Возрождение ленинизма или возрождение эсеровщины? (часть 3)
Вообще, читая сочинения Гачикуса, создается впечатление, что к нему применимы слова Энгельса о Бланки: он "преимущественно политический революционер" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.18, с.511). У Гачикуса много политической революционности, выражающейся в борьбе за "диктатуру пролетариата" (которую Гачикус понимает в основном как "плебейскую демократию"), "против империализма", но мало социальной революционности, мало собственно коммунизма. Коммунизм (бесклассовое общество, основанное на общественной собственной собственности на средства производства) как главный вектор борьбы у Гачикуса отодвинут на задний план. Если для Бернштейна реформы были "все", а коммунизм - "ничто", то для Гачикуса "коммунизм - ничто, диктатура пролетариата - все". "Революционность" Гачикуса - полупролетарская, некоммунистическая, и очень схожа с "революционностью" крестьянского поэта Демьяна Бедного, исключенного при Сталине из партии за свое неприятие аграрной политики Советской власти (и, видимо, не случайно некоторые свои статьи Гачикус подписал в свое время "Демьяном"), выразителя интересов той части русского крестьянства, которая была, с одной стороны "за Советскую власть", "за революцию", "против помещиков и кулаков-мироедов", но с другой стороны не очень-то и хотела "в коммуну", и осталась недовольна сталинской коллективизацией. Отсюда же вытекает и любовь Гачикуса к исламистам, которые с одной стороны, против "собственности империалистических наций на сферы влияния, на колонии и неоколонии", но, в тоже время, не "за коммуну" и его же нелюбовь к третьемирским левым, которых он скопом записывает в число "агентов российского и китайского империализма". Кстати, мелкобуржуазность экономической программы исламизма, слабость коммунистических партий в странах Передней, Средней Азии и Северной Африки, которые Гачикус считает "главным полюсом мировой революции" (по мнению Гачикуса, в исламских странах сосредоточено не больше, не меньше, чем "подавляющее большинство (sic!) современного пролетариата") является следствием в первую очередь мелкобуржуазности населения данных стран, которому вследствие непролетарского классового бытия просто не нужны и не понятны идеи коммунизма, а вовсе не "предательства местными компартиями интересов пролетариата". Если пролетарий, говоря словами Мао Цзэдуна, "вообще ничего не имеет", то полупролетарий "имеет, но немного" (К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа), и полупролетарию есть, что терять в коммунистической революции, кроме своих цепей. Что же касается взглядов Гачикуса, то это просто задрапированное под "большевизм" неонародничество, выражающее интересы беднейшей части мелкой буржуазии и полупролетариата, которые не хотят, чтобы крупный капитал (в том числе и пролетарское государство как "совокупный капиталист") лишал их последних средств производств и остатков "экономической свободы". Мелкобуржуазный, непролетарский характер гачикусизма проявляется и в отношении к сталинской коллективизации, и в его ставке на исламистов как авангард мировой революции, и во взглядах на социализм и возможности его построения в отдельно взятой стране (о чем мы поговорим несколько позднее).
Еще более выпукло мелкобуржуазность выступает взглядах ученика Гачикуса - Г. Ахметшина, расхваливающего партию "Яблоко" за ее "замечательные лозунги", такие как "раскрепощение частной инициативы", "активная борьба с монополизмом, поддержание конкурентной среды, жёсткий контроль за тарифами естественных монополий" (И снова о выборах). Это особенно прискорбно, если учитывать, что еще полтора года назад Ахметшин признавал реакционность борьбы с монополиями и обличал мелкобуржуазность "Союза Трудовой Бедноты Московского Региона", требующего "освобождения среднего и мелкого бизнеса от давления монополий" (см. Заявление о выходе из организации СТБ МР). Свою позицию Ахметшин "обосновывает" тем, что "свобода мелкого и среднего бизнеса закономерно приведёт к его расслоению на новые монополии (ещё более жёсткие, чем нынешние) и на пролетариат из числа бизнесменов, которые не выдержат конкуренции и разорятся". Для того, чтобы конкуренция ускорила расслоение мелкого и среднего бизнеса на крупную буржуазию и пролетариат нужно ограничить конкуренцию со стороны крупного бизнеса, толкающую мелких и средних бизнесменов в ряды пролетариата - такова по Ахметшину "диалектика взаимоотношений монополий и немонополистического бизнеса", о которой "уже столько лет говорит товарищ Гачикус" (источник). Здесь мне поневоле придется выступить в защиту Гачикуса от его эпигона, повторяющего ошибку раскритикованного Гачикусом "пролетарского революционера" Бугеры, заключающуюся в смешении крупного производства и протекционизма. Как верно отмечает Гачикус, "Бугера путает юридическое понимание монополии (т.е. протекционизм) с экономическим (т.е. крупное производство). В этом, в юридическом, смысле мы, марксисты, против «монополии», точнее - против протекционизма, ибо это - наихудший капитализм, это - причина застоя. Но мы за монополию в экономическом смысле как шаг вперёд по сравнению со свободной конкуренцией мелких хозяйчиков" (Пролетариат и рабочая аристократия). Сущность протекционизма состоит в защите (protectio) государством слабых субъектов рынка от конкуренции со стороны сильных, в "позитивной дискриминации" последних. Например, в государственной защите национального производителя от конкуренции со стороны иностранных фирм. В этом случае протекционистские меры продиктованы экономическим национализмом. Защита немонополистического капитала от конкуренции со стороны монополистического - это, по сути, тот же протекционизм, и он также реакционен, поскольку тормозит концентрацию капитала и обобществление производства. Именно поэтому Ленин называл запрещение трестов "реакционной мерой" (ПСС, изд.5, т.48, с.12). Если мы оправдываем антимонопольную политику на том основании, что "защита малого и среднего бизнеса от конкуренции со стороны существующих монополий помогает созреть новым монополиям", то следует оправдать и экономический национализм на том основании, что "защита национального производителя помогает созреванию новых империй". Реакционный, мелкобуржуазный социалист Ахметшин видит в монополии один застой, регресс, а в мелком и среднем бизнесе - источник динамизма и прогресса. С точки зрения и яблочников, и "лениниста" Ахметшина, мелкий и средний бизнес "питает свежей кровью" всю капиталистическую систему, и если монополии его сожрут до конца, то капитализм превратится в "унылый застойный совок". Поэтому, капитализм "ради прогресса" нужно постоянно "откатывать назад", от монополизма к свободной конкуренции, которая вновь и вновь будет порождать новые монополии. И Ахметшин, и яблочники, говоря золотыми словами Гачикуса, "объективно тянут назад, видят идеал капитализма в прошлом - в домонополистическом капитализме, в возврате от монополистического капитализма к капитализму мелких производителей, тогда как ленинисты видят решение проблемы в будущем, в переходе от империализма к коммунизму" (Чарли Пост. Миф рабочей аристократии. Рецензия). Впрочем, не исключено, что и сам Гачикус в скором времени проделает ту же эволюцию, что и Ахметшин, если учитывать, что Гачикус в поздний период своего творчества сделал определенные уступки протекционистской идеологии. Выступая против "империалистического протекционизма", Гачикус в тоже время отъявляет "прогрессивным" протекционизм угнетенных наций, солидаризируясь в этом вопросе с "марксистским" экономистом Полом Бараном (см. Развитие исламизма в современную идеологию и расслоение его на буржуазную и пролетарскую линии). Таким образом, Гачикус де-факто скатился к антиглобализму, который категорически отвергал в более ранних своих работах. Солидаризация Гачикуса с мелкобуржуазным апологетом "свободной конкуренции" Бараном, выдвинувшим теорию "несовместимости монополии и роста", которая, как отмечает Энтони Брюэр, была опровергнута уже одним лишь бурным ростом капитализма в 50-60е годы ("По умолчанию для каждой теории предполагается, что мы должны обратиться к фактам. Депрессия 1930х, самая глубокая и длительная в истории, облегчила ему [Барану] поиск примеров краха монополистического капитализма. "Длительный бум" 1950х и 1960х говорит о том, что монополистический капитализм вовсе не является несовместимым с ростом. "Длительный бум" был периодом быстрого роста мировой капиталистической экономики, намного превосходящего любой подобный эпизод в эпоху капитализма свободной конкуренции. Баран и Суизи должны были это понять, когда они писали в 1960е "Монопольный капитал", но они, кажется, были введены в заблуждение чрезмерной концентрацией капитала в американской экономике" - A. Brewer, Marxist Theories of Imperialism: A Critical Survey, 2nd edn, 1990, pp. 141-142) говорит о том, что разница между Гачикусом и Ахметшиным не такая уж и большая, оба исповедуют непролетарские взгляды. В последней статье Гачикуса непролетарская, некоммунистическая (можно даже сказать - антикоммунистическая) сущность его воззрений проявилась во всей красе. В ответ на мое замечание в дискуссии с Германом Ахметшиным, что ислам не имеет никакого отношения к коммунизму, поскольку он не запрещает ни наемный труд, ни рабство, ни частную собственность, и в этом отношении стоит гораздо ниже христианского богослова Василия Великого, писавшего, что "личная собственность есть кража", Гачикус пишет следующее:
"Итак, христианский богослов Василий Великий, по мнению Бунтаря, стоял выше пророка Мухаммеда, поскольку объявлял частную или личную собственность "кражей". Но кому, спрашивается это выгодно - объявлять частную или личную собственность вообще "кражей", если рассматривать этот вопрос в применении к современности? Заметьте: не частную собственность на средства производства крупных капиталистов, доросших уже до той стадии, когда они стали паразитами, ростовщиками, а частную собственность вообще (и даже личную собственность!). По логике Бунтаря, «кражей» являлась собственность того, впоследствии покончившего самосожжением, тунисского уличного торговца на ту тележку, которую отняла у него полиция, что послужило поводом для «арабской весны». Позиция Бунтаря является выражением интересов крупного, монополистического капитала, собственность которого в эпоху империализма принимает форму акционерной собственности, и которую апологеты советского империализма, тот же Бунтарь, изображают «общественной» собственностью (см. мою статью «Тан Малака об акционерном капитализме», 2014г.). И этот крупный, монополистический капитал стремится ободрать как липку не то что мелкого буржуя, а даже и пролетария (мы уже сказали, что под «пролетариями» апологеты акционерного капитализма, такие как Бунтарь, понимают наёмных рабочих, которые зачастую на деле являются рабочей аристократией, а беднейшие слои общества изображаются такими «марксистами» мелкой буржуазией, вопреки тому, что писали Маркс и Ленин - см. мою работу «Мирсаид Султан-Галиев…», 2013г.). Причём отнять у пролетария они стремятся не только его мизерные средства производства, такие как тележка уличного торговца, но даже и личную собственность - даже и подушки, и постельное бельё, как отнимала Красная Армия у бедняков крымских татар в 1920-21гг." (О материализме в исламе).
Допустим, моя точка зрения действительно выражает интересы "крупного капитала" (пролетарское государство тоже может выступать в качестве "крупного капиталиста"). Но это не отменяет того, что разорение мелкой буржуазии крупным капиталом (в том числе и пролетарским государством как "совокупным капиталистом") - прогрессивно, а борьба мелкой буржуазии (тех же мелких торговцев, которых Маркс и Энгельс упоминают в "Манифесте Коммунистической Партии" в числе "средних сословий") против "раскулачивания" - реакционна: "средние сословия: мелкий промышленник, мелкий торговец, ремесленник и крестьянин - все они борются с буржуазией для того, чтобы спасти свое существование от гибели, как средних сословий. Они, следовательно, не революционны, а консервативны. Даже более, они реакционны: они стремятся повернуть назад колесо истории" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.4, с.434). Поэтому, пролетарские левые ни в коем случае не могут выступать в защиту "раскулачиваемой" крупным капиталом мелкой буржуазии. Гачикус же показывает себя в данном случае как реакционного социалиста, желающего сохранить мелкую капиталистическую собственность, без упразднения которой немыслимо построение социалистического общества. Что же касается пресловутой "личной собственности", то на высшей стадии коммунистического общества она также будет уничтожена, как и всякое право собственности и право вообще. Те "марксисты" и "коммунисты", которые ратуют за увековечивание "личной собственности", как верно отмечает О. Торбасов, "не видят взаимосвязи между разными видами собственности, не понимают, что все они образуют одну систему отчуждения" - см. "Чудовище центризма", не понимают условности и относительности деления продуктов труда на средства производства и предметы потребления, а следовательно опасности реставрации частной собственности и рынка вследствие избыточного накопления предметов потребления и их нецелевого использования, в качестве средств производства. Как пишет марксист Е. Сахонько, "излишняя личная собственность служит тем питательным бульоном, который постоянно продуцирует мелкую частную собственность, мелкую буржуазию. Скопление большой массы излишней личной собственности создало в нашей стране питательную среду для пробуждения собственнического инстинкта, что стало одной из причин скачка в запросах населения. Но более опасно то, что сама излишняя собственность стала генератором новых потребностей. Здесь мы сталкиваемся с тем, что эти потребности в строгом смысле не человеческие. То есть - это потребности не человека, а собственника - новой целостности, состоящей из человека и его личной собственности, которая имеет свои, не присущие ни человеку, ни материальным ценностям в отдельности, свойства, и соответственно - новые потребности... Но существует и другая ситуация, когда излишняя личная собственность используется не по назначению... если ее используют для получения нетрудовых доходов, то это уже (при социализме) социально опасно, поскольку происходит трансформация этой излишней личной собственности в частную, стремящуюся к самовозрастанию, и превращению в капитал. Ярчайший пример такого использования излишней собственности - это спекуляция. Излишняя собственность в виде потребительских товаров, используется спекулянтом для получения прибыли, а точнее для присвоения им результатов чужого труда" (Общественные отношения в сфере потребления, и их роль в кризисных процессах на территории СССР). Защищая "личную собственность", Гачикус откатывается на уровень "коммунистических" мещан из РКРП-КПСС, боящихся потерять в революции свои дачи и машины. Впрочем, Гачикус может обвинить меня в том, что я просто искажаю его позицию, на самом деле он "в принципе не против" упразднения мелкой частной и личной собственности при коммунизме, он несогласен лишь с насильственными, грабительскими методами ее уничтожения (сродни "перегибам" Красной Армии в Крыму, о которых пишет Султан-Галиев), за ее постепенное отмирание при диктатуре пролетариата. Однако, и у Василия Великого речь идет не о насильственной экспроприации личной собственности, а добровольном объединении имуществ в христианском монастыре-коммуне. Как бы то ни было, Василий Великий был большим коммунистом, чем "пролетарские революционеры" из ИГИЛ и Талибана, которых так любит "ленинист" Гачикус. Впрочем, у основателя исмаилистской ветви в исламе Абдуллы Ибн-Маймуна, а также его ученика Кармата, коммунизм был еще более последовательным и революционным. Именно исмаилитов следует рассматривать как предшественников современного революционного коммунизма в исламской традиции, но Гачикус, с таким трудом выискивающий "крупицы марксизма" в раннем исламе, об исмаилитах в своих сочинениях почему-то не говорит ни слова, хотя, наверняка, слышал о них. Видимо, исмаилиты просто отталкивают Гачикуса своей чрезмерной "краснотой" и явной "еретичностью", которая не позволяет рассматривать их как предшественников современного исламизма.
Далее, рассмотрим вопрос о производительном труде. Гачикус пытается оспорить мою ссылку на 4 том "Капитала", где речь идет о непроизводительном характере труда работников сферы услуг. По мнению Гачикуса, у Маркса идет речь вовсе не о работниках сферы услуг вообще, а только о рабочей аристократии, имеющей паразитические доходы, значительно превышающие стоимость рабочей силы:
"Уважаемый читатель! Не поленитесь, посмотрите в Интернете эту ссылку! О ком же пишет Маркс? Может, о работниках сферы услуг - о продавщицах, о дворниках и т.п. - как утверждает Бунтарь? Нет, он пишет о «громадной массе так называемых «высших» работников, - государственных чиновников, военных, виртуозов, врачей, попов, судей, адвокатов и т. д.».
Являются ли работники сферы услуг, имеющие доход на уровне прожиточного минимума, которых я причисляю к пролетариату, «высшими» работниками? Нет, рабочие аристократы, которых причисляет к пролетариату Бунтарь, стоят выше их по социальному положению.
Почему бы вам, Бунтарь, не прочитать сначала первые 3 тома «Капитала», прежде чем браться за 4-й? Я же приводил цитату оттуда, что пролетарий - тот, кто производит прибыль (а не прибавочную стоимость)"
Маркс пишет о буржуазных политэкономах, критикующих определение производительного труда, данное Адамом Смитом: "производительным трудом является труд, производящий товары, а непроизводительным трудом - труд, производящий личные услуги". Маркс указывает, что точка зрения буржуазных политэкономов ведет к оправданию притязаний массы так называемых "высших работников" на долю общественного богатства, создаваемого подлинными производителями. Вне зависимости от уровня своих доходов, работники сферы услуг "для рабочего класса, выступают как faux frais производства, которые, следовательно, нужно по возможности свести к самому необходимому минимуму и насколько возможно удешевить" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.26, ч.1, с.158), в том числе и врачи, чьи услуги "при всех обстоятельствах... принадлежат к faux frais производства" (Там же, с.149). Конечно, транспортные и торговые услуги, хотя они и не создают ни новой стоимости, ни прибавочной стоимости, могут все же могут быть условно отнесены к категории производительного труда, поскольку благодаря им осуществляется реализация произведенной прибавочной стоимости. Так, Маркс пишет, что "купеческий капитал может быть косвенно [вот именно, что только "косвенно"! - прим. Бунтарь] производительным" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.25, ч.1, с.309). Однако, труд лиц, отказывающих услуги персонального характера (в том числе медицинские, косметические), а также труд работников государственных служащих (включая полицейских и военных), даже при условии, если указанные лица имеют доход на уровне прожиточного минимума, не может рассматриваться в качестве производительного труда. Разумеется, признание того или иного вида труда "непроизводительным" не означает признания его "бесполезным", "не нужным" для общества, как считает Гачикус, приписывающий мне желание уничтожить медицину: "понимать данные слова Маркса в том смысле, что врачи - сплошь (а не отчасти!) излишние для общества люди, как это делает Бунтарь, значит отрицать необходимость для общества медицины; значит отрицать то, что медицина - это наука. Итак, «долой медицину, долой науку, мы, промышленные рабочие, «сами с усами» - как говорится, «без дыкторов болезни лечим бокалом доброго вина»» - таков «марксизм» Бунтаря". Точно также, признание того или иного вида труда "необходимым" не означает признания его "производительным". По сути, точка зрения Гачикуса аналогична точке зрения другого ревизиониста А. Богданова, считавшего, что "разделение общественно полезного труда на «производительный» и «непроизводительный» следует отвергнуть, как бесплодное усложнение, способное только запутывать анализ. Всякий труд, удовлетворяющий общественную потребность, и, следовательно, - объективно нужный для данной экономической системы, должен быть признан производительным. Противопоставлять ему надо только социально-бездеятельное существование и разрушительный труд - общественный паразитизм и антисоциальную активность" (А. Богданов, И. Степанов, Курс политической экономии, Т.2, вып.IV, ГИЗ, 1919, с.16-17). Однако, Богданов, по крайней мере, находил в себе силы открыто заявить о своем несогласии с Марксом, тогда как Гачикус фальсифицирует учение Маркса. Никто не отрицает, что непроизводительные работники создают потребительные стоимости, однако, в том все и дело, что создаваемые ими потребительные стоимости (даже если они овеществлены), не являются товарами, поскольку "товар как таковой никогда не является непосредственно предметом потребления, а является носителем меновой стоимости" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.26, ч.1, с.141), труд непроизводительных работников продается "не как образующий стоимость элемент, а исключительно из-за его потребительной стоимости" (Там же, с.147). Даже те злосчастные физиократы, с которыми ревизионист Гачикус сравнивает ортодоксальных марксистов, утверждавшие первичность сельского хозяйства по отношению ко всем остальным отраслям экономики, вовсе не собирались уничтожать промышленность и торговлю. Смысл деления труда на производительный и непроизводительный состоит не в том, чтобы предать всех т.н. "пролетариев второго порядка" анафеме, а в том, чтобы верно расставить приоритеты в классовой борьбе, как пишет vwr: "правильно оценивать перспективу главного удара. Пролетарии - производители «услуг», при всем их значении в силу относительной многочисленности и важности в жизни современного общества, «ударной силой» переворота не станут из-за их объективной зависимости от производителей материальных благ, то есть из-за своего объективного положения в системе производственных отношений. Но в армии пролетарской революции они, безусловно, должны сыграть важную роль" (Что общего между товаром и услугами?).
Теперь следует поговорить о том, как Гачикус понимает социализм. Известно, что еще в 2002 году Гачикус пришел к выводу о невозможности построения социализма в отдельно взятой стране: "социализм - это явление мировое, которое вырастает из совокупного опыта пролетариата разных стран, каждый из которых в отдельности является однобоким. Капитализм своим развитием объединяет весь мир в одну экономическую сеть, которая и является базой для мировой революции. Но не может какая-то одна страна быть социалистической, ибо сама она находится в цепи мирового империализма, делящего мир на горстку угнетающих и огромное большинство угнетённых наций. Возможно лишь движение к социализму, наиболее быстрое в отдельной стране в отдельные периоды времени, в чём состоит сущность ленинского закона о неравномерности, скачкообразности развития при империализме. Но социализм как общественно-экономическая формация в отдельно взятой стране - это социал-империалистическая утопия, направленная на формирование в обществе взглядов о “национальном превосходстве” советского народа. Это по сути перепевки теорий утопических коммунистов прошлого - Сен-Симона, Оуэна, Фурье, которые пытались создать коммуны (фаланстеры) внутри буржуазного общества, и все такие попытки терпели крах, т.к. были подавлены конкуренцией со стороны господствующего капиталистического способа производства" (Российский империализм и пролетарская революция). Действительно, уже капиталистический способ производства преодолевает хозяйственную замкнутость отдельных стран и народов, сплетая национальные экономики тысячами связей в единую мировую систему. При сегодняшнем уровне развития мировых производительных сил уже невозможно такое положение дел, когда разные способы производства веками спокойно сосуществуют друг с другом на уровне отдельных "цивилизаций", сейчас речь может идти лишь о том, какому способу производства суждено утвердиться во всемирном масштабе. Судьба коммунизма "как общественно-экономической формации" зависит оттого, сможет ли он утвердиться в качестве всемирного способа производства, или нет. Либо коммунизм сожрет мировую капиталистическую систему, либо мировая капиталистическая система сожрет коммуну, третьего не дано. Как верно отмечают классики марксизма, "коммунизм ... вообще возможен лишь как «всемирно-историческое» существование" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.3, с.35). Окончательная победа коммунизма возможна только в мировом масштабе, и любая национальная коммунистическая революция, не являющаяся частью мировой революции, обречена на умирание, как обречен на умирание любой ампутированный человеческий орган. Кроме того, национальный масштаб коммунистической революции неизбежно придает коммунистическим преобразованиям ограниченный и однобокий характер, делая невозможным в национальных границах построение полностью коммунистического общества (подразумевающее уничтожение государства, права и труда). Именно в этом смысле построение "социализма в отдельно взятой стране" является невозможным, и все т.н. "левые", для которых "социализм" или "коммунизм" есть лишь ответ на вопрос "как нам обустроить Россию?" по сути своей являются реакционными утопистами.
Однако, если коммунизм "как общественно-экономическая формация" может победить только во всемирном масштабе, значит ли это, что организация социалистического производства на уровне отдельных предприятий или в национальном масштабе в принципе невозможна? Разумеется, нет. Классики марксизма вовсе не отрицали возможности организации производства, основанного на общем владении средствами производства, исключающего эксплуатацию человека человеком как на уровне отдельных стран, так и на уровне отдельных предприятий. Вот что писал Маркс о кооперативных фабриках: "Но предстояла еще более значительная победа политической экономии труда над политической экономией собственности. Мы говорим о кооперативном движении, в частности о кооперативных фабриках, основанных без всякой поддержки усилиями немногих смелых «рук». Значение этих великих социальных опытов не может быть переоценено. Не на словах, а на деле рабочие доказали, что производство в крупных размерах и ведущееся в соответствии с требованиями современной науки, осуществимо при отсутствии класса хозяев, пользующихся трудом класса наемных рабочих; они доказали, что для успешного производства орудия труда вовсе не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочим и для его ограбления и что, подобно рабскому и крепостному труду, наемный труд - лишь преходящая и низшая форма, которая должна уступить место ассоциированному труду, выполняемому добровольно, с готовностью и воодушевлением" (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т.16, с.9). Тем не менее, там же Маркс признает, что "как бы кооперативный труд ни был превосходен в принципе и полезен на практике, он никогда не будет в состоянии ни задержать происходящего в геометрической прогрессии роста монополии, ни освободить массы, ни даже заметно облегчить бремя их нищеты, пока он не выходит за узкий круг случайных усилий отдельных рабочих... Чтобы освободить трудящиеся массы, кооперативный труд должен развиваться в общенациональном масштабе и, следовательно, на общенациональные средства", что требует пролетарской политической революции - "великой обязанности рабочего класса" (Там же, с.10). Эта точка зрения Маркса на опыты кооператоров разительно отличается от точки зрения Гачикуса, который не видит в этих опытах ничего, кроме "социал-империалистического утопизма". Весьма примечательно здесь то, что Маркс не пишет: "в общенациональном", а не "в общемировом масштабе", поскольку мировая социалистическая революция им мыслилась в основном как сумма национальных революций. Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин, ни Сталин, ни Троцкий, ни Мао не считали, что социализм надо с самого начала строить как общемировую систему, и только с того момента, как пролетариат установит "мировое правительство". Пролетариат, захватив власть в границах отдельной страны, может и должен, не дожидаясь, пока пролетариат захватит власть во всем мире, экспроприировать все эксплуататорские классы и обобществить все средства производства, организовать производство по принципу "единой фабрики" т.е. построить социализм, коммунистическое общество. "Так называемое «социалистическое общество» не является, по моему мнению, какой-то раз навсегда данной вещью ... Решающее его отличие от нынешнего строя состоит, конечно, в организации производства на основе общей собственности сначала отдельной нации на все средства производства" - писал Энгельс в письме Отто Бенигку (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, изд.2, т. 37, с. 380). Эта "национальная коммуна", будучи уже социалистической "изнутри", будет выступать в качестве одного из элементов нарождающегося мирового социалистического уклада, который будет охватывать все новые и новые страны. Эти "национальные коммуны" станут кирпичиками, из которых впоследствии будет выстроен мировой социализм как "общественно-экономическая формация". Именно так видели классики марксизма переход к коммунистическому обществу: через вытеснение социалистическим укладом капиталистического, под руководством диктатуры пролетариата, сначала - в масштабе отдельной страны, затем и во всемирном масштабе.