И некоторые размышления о человеке
Но я для себя давно объединил все человеческие забавы, основанные на истязании и непонимании лошади, в одно целое и полагаю, что и тройки, и рысачьи бега, и скачки, и конная коррида, и цирк, и троеборье, и выездка, и прокат, и конкур - все это, по сути, одно и то же. Назовем его для простоты «конный спорт».
У всех этих дисциплин есть одна главная, объединяющая их черта - все они основаны на полном непонимании лошади, незнании ее, «неслышании» ее и представлении о ней как о биологическом механизме, обязанном обслуживать человека в его развлечениях, просто потому, что обязана это делать.
В этом есть определенная жестокая логика.
В животном мире есть лидер из отряда приматов, подотряда высших человекоподобных (кстати, гениальная формулировка Дарвина), - и он, в силу своей развитости, получает право съедать того, кого он хочет, и забавляться с тем, с кем хочет, не углябляясь в чувства съедаемого или в ощущения того, с кем он решил позабавиться.
Иными словами, есть развившаяся до мобильника, сериалов и электрошокера в руке обезьяна, которая спокойно, насилует мир так, как ей это заблагорассудится, - и в том числе насилует и лошадь.
Это так, спорить с этим глупо.
Я бы сказал, что это некая биологическая реальность, не столько неприятная, сколько нелестная.
Есть, правда, одна проблемочка - сия биологическая реальность совершенно не соответствует тем мифам, которые развившиеся приматы сами сложили о себе и в реальности которая уверяют себя вот уже на протяжении тридцати пяти веков.
Я имею в виду всякие пустяковые, но милые мифы про душу, про совесть, про доброту, про бога и благородство и т.д. и т.п (полный набор широко известен).
Понятно, что происхождение почти всех мировых религий - прямое следствие общечеловеческого комплекса неполноценности, стремление дистанцироваться от суетливого, волосатого, вонючего и очень не престижного пращура, каким является обезьяна, или Pierolapithecus catalunicus, или Parathopus (паратроп).
Во все века и эпохи ясно ощущаемая непрестижность собственного происхождения была особым «пунктиком» человечества. Если бы Дарвин вывел нас, к примеру, от пантеры или от кого-нибудь столь же эффектного и героического -уверяю вас, дарвинистов было бы в тысячи раз больше.
Но вот загвоздка - в классфикации живых существ мы действительно числимся:
1) в классе млекопитающих
2) в отряде приматов
3) в подотряде высших человекоподобных,
4) в секции узконосых
5) в надсемействе гоминидов (человекообразных приматов)
и так далее… Просто рыдать хочется!
Но!
Обращаю ваше внимание на п.3
Здесь все ясно сказано - «подотряд высших человекоподобных»
Человекоподобие нам гарантировано наукой.
Но только «человекоподобие»
То есть подобие тому существу, которое, стыдясь своей природы, сложило о себе мифы, поверило в них и пытается жить и чувствовать в соответствии с ними, несмотря на свое гнусное биологическое происхождение.
Некая лазейка, заметьте, оставлена.
Крохотная.
Но она есть.
И совершенно в нашей власти - либо оставаться «человекоподобным», либо добровольно принять на себя весь груз, весь набор очаровательной неправды, впитать в себя, растворить в себе - и перейти на другую категорию.
Совершившие это растворение потомки мартышек и парантропов становятся композиторами, мучениками, философами, писателями, святыми, спецназовцами или художниками.»
"Так что же заставляет всех этих людей - так называемых «лошадников» - мучить, избивать, пытать железками во рту лошадей? Что все же ими движет? Помимо страсти к собиранию кусочков картона с ленточкаи и медалек разного размера?
Напрашивается потрясающий ответ - любовь к лошади и обида на лошадь.
Как правило, чем сильнее любовь, тем глубже обида, перерастающая в патологию.
Поначалу все они действительно любят лошадей.
Это особая любовь.
Непобедимая, диктующая особым складом личности, когда сердце останавливается от одного вида лошади, от ее храпа и запаха.
Когда есть сумасшедшее, страстное желание - вопреки всему быть рядом с ней, на ней, осязать ее, обонять, видеть и слышать. Когда слова «лошадь» и «счастье» становятся абсолютными синонимами.
Я не шучу.
В действительности все или почти все занимающиеся лошадьми люди - болезненно, до страсти и одури любят лошадей.
Верховая езда есть реализация этой любви (даже без особого фрейдизма), нормальный акт единения, которого всегда добивается любящий.
Но их проблема в том, что они любят безответно.
И все они это в глубине души знают и чувстсвуют.
По первости они утешают себя баечками и сказками о том, как радуется их лошади (или их лошади) их появлению. Они морочат себе голову тем, что меж ними и лошадью есть некие отношения.
Разумеется, они никогда эти отношения не решатся испытать, но пока убаюкивают себя, принимая за отношения попрошайничество, то единственное, что они умеют воспитывать в лошади.
Но лоховские, дилетантские восторги быстро проходят. Сюсюкание в деннике - это одно, а реальность манежа или поля - это совершенно другое дело.
При этом «лошадники» делают все, чтобы испортить с лошадью любые отношения. Они засовывают ей в рот инструмент для причинения боли, бьют лошадь, когда она не слушается оттого, что ей больно, или человек неумело объяснил ей, чего он от нее хочет.
Постепенно лошадь, отказывающаяся выполнять идиотские и разрушающие ее требования, превращается во врага.
И начинает вызывать обыкновенную ненависть и желание выдавить из нее желаемый - большой или малый - результат любой ценой.
100% спортивных лошадей отказываются добровольно выполнять требования всадников, иначе лошадиное «железо» было бы упразднено за ненадобностью.
В глубине души этим людям стыдновато и муторно.
Они понимают, что делают какое-то пакостное дело.
И что это дело не имеет ничего общего с той искренней любовью, которая когда-то их привела к лошади.
И тогда для себя и себе подобных они придумывают утешающую терминологию, типа того к примеру, что лошадь должна хорошо «отжевывать железо»»… То бишь с удовольствием. То самое орудие пытки, которое засунули ей в рот и накрепко зафиксировали ремнями. Кстати, насчет «отжевывания». Вы полагаете, лошадь, когда бродит по лугу, -ищет тимофеевку, люцерну, мятлик, или другую травку? Возможно.
Но по логике спортсменов - она ищет «железо», а найдя - начнет его жадно жевать и отжевывать, заливаясь слюнями.
А чего правду-то не сказать?
Что лошадь не «отжевывает железо», а пытается от него освободиться…
Всеми способами. И все ее движения губами, языком - это, образно говоря, взмахи самодельной лопатки графа Монте-Кристо, который пытается прорыть бесконечный ход на свободу из каземата замка ИФ.
Но… они не желают этого понимать. Это неприятно для понимания.»
