О конном спорте (многа букафф)
«Представьте себе соревнования по конкуру.
Конкур - это когда люди в красных или синих пиджачках специального покроя и в бархатных касочках (с таким видом, как будто бы они заняты чем-то чрезвычайно важным), колотя хлыстами вспотевших от боли и ужаса лошадей, заставляют их перескакивать разные крашенные палочки.
Выглядит это очень серьезно и напряженно.
Тренькает колокол (обычно это ворованная рында), судейская комиссия возбужденно мнется на ягодицах, орет громкоговоритель, визжат зрители, которых собирается действительно много, - ведь крашенные палочки подняты достаточно высоко, и есть надежда, что кто-нибудь из участников свернет себе шею или хотя бы сломает позвоночник.
Мужики в педерастических обтягивающих штанишках и бархатных касках - такие же толстозадые, как и дамочки в выездке, заставив обезумевшую от боли лошади перепрыгнуть крашенные палочки, ломятся к телевизионным камерам, в поле зрения которых принимают особенно удалой вид.
Они охотно дают интервью, где обязательно упирают на некий контакт с лошадью, да и еще что-нибудь брякнут о любви лошади к перепрыгиванию крашенных палочек.
А теперь представьте, что неким волшебным мановением со всех лошадей сняты уздечки.
Инструмент, который жестко контролирует лошадь сильной болью во рту, - больше не функционирует. Лошади свободны.
И тут все мгновенно рассыпается. И выясняется, что никакого контакта нет и никогда не было, что лошади удерживались и принуждались только болью.
Мужички в обтягивающих рейтузиках, визжащие дамы в охотничьих, в булавкой, галстуках, роняя хлысты и бархатные каски, - все летят к чертовой матери, сыпясь с обезумевших от радости внезапной свободы лошадей.
Все.
Дегенеративная забава по имени конный спорт, как только из нее вынимается болевая составляющая, прекращает свое существование.
Нет контрллирующей боли - нет соревнований, нет побед, нет интервью, нет мифа - нет спорта.
Из кривого дощатого сортира за опустевшими трибунами доносится шуршание стартовых протоколов, смягчаемых для некоего понятного использования.
Спорт закончился.
«Надо отдавать себе отчет, что что все многозначительные действия с ритуальной установкой крашеных палочек на определенную высоту для конкура, бряканьем стартового колокола, допинг-контролем, баллами и штрафными очками, фасонами шляпок и «железом», дурацкими олимпиадами, ухарской троечной ездой, скачками, рысачьими бегами, конной корридой, - все это не более чем развлечения, забавы.
Конный спорт - это, как известно, то, что может быть, а может и не быть.
Это явления никакой жизненной необходимостью не вызвано.
Ничья судьба, здоровье, жизнь - на карту не поставлены.
Донесение, грубо говоря, через линию фронта не доставляется.
Те, кто зарабатывают этим делом деньги, - просто придумали способ получать за забаву плату, не более того.
Спортсмены - в доказательство серьезности своих развлечений и с целью придания им некоего трагического веса - очень любят порассуждать об опасностях конного спорта.
Но геморрои, мозоли, травмы, пот, разбитые носы сломанные позвоночники и пробитые черепа спортсменов - к делу отношения не имеют и сочувствия не вызывают никакого.
В конце концов, спортсменов никто не заставляет забавляться именно так.
Солидные мартирологи стипль-чезов, конкура и других забав, на которых действительно, слава богу, частенько ломают себе шеи истязатели лошадей, - это прежде всего проблемы самих истязателей.
В конце концов, не надо путать священную кровь гладиатора, которого вытолкали пиками на арену, с кровью и смертью бездельника, решившегося позабавиться ради адреналинчика, самоутверждения или ста рублей.»
"Англия.
21-ый век.
Ветеринарная клиника «Росдейл и Партнерс», рядышком с Нью-Маркетом.
Волшебны и легки сны юной скаковой кобылы Терезии Третьей, что сегодня оказалоась здесь, на рыжих и голубых клеенках операционного стола.
Здесь абсолютная тишина.
Абсолютная стерильность.
Абсолютная медицинская техника - и великие руки Ричарда Пайена, всеанглийской звезды ветеринарной хирургии.
Малышка Терезия лежит на спине.
Глубоко провалился животик с малюсенькими, как у всех кобыл, аккуратнейшим выменем на два сосочка.
Шея, длиннющая и почти прямая шея дорогой английской чистокровки, - вытянута во всю длину, а в рот заведены голубые гофрированные шланги, подающшие в кровь и легкие малышки чистый фоторотан, мягчайший наркозный газ.
Все ножки ее подняты, намытые копытца - в прозрачных мешочках.
На запястье передней ноги, что-то весело бурча сквозь маску, хитрой блестящей железячкой копается хирург Ричард Пайен, глядящий на мониторы вокруг операционного стола.
На мониторах - операция артроскопическая - разбитый сустав, в котором шарит железячка.
Кроме Ричарда Пайена вокруг стола со спящей кобылой суетятся английские коренастенькие сестрички.
Одна из них все время разжимает веки малышки и светит в глазик фонариком, что-то сразу отстукивая резиновой рукой на клавиатуре. (Степень расширения зрачка, наверное.)
Терезия Третья спит. Из разбитых скачками суставов ушла боль.
И фторотановый газовый наркоз несет ее, милую красавицу-кобылу, прочь от стола, в огромные высокотравные левады, к матери и сестрам. Несет в простор, в любовь и счастье, в ее родную настоящую жизнь.
И забывается та жизнь, что придумали ей люди.
Жизнб, переполненная болью в разбитых ногах, в горящих и разрывающихся легких, проходящая в темноте и вони денника, из которой ее вдруг выдергивают на слепящий свет, в крики, гам и вонь тысяч йеху, и начинают рвать железяками рот и бить.
Но сейчас на рыжих и голубых клеенках стола - эта вторая, придуманная для нее людьми жизнь куда-то исчезла.
Воспоминания о ней растаяли, как только растаяла боль.
И тогда малышка Терезия начинает свой бег!
И как бежит! Как вольно, как широко и мощно… Рыдали бы ипподромные дядьки в клетчатых кепках, делающие состояния на скачках, рожи бы себе расцарапали в полном экстазе!
Она бежит во сне, но бегут и ее копыта в прозрачных мешочках - по всей операционной летят салфетки, трубки, клеенки, медсестры, мешочки и датчики.
На мониторах - помехи и рябь.
Качнувшись рушатся. Капельницы с гроздьями бутылочек, отлетает и сам великий Ричард Пайен - а его железка, прочертив сверкающий след в стерильном воздухе операционной, впивается, аккурат посерединке, в огромное расписание операций.
Спящая красавица несется, лежа на спине, посреди веселого хаоса в операционной.
Но пройдет несколько минут - и все будет восстановлено.
Поднимут капельницы.
Наладят мониторы.
Подадут другую железяку, и на поднятых к небу копытцах утихшей малышки снова будут надеты прозрачные мешочки.
Малышку Терезию, как и тысячи других лошадей, изувечили скачки. Ее судьба, ее боль - типичны для лошади после первого скакового сезона.
Ричард Пайен сегодня, безусловно, исцелит ее, совершив дико дорогую и сложную артроскопическую операцию.
По сути, исцелит лишь для того, чтобы она скакала снова, разбивая суставы, разрывая сухожилия и легкие.
Но когда стоимость лечения уже будет превосходить стоимость самой Малышки - хозяйка Терезии купит себе другую лошадь, а Малышка Терезия уйдет в никуда.
Уйдет под ножом или прямо на поле, или медленно умрет пол толстожопыми девочками, играющими ее жизнью в спорт.
И направится Малышка Терезия Третья в небесные левады, к своему лошадиному богу.»