Иностранцы
Одной осенью 1913 года на Невском было сыро, людно и мокро. Из вечернего неба шел дождь, на мостовой уныло блестели лужи, и в них отражались люди и лошади. Людей было много и они толпились. Лошади тоже толпились, но их было много меньше.
Около Гостиного двора, как обычно, и лошади, и люди толпились особенно активно.
В толпе выделялись двое: один был потолще и повыше, а второй - потолще и пониже. Они явно были иностранцы: на одном красовалась щеголеватая шляпа с пером, а на втором был надет массивный колпак из плотного материала наподобие оренбуржского валенка.
- Ыц ац ырц, - важным голосом заявил тот, что был потолще и повыше и в шляпе, - арц барц бырц арц.
- Жпивжь гожь неужь, - отозвался второй, потолще и пониже и в колпаке, - жажь-бажь вожжи йодли.
Оба помолчали, заглядевшись на проезжающий экипаж, в котором ехал мрачный, но пьяный господин. Завидев иностранцев, господин приказал остановить экипаж и сказал:
- Эй вы, кулешня!
Иностранцы переглянулись и тоже посмотрели на господина. Тот, что повыше, сказал:
- Габуччо.
Пьяный господин из экипажа покраснел лицом, заругался и приказал ямщику ехать дальше.
- Рац бац, - прокомментировал тот, что пониже.
Вновь воцарилось молчание, нарушаемое лишь покряхтыванием прохожих, шумом дождя по крыше Гостиного двора да ржанием редкой лошади.
- Дяди, дайте копийку, - раздался неожиданный голос позади иностранцев, заставивший их обоих подпрыгнуть на месте от неожиданности.
- Гац-бац первертац, - заругался тот, что потолще, и оглянулся. Перед ним стоял нищий с бородой до пят, один глаз которого, казалось, смотрел на проезжающую лошадь, а второй - вычислял движение небесных сфер.
- Дяди, дайте копийку, - требовательно повторил нищий и выжидательно выставил руку вперед.
- Ыц ырц ырц, - пробормотал тот, что повыше, и уже было отвернулся, когда в разговор вступил второй, который пониже.
- Жябжа кряужа, мижник, - проговорил он и сунул в руку нищего большую монету явно не российской чеканки.
- Вот сатрапы, - пробурчал нищий, но монету принял, натужно улыбнулся и пропал в дожде.
Иностранцы помолчали. Тем временем сгущался вечер: краски стали более тусклыми и синими, вокруг начали зажигать фонари, а толпа перед Гостиным двором стала понемногу иссякать. Сперва пропали лошади, потом люди. Наконец, мимо иностранцев прошел одинокий городовой, который посмотрел на них и назидательно сказал:
- Идите спать.
Иностранцы ничего не ответили, но тот, который пониже, заметно поежился.
Прошло еще минут двадцать. А может, и тридцать. Тот, который повыше, потянулся и сказал:
- Габуц первендо.
Тот, который пониже, вздохнул и проговорил:
- Карл Осипович, я продрог и устал, а из вашей затеи ничего не вышло.
- Ничего не знаю, Иван Николаевич, - упрямо ответил тот, который повыше, - и знать не хочу.
- Но, Карл Осипович, - взмолился тот, который пониже, - я мало того, что не понял ни слова из того, что вы говорили, так еще и утерял иноземную монету раритетного свойства.
- Иностранцы всю жисть учатся иностранцами быть, а вы за один день вознамерились сию науку постичь, - высокомерно проговорил тот, который повыше, - опыт да прилежание, и вы будете настоящим иностранцем.
- Я даже не понимал, что и сам говорил, - вздохнул еще раз тот, что пониже, - видимо, то ли чуйки во мне нету, то ли вы, Карл Осипович, не правы. Не ощущаю я в себе иностранного духа, не течет ко мне золотых рек иностранных капиталов, а заграница не распахивает мне объятья.
- Вы невежа, - холодно проговорил тот, который повыше, и мрачно замолчал.
- Лучше буду невежею, чем липовым иностранцем. Покойной ночи, Карл Осипович, - поклонился тот, который пониже, и пошел в сторону Знаменской площади.
Дождь усилился. Площадь перед Гостиным двором совсем опустела, и лишь городовой ходил по ней кругами, бормоча себе под нос цыганский романс. Карл Осипович плотнее закутался в плащ и подошел к стоявшим за углом экипажам.
- Ыц ац ырц, - приказал Карп Осипович извозчику, посмотрел внимательно ему в лицо, глубоко вздохнул и продолжил, - гони на Гороховую, каналья.