы) 12 часов. Только чего: дня илиночи - не знаю. Пытался стучать по всему, что под руки подворачивалось.Потом сообразил. В нос я стучал по трубопроводам гидравлики - до шестогоотсека они всяко идут, а за борт - по кингстону помпы. В ответ - тишина.Нашел термометр. Но он, кажется, тронулся - показывает 80 градусов.
А до этого я придумал вот что: чтоб немного защитить себя от угарного газа,я снял с запасной кассеты для фильтров пластиковый мешок и надел его наголову. Потом я вскрыл банку регенерации, достал из нее все пластины иразвесил их по отсеку. И еще: я взял одну пластину в руки и сунул себе подмешок. Держал ее так, дышал на нее и всюду с ней ходил.
Потом, когда успокоился, почувствовал, что я ничего не ел и не пил. Нашелводу в аварийном бачке и еду. Там было десять банок тушенки, сгущенка.Нашел десять банок сухарей, черных сухарей - это как подарок. Я даже сказал Богу спасибо.
Я сейчас это пишу, и думаю, что Бог, все-таки, есть. Жаль, что я не знаю ниодной молитвы, конечно, но вот что странно: я как сказал только: "СлаваБогу, есть еда, не все из аварийного запаса разворовали, сволочи," - так мнелегче стал. Я даже проверил, сказал про себя только одно слово: "Бог", - имне сразу хорошо, и я понял, что я прорвусь, несмотря ни на что.Конечно! А что мне еще остается?
Мы продолжали находиться в надводном. Но вот что странно: оба вала вращаются. Когда всплыли, был такой момент, когда они замерли. А теперь опять пошли. Если мы идем в надводном - и это лучше всего - значит, живые есть. Хотя на чем мы идем - это еще вопрос. Но, может, нас взяли на буксир и за ноздрю тянут? Или нас тянет течением? Это хуже.
Есть ли на корабле люди? Я это пытался выяснить всеми силами. Все сигналы, что на переборке нарисованы, перестучал. В ответ - молчание.
Я решил, чтоб не сойти с ума, нести вахту. Тем более, что температура начала медленно, но спадать.
Тогда-то я и нашел журнал и записал свои впечатления.
А вообще, если б мне кто-то когда-то сказал, что я начну так в журналеписать, и это для меня станет самым важным в жизни, то я бы, наверное,обхохотался.
Периодически говорю Богу спасибо, потому что меня это укрепляет.Я решил начать несение вахты с осмотра отсека: есть липротечки воды? Их не оказалось. Потом я все время следил за давлением у себя и в соседнем - там оно постепенно падало, и через сутки после того, как я стал вести отсчет времени и назвал это первыми сутками, уже можно было дотронуться до переборки - рука все-таки терпела. Температура в отсеке тоже снизилась и даже по тому чокнутому градуснику составила 60 градусов.
Валы вращаются. Я думаю, что это не течение, и нас все же волокут. Хочетсятак думать. Стучал - ничего. Я записал сам себе задание: стучать во что бы то ни стало. Решил стучать еще и по кислородным трубопроводам - я их, кстати, тоже перекрыл - и по углекислотным: они тоже до шестого отсека.
Вообще, корма живет с шестого отсека, а нос - с первого до пятого. Недостучаться. Но я все равно стучу.
Я спросил у Бога: стучать? Он мне ответил: да. То есть, не совсем у Бога, яспросил у себя, и ответ пришел от меня же, но, когда я думаю, что это все он, то мне легче.
Да, мы же в надводном. Хочется, конечно, люк десятого попробовать открыть. А вдруг открою - и сразу на свежий воздух? Но люк десятого - это такая сволочь - его только старшина команды трюмных у нас умеет открывать напополам с кувалдой. У меня же отсек под давлением, с люком будут сложности: давление надо сравнивать. А я тут подсчитал, что, если по штатному, то я его неделю равнять буду. А если не равнять, то крышку люка вырвет и меня по ней размажет.
Я научился действовать в темноте. Экономлю фонарик. Разобрал несколькоманометров, снял с них светонакопители. У меня их с десяток. По отсекам ятеперь хожу так: на голове у меня полиэтиленовый мешок, под ним - в однойруке я держу пластину регенерации, а другой - гирлянду светонакопителей, на поясе у меня фонарик. Если увидеть меня со стороны, то я, наверное, начучело похож.
Содержание вредных примесей все равно измеряю. А вот кислород мне больше не замерить - батарейки сели. Но у меня еще нетронутых десять банок регенерации, а это мне на шестьсот сорок часов.
Меня беспокоит только угарный газ - последний мой замер - 50 ПДК, вранье, конечно, или я что-то не так делаю. Трубок на высокие концентрации угарного газа у меня мало - всего четыре осталось. Решил мерить раз в сутки.Вода нигде не просачивается. Нырял в трюм - у меня там теперь ванна. Втуалет хожу в гальюн - на мой век его хватит.
Написал в журнале дату: 20 ноября. Так выходит по моим расчетам. Послеаварии прошло трое суток. Изменений - никаких. Еду я растягиваю. Все время хочется пить. Болит голова, но я ее охлаждаю. В отсеке 45 градусов.
Теперь у меня давление выше, чем в соседнем, и постепенно падает. Там -полторы атмосферы, у меня - где-то меньше двух. Падает.
У меня в стержне мало пасты, и потом, от температуры, наверное, или отперепадов давления, что ли, она немного потекла. Надолго ли хватит? Но япридумал: когда закончится паста, я буду просто шариком писать без пасты.Шарик будет карябать страницу, а потом, если надо будет прочитать наповерхности, повернул лист и с той стороны заштриховал карандашом и буквы проявятся. Мы так в детстве играли, теперь вот пригодилось.
Пошли пятые сутки.
Стучу - ноль эмоций. Уже просил Бога, чтоб меня услышали. Он мне сказал, что я достучусь. Чушь, понятно, но я верю.
Концентрация угарного падает, я всюду вешаю пластины регенерации, ем сухари. За бортом вода восемь градусов. В отсеке - сорок. Столько времени прошло, а все еще жарко.
Сегодня решил съесть тушенку: жарко, вдруг она испортится?Съел - ничего. Вода у меня стухла, но я теперь из цистерны питательной воды пью. Там получше.
Тушенку съел всю. Сгущенку оставил - что ей сделается? Стучал. Вода непросачивается. Крен и дифферент - в норме. И самочувствие у меня хорошее - все в своем колпаке хожу. Спросил у Бога: мне ходить так? Он сказал: да.
Разобрал старый серебряно-цинковый аккумулятор. Вытащил пластины. Почистил. Интересно, что из них серебро? Это мне для воды надо. Я положил и то, и другое по очереди в воду, настоял и отпил. Там, где вкуснее, посчитал, что это серебро. Проконсультировался с Богом. Он подтвердил.
Уже неделю так живу. Стучу - безрезультатно. У меня кончилась паста в ручке. Все обыскал - вдруг, где еще завалялась - нету. Несу вахту. На сон я себе отвел немного времени. Завел себе порядок: прошелся по отсеку, замерил, прикимарь немного, потом посмотри на часы. Чтоб не потерять счет времени.
Уже привык так спать. Первые пять суток вообще не хотелось. Да и сейчас это сном вряд ли можно назвать. Стучу через каждые полчаса по три минуты. Все время подаю сигнал SOS. Азбуку Морзе я вспомнил, как это ни странно. Учил когда-то, да забыл, а сейчас - всплыла. Я теперь на кингстоне поэмы выстукиваю. Так, для себя.Прошло десять дней. Иногда такое на меня накатывает. Но я теперь сразу кБогу, а он мне: терпи, все получится. От нечего делать жизнь свою вспомнил. У меня мать и бабушка. Если чего, передайте, что у меня все было хорошо, и я не мучился.
Сегодня двенадцатые сутки, как я один. Решил отметить это дело. Открылсгущенку. Вкусная. Сходил потом, искупался - нырял в трюме.Двадцатые сутки.
- Бог, а ты есть? Он говорит: да. Я тоже так думаю.
Его достали через месяц, когда пришли в базу. Тогда-то и обнаружилось, что в последнем отсеке кто-то стучит.
Он почти ослеп, был весь седой, а к себе прижимал журнал.
День подводника.
Я не был никогда членом этой касты, но на лодках бывал несколько раз.
И горят они, и тонут. Гораздо чаще, чем обывателя информируют.
Так, чтоб фатально, как "Курск" - редко.
Но вот въебала в 85-м К-431 в Чажме, за год до Чернобыля. Об этом и слышал-то мало кто. Крышка реактора вместе с активной зоной улетела на три километра в сопки. 90 000 рентген в час в эпицентре. Определили по найденному после золотому кольцу одного из офицеров.
11 человек испарились сразу, а всего пострадало около трёхсот. "Пострадало", значит чуть позже померли. И что-то я не слыхал про "сообщества ветеранов-ликвидаторов" (как Чернобыльское).
Сделали вид, что расселили посёлок Дунай, где всё случилось. Сейчас он пустой, конечно, бомжи тусят только, а тогда - никто никого не собирался расселять. Жили как жили.
Ладно.
Про лодки кому интересно - надо Покровского почитать. Он - реальный подводник с кучей автономок. Да и пишет не в пример мне.
Наверное я нарушу его авторские права. Но он, я думаю, не будет в претензии. День Подводника же. Короткий рассказ из жизни.
_______________________________________________________________________________________________
Я нашел на посту пустой бланк журнала. Начал в нем писать. Буду писать, пока шарик в ручке не кончится. Может, это никому и не надо, но так мне легче, как оказалось.
Я - Попов Павел Леонидович, 19…- года рождения, боевой номер - 5-105-21, осталось служить полгода, то есть, мне 20 лет.
17 ноября на семьдесят вторые сутки похода в 6.30 утра я сидел в своейВХЛ-ке (боевой пост в десятом отсеке), когда услышал, как центральныйобъявил: "Аварийная тревога! Пожар в девятом и восьмом отсеках!"Я открыл дверь поста и выскочил наружу. Вахтенный - матрос Рзаев Рустам-исчез, слинял. Скорее всего, потому что дверь в девятый только на защелке, и через нее уже дым сочится. Я закрыл на кремальеру и еще на болт, чтоб комне, чуть чего, не прорвались. Потом пошел докладывать в центральный:"Десятый к бою готов! В отсеке только Попов". Мне сказали: "Есть!".Потом я, как и положено по РБЖ (руководство по борьбе за живучесть),включился в ИП (изолирующий противогаз), и, в соответствии с книжкой боевой номер ..., начал замерять содержание угарного газа в отсеке. Замерил - три ПДК (предельно допустимая концентрация). Все это я доложил в центральный, но там творилось невообразимое, и мне никто не ответил.
Потом, наверное, продули все ЦГБ, потому что . лодка всплыла в надводное. После этого погас свет - видно, рухнула защита реактора, и мы сели на батарею - горело только аварийное освещение. А потом и оно погасло. Когда это случилось, я успел посмотреть на часы - 6.55.
"Каштан" центрального не работал. Не смог я связаться и с пультом - по обычному и аварийному телефонам. Наверное, все выгорело.
А, между тем, температура в отсеке повышалась, стало трудно дышать в маске противогаза. Да и говорить в ней по телефону - одно уродство, правда, он не работал.
Я решил держаться, для чего я, сперва на ощупь, а потом, сообразив и найдя аварийный фонарь, загерметизировал все клапана на переборке, по которым и практически, и теоретически ко мне может прорваться дым. Потом я перетащил все аппараты ИДА (индивидуальные, дыхательные), все ИП-ы в район трюма. Тудаже стащил все регенерацию, потому что она на штатном месте близко от горячей переборки.
В маске очень тяжело стало. Пот глаза заливает. Я еле успел втрюм прыгнуть, чтоб охладиться. Перед этим я посмотрел на глубиномер - мы были в надводном.
А пожар бушевал. На верхней палубе отсека невозможно стоять, даже черезтапочки жжет, не говоря уже о теле. Я маску с лица тогда сорвал - невозможно. Но дыхание задержал, да и глаза щипало - бегом в трюм.
В него я сразу пустил воду, чтоб мне по шейку было, и нырнул.Не знаю, сколько так просидел, потому что часы от воды на руке встали. Надо было в посту посмотреть, но жарко и темно - я фонарик приделал в трюме наверху, но из экономии погасил.
Это все я пишу задним числом, чтоб вы не думали, что я чокнулся и всюду сжурналом бегал.
Через сутки, кажется, температура начала спадать. А так я в воде, как вкипятке, сидел и периодически нырял, чтоб голова остыла.Тихонько стал вылезать из трюма наружу. Глаза щиплет - дым все жепрорвался, но предметы вокруг видно. Переборка еще очень горячая - недотронуться. По приборам- давление в соседнем отсеке повышенное, но это из-за пожара. Я решил дать в отсек воздух из системы ВСД (воздух среднего давления), а то из соседнего мне всякая дрянь непонятно как просачивается.
Дал воздух от пневмоинструмента и так сравнял давление с соседним отсеком. У меня давление повысилось. Стало две атмосферы избыточного.
А до этого я замерил угарный газ, углекислый газ и кислород, потому что, как себя поведут приборы и что они покажут при давлении, я не знал.
Угарного оказалось 100 ПДК, но это, кажется, вранье - иначе я бы давно сдох. А уклекислоты, как это ни странно, всего 0.5 процента - тоже, наверное, вранье. Кислорода -23. Это хорошо.
Я посмотрел на время (на посту есть часы) 12 часов. Только чего: дня илиночи - не знаю. Пытался стучать по всему, что под руки подворачивалось.Потом сообразил. В нос я стучал по трубопроводам гидравлики - до шестогоотсека они всяко идут, а за борт - по кингстону помпы. В ответ - тишина.Нашел термометр. Но он, кажется, тронулся - показывает 80 градусов.
А до этого я придумал вот что: чтоб немного защитить себя от угарного газа,я снял с запасной кассеты для фильтров пластиковый мешок и надел его наголову. Потом я вскрыл банку регенерации, достал из нее все пластины иразвесил их по отсеку. И еще: я взял одну пластину в руки и сунул себе подмешок. Держал ее так, дышал на нее и всюду с ней ходил.
Потом, когда успокоился, почувствовал, что я ничего не ел и не пил. Нашелводу в аварийном бачке и еду. Там было десять банок тушенки, сгущенка.Нашел десять банок сухарей, черных сухарей - это как подарок. Я даже сказал Богу спасибо.
Я сейчас это пишу, и думаю, что Бог, все-таки, есть. Жаль, что я не знаю ниодной молитвы, конечно, но вот что странно: я как сказал только: "СлаваБогу, есть еда, не все из аварийного запаса разворовали, сволочи," - так мнелегче стал. Я даже проверил, сказал про себя только одно слово: "Бог", - имне сразу хорошо, и я понял, что я прорвусь, несмотря ни на что.Конечно! А что мне еще остается?
Мы продолжали находиться в надводном. Но вот что странно: оба вала вращаются. Когда всплыли, был такой момент, когда они замерли. А теперь опять пошли. Если мы идем в надводном - и это лучше всего - значит, живые есть. Хотя на чем мы идем - это еще вопрос. Но, может, нас взяли на буксир и за ноздрю тянут? Или нас тянет течением? Это хуже.
Есть ли на корабле люди? Я это пытался выяснить всеми силами. Все сигналы, что на переборке нарисованы, перестучал. В ответ - молчание.
Я решил, чтоб не сойти с ума, нести вахту. Тем более, что температура начала медленно, но спадать.
Тогда-то я и нашел журнал и записал свои впечатления.
А вообще, если б мне кто-то когда-то сказал, что я начну так в журналеписать, и это для меня станет самым важным в жизни, то я бы, наверное,обхохотался.
Периодически говорю Богу спасибо, потому что меня это укрепляет.Я решил начать несение вахты с осмотра отсека: есть липротечки воды? Их не оказалось. Потом я все время следил за давлением у себя и в соседнем - там оно постепенно падало, и через сутки после того, как я стал вести отсчет времени и назвал это первыми сутками, уже можно было дотронуться до переборки - рука все-таки терпела. Температура в отсеке тоже снизилась и даже по тому чокнутому градуснику составила 60 градусов.
Валы вращаются. Я думаю, что это не течение, и нас все же волокут. Хочетсятак думать. Стучал - ничего. Я записал сам себе задание: стучать во что бы то ни стало. Решил стучать еще и по кислородным трубопроводам - я их, кстати, тоже перекрыл - и по углекислотным: они тоже до шестого отсека.
Вообще, корма живет с шестого отсека, а нос - с первого до пятого. Недостучаться. Но я все равно стучу.
Я спросил у Бога: стучать? Он мне ответил: да. То есть, не совсем у Бога, яспросил у себя, и ответ пришел от меня же, но, когда я думаю, что это все он, то мне легче.
Да, мы же в надводном. Хочется, конечно, люк десятого попробовать открыть. А вдруг открою - и сразу на свежий воздух? Но люк десятого - это такая сволочь - его только старшина команды трюмных у нас умеет открывать напополам с кувалдой. У меня же отсек под давлением, с люком будут сложности: давление надо сравнивать. А я тут подсчитал, что, если по штатному, то я его неделю равнять буду. А если не равнять, то крышку люка вырвет и меня по ней размажет.
Я научился действовать в темноте. Экономлю фонарик. Разобрал несколькоманометров, снял с них светонакопители. У меня их с десяток. По отсекам ятеперь хожу так: на голове у меня полиэтиленовый мешок, под ним - в однойруке я держу пластину регенерации, а другой - гирлянду светонакопителей, на поясе у меня фонарик. Если увидеть меня со стороны, то я, наверное, начучело похож.
Содержание вредных примесей все равно измеряю. А вот кислород мне больше не замерить - батарейки сели. Но у меня еще нетронутых десять банок регенерации, а это мне на шестьсот сорок часов.
Меня беспокоит только угарный газ - последний мой замер - 50 ПДК, вранье, конечно, или я что-то не так делаю. Трубок на высокие концентрации угарного газа у меня мало - всего четыре осталось. Решил мерить раз в сутки.Вода нигде не просачивается. Нырял в трюм - у меня там теперь ванна. Втуалет хожу в гальюн - на мой век его хватит.
Написал в журнале дату: 20 ноября. Так выходит по моим расчетам. Послеаварии прошло трое суток. Изменений - никаких. Еду я растягиваю. Все время хочется пить. Болит голова, но я ее охлаждаю. В отсеке 45 градусов.
Теперь у меня давление выше, чем в соседнем, и постепенно падает. Там -полторы атмосферы, у меня - где-то меньше двух. Падает.
У меня в стержне мало пасты, и потом, от температуры, наверное, или отперепадов давления, что ли, она немного потекла. Надолго ли хватит? Но япридумал: когда закончится паста, я буду просто шариком писать без пасты.Шарик будет карябать страницу, а потом, если надо будет прочитать наповерхности, повернул лист и с той стороны заштриховал карандашом и буквы проявятся. Мы так в детстве играли, теперь вот пригодилось.
Пошли пятые сутки.
Стучу - ноль эмоций. Уже просил Бога, чтоб меня услышали. Он мне сказал, что я достучусь. Чушь, понятно, но я верю.
Концентрация угарного падает, я всюду вешаю пластины регенерации, ем сухари. За бортом вода восемь градусов. В отсеке - сорок. Столько времени прошло, а все еще жарко.
Сегодня решил съесть тушенку: жарко, вдруг она испортится?Съел - ничего. Вода у меня стухла, но я теперь из цистерны питательной воды пью. Там получше.
Тушенку съел всю. Сгущенку оставил - что ей сделается? Стучал. Вода непросачивается. Крен и дифферент - в норме. И самочувствие у меня хорошее - все в своем колпаке хожу. Спросил у Бога: мне ходить так? Он сказал: да.
Разобрал старый серебряно-цинковый аккумулятор. Вытащил пластины. Почистил. Интересно, что из них серебро? Это мне для воды надо. Я положил и то, и другое по очереди в воду, настоял и отпил. Там, где вкуснее, посчитал, что это серебро. Проконсультировался с Богом. Он подтвердил.
Уже неделю так живу. Стучу - безрезультатно. У меня кончилась паста в ручке. Все обыскал - вдруг, где еще завалялась - нету. Несу вахту. На сон я себе отвел немного времени. Завел себе порядок: прошелся по отсеку, замерил, прикимарь немного, потом посмотри на часы. Чтоб не потерять счет времени.
Уже привык так спать. Первые пять суток вообще не хотелось. Да и сейчас это сном вряд ли можно назвать. Стучу через каждые полчаса по три минуты. Все время подаю сигнал SOS. Азбуку Морзе я вспомнил, как это ни странно. Учил когда-то, да забыл, а сейчас - всплыла. Я теперь на кингстоне поэмы выстукиваю. Так, для себя.Прошло десять дней. Иногда такое на меня накатывает. Но я теперь сразу кБогу, а он мне: терпи, все получится. От нечего делать жизнь свою вспомнил. У меня мать и бабушка. Если чего, передайте, что у меня все было хорошо, и я не мучился.
Сегодня двенадцатые сутки, как я один. Решил отметить это дело. Открылсгущенку. Вкусная. Сходил потом, искупался - нырял в трюме.Двадцатые сутки.
- Бог, а ты есть? Он говорит: да. Я тоже так думаю.
Его достали через месяц, когда пришли в базу. Тогда-то и обнаружилось, что в последнем отсеке кто-то стучит.
Он почти ослеп, был весь седой, а к себе прижимал журнал.