"Не хочу учиться..." или о том, как Пётр l мотивировал дворян к образованию
Всем известна фраза Митрофанушки - «Не хочу учиться, а хочу жениться» и ассоциируется она в нашем сознании с образом великовозрастного лентяя и балбеса.
На самом же деле эти слова для дворянства 80-х годов XVIII века (первое представление комедии Фонвизина "Недоросль" состоялось в 1782 г.) имели реальный горький смысл и напоминали о царских "милостях" недавнего прошлого.
Напомним, что методы Петра I по "прививке" дворянству любви к учению были чрезвычайно жесткими: царь не ограничивался посылкой боярских детей на учебу к басурманам и конфискацией имущества не желающих учиться дворян. Он замахнулся на основную ячейку общества - семью, поставив освященное природой и православием право и обязанность каждого христианина иметь семью и наследников в зависимость от "охоты" к учению: "Первый именной указ 20 января 1714 года о посылке в губернии математических учителей говорил об учении цифири и геометрии прежде всего дворянских (кроме однодворцев), а также приказного чина детей, с предупреждением, что "невольно будет жениться" тем, кто не выучится указанным наукам". Изданный спустя месяц именной указ от 28 февраля 1714 года ужесточал положения первого указа и подтверждал, что без свидетельства от учителей "жениться не допускать и венечных памятей не давать" (Цит. по: Рождественский С.В. Очерки по истории систем народного просвещения в России в XVIII-XIX веках. - Том первый. СПБ. 1912. - С. 126, 129).
Шокирующее воздействие на общественное сознание этого указа Петра I сохранялось в благородном сословии более полувека и было отражено (в перевернутом, сатирическом виде) в словах Митрофанушки. Позднее эта фраза закрепилась в русском языке в ее современном значении.
Но Петр I использовал не только «кнут». Был и «пряник», оказавшийся весомым и действенным.
В 1722 г. был принят закон о государственной службе - знаменитая «Табель о рангах», разделившая всех государственных служащих по трем видам - военные, штатские и придворные. Табель устанавливала зависимость общественного положения человека от его места в служебной иерархии. Чин предусматривал опреде¬ленные, жестко регламентируемые почести: "Кто выше своего ранга будет себе почести требовать, или сам место возмёт, выше данного ему ранга; тому за каждый случай платить штрафу, 2 месяца жалования". Каждому рангу полагался определенный костюм, упряжь, одежда для жены и прислуги. Была установлена форма обращения к особам разных чинов в соответствии с их классом. К особам I и II классов обращались "ваше высокопревосходительство"; III и IV классов - "ваше превосходительство" (к ректору университета, независимо от его чина, также предписывалось обращаться "превосходительство"). V класс требовал обращения "ваше высокородие". К лицам VI-VIII классов обращались "ваше высокоблагородие", к лицам IX-XIV - "ваше благородие" (впрочем, в быту так обратиться можно было и к любому дворянину, независимо от его чина).
Звание чиновника было престижным и свидетельствовало о прочности его социального положения и даже о его личных достоинствах. «Настоящий мужчина, - шутил А.П. Чехов, - состоит из мужа и чина».
В соответствии с «Табелью о рангах» для занятия чина в статской службе требовалась грамотность - умение читать и писать, знать основные правила арифметики, иметь некоторые, незначительные по объему сведения.
Закончившим же курс высших учебных заведений присваивался высокий чин. Например, чин коллежского секретаря (X класс) присвоили Пушкину по окончании Лицея. Университет давал право на получение чина коллежского асессора (VIII класс). Не дворянин же с этим чином получал звание потомственного дворянина. Так, Н.С. Лесков писал: «По происхождению я принадлежу к потомственному дворянству Орловской губернии, но дворянство наше молодое и незначительное: приобретено моим отцом по чину коллежского асессора».
В целом Табель выполняла общекультурную функцию в отношении русского дворянства и формировала в обществе понимание «ценности образования». Процесс этот шел медленно, встречал огромное сопротивление. История свидетельствует, что "в первые полвека русское рядовое дво¬рянство очень медленно входило во вкус европейской культуры. Кое-кому из этих дворян поневоле пришлось побывать и за границей, по царскому наряду. Они возвращались, слегка обчищенные и обтесанные. Но, попав в старую среду, в прежнюю семейную обстановку, они быстро отделывались от культурных привычек и погружались в "прежнее свинство"... Не остав¬ляла прочных следов даже и служба в русском "регулярстве", от которой так страдали дворяне. Из одного указа 1726 года мы узнаем, что, едва вернувшись по домам, дворяне спешили запустить бороду и надевали старое русское платье. Указ предписывал всем таким отставным и отпускным дворянам "содержать себя всегда в чистоте, как в полках служили"; платье носить немецкое со шпагой. Бороду также приказывалось брить; "а ежели где в деревнях, - предусмотрительно прибавлял указ, - таких людей, кто брить умеет, не случится, то подстригать ножницами до плоти в каждую неделю дважды" (Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. - В 3-х т. М.: Издательская группа "Прогресс-Культура", 1994. - Т.3. С.197).
Итак, регламентации, введенные Табелью, помимо "справного" несения службы, имели далеко идущие последствия для становления самосознания русского общества, отучая и отлучая его от азиатчины, варварства и окультуривая его в повседневности, в быту, приучая к культуре поведения, культуре внешнего вида, соответствующего мундира, экипажа, одежды домашних, направленных на поддержание чина, "величия власти" (слова генерала Крутицкого из пьесы А.Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты"), культуре общения. Сами слова «Не хочу учиться…» свидетельствует, что к этому времени образование проникло в дворянскую среду.
Опубликовано: «Учительская газета», №04 от 26 января 2016 года, «Хочешь жениться - сдай математику»
На самом же деле эти слова для дворянства 80-х годов XVIII века (первое представление комедии Фонвизина "Недоросль" состоялось в 1782 г.) имели реальный горький смысл и напоминали о царских "милостях" недавнего прошлого.
Напомним, что методы Петра I по "прививке" дворянству любви к учению были чрезвычайно жесткими: царь не ограничивался посылкой боярских детей на учебу к басурманам и конфискацией имущества не желающих учиться дворян. Он замахнулся на основную ячейку общества - семью, поставив освященное природой и православием право и обязанность каждого христианина иметь семью и наследников в зависимость от "охоты" к учению: "Первый именной указ 20 января 1714 года о посылке в губернии математических учителей говорил об учении цифири и геометрии прежде всего дворянских (кроме однодворцев), а также приказного чина детей, с предупреждением, что "невольно будет жениться" тем, кто не выучится указанным наукам". Изданный спустя месяц именной указ от 28 февраля 1714 года ужесточал положения первого указа и подтверждал, что без свидетельства от учителей "жениться не допускать и венечных памятей не давать" (Цит. по: Рождественский С.В. Очерки по истории систем народного просвещения в России в XVIII-XIX веках. - Том первый. СПБ. 1912. - С. 126, 129).
Шокирующее воздействие на общественное сознание этого указа Петра I сохранялось в благородном сословии более полувека и было отражено (в перевернутом, сатирическом виде) в словах Митрофанушки. Позднее эта фраза закрепилась в русском языке в ее современном значении.
Но Петр I использовал не только «кнут». Был и «пряник», оказавшийся весомым и действенным.
В 1722 г. был принят закон о государственной службе - знаменитая «Табель о рангах», разделившая всех государственных служащих по трем видам - военные, штатские и придворные. Табель устанавливала зависимость общественного положения человека от его места в служебной иерархии. Чин предусматривал опреде¬ленные, жестко регламентируемые почести: "Кто выше своего ранга будет себе почести требовать, или сам место возмёт, выше данного ему ранга; тому за каждый случай платить штрафу, 2 месяца жалования". Каждому рангу полагался определенный костюм, упряжь, одежда для жены и прислуги. Была установлена форма обращения к особам разных чинов в соответствии с их классом. К особам I и II классов обращались "ваше высокопревосходительство"; III и IV классов - "ваше превосходительство" (к ректору университета, независимо от его чина, также предписывалось обращаться "превосходительство"). V класс требовал обращения "ваше высокородие". К лицам VI-VIII классов обращались "ваше высокоблагородие", к лицам IX-XIV - "ваше благородие" (впрочем, в быту так обратиться можно было и к любому дворянину, независимо от его чина).
Звание чиновника было престижным и свидетельствовало о прочности его социального положения и даже о его личных достоинствах. «Настоящий мужчина, - шутил А.П. Чехов, - состоит из мужа и чина».
В соответствии с «Табелью о рангах» для занятия чина в статской службе требовалась грамотность - умение читать и писать, знать основные правила арифметики, иметь некоторые, незначительные по объему сведения.
Закончившим же курс высших учебных заведений присваивался высокий чин. Например, чин коллежского секретаря (X класс) присвоили Пушкину по окончании Лицея. Университет давал право на получение чина коллежского асессора (VIII класс). Не дворянин же с этим чином получал звание потомственного дворянина. Так, Н.С. Лесков писал: «По происхождению я принадлежу к потомственному дворянству Орловской губернии, но дворянство наше молодое и незначительное: приобретено моим отцом по чину коллежского асессора».
В целом Табель выполняла общекультурную функцию в отношении русского дворянства и формировала в обществе понимание «ценности образования». Процесс этот шел медленно, встречал огромное сопротивление. История свидетельствует, что "в первые полвека русское рядовое дво¬рянство очень медленно входило во вкус европейской культуры. Кое-кому из этих дворян поневоле пришлось побывать и за границей, по царскому наряду. Они возвращались, слегка обчищенные и обтесанные. Но, попав в старую среду, в прежнюю семейную обстановку, они быстро отделывались от культурных привычек и погружались в "прежнее свинство"... Не остав¬ляла прочных следов даже и служба в русском "регулярстве", от которой так страдали дворяне. Из одного указа 1726 года мы узнаем, что, едва вернувшись по домам, дворяне спешили запустить бороду и надевали старое русское платье. Указ предписывал всем таким отставным и отпускным дворянам "содержать себя всегда в чистоте, как в полках служили"; платье носить немецкое со шпагой. Бороду также приказывалось брить; "а ежели где в деревнях, - предусмотрительно прибавлял указ, - таких людей, кто брить умеет, не случится, то подстригать ножницами до плоти в каждую неделю дважды" (Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. - В 3-х т. М.: Издательская группа "Прогресс-Культура", 1994. - Т.3. С.197).
Итак, регламентации, введенные Табелью, помимо "справного" несения службы, имели далеко идущие последствия для становления самосознания русского общества, отучая и отлучая его от азиатчины, варварства и окультуривая его в повседневности, в быту, приучая к культуре поведения, культуре внешнего вида, соответствующего мундира, экипажа, одежды домашних, направленных на поддержание чина, "величия власти" (слова генерала Крутицкого из пьесы А.Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты"), культуре общения. Сами слова «Не хочу учиться…» свидетельствует, что к этому времени образование проникло в дворянскую среду.
Опубликовано: «Учительская газета», №04 от 26 января 2016 года, «Хочешь жениться - сдай математику»