О поэтах
Когда-то, когда я была юна и амбициозна, мечталось мне о писательской карьере. Ну и поэтической заодно, а как же без этого? Мистический город, голодное время, возраст самый подходящий, в доме вместо картохи и круп всяких - поэтические сборники по всем углам... Ахматова, Цветаева, Блок, Бродский... Стихами грезила, стихами говорила... Рифмованные строки настигали везде: в кресле у окна, в постели, в ванной, в... да, там тоже настигали. И одежда выбиралась с учётом этого: чтобы был как минимум один карман. Для блокнота и авторучки. И, конечно же, столь бурный поток стихов требовал огласки. До эры интернета оставалось почти десять лет...
В поисках единомышленников добралась до города имени Нашего Всего. В смысле, Пушкина. И там, в какой-то из гимназий (не спрашивайте, в какой - я даже район уже не помню) обнаружился творческий коллектив юных дарований с вполне уместным для Царского Села названием "Золотой Петушок". Раз в неделю, в воскресенье, дарования собирались за чашкой чая (поручики, молчать! Это был именно чай! С печеньками) дабы людей послушать и себя показать. И вот в какой-то миг, не сказать, чтобы благословенный, руководитель этого салона ("а как зовут её? Ах, склероз!) решила, что пора бы подопечных своих показать поэтической секции Союза Писателей.
Тут стоит сделать ремарку. В те годы сайтов проза.ру и стихи.ру ещё не существовало (помним, да? - до эры интернета почти десять лет), а потому это был самый настоящий Союз Писателей, попасть в который было сложно. И тогда выступление юношеского поэтического кружка перед настоящими поэтами, состоящими в Союзе, было очень волнительно.
В означенный день лучшие из лучших (и я в том числе), дрожа коленками и с трепетом в душе вошли в огромные двери Инженерного замка. Там, в одной из комнат одного из самых мистических зданий Петербурга, должна была состояться встреча с практически небожителями. Мы должны были выступать в начале. На разогреве, так сказать. Очень хотелось произвести впечатление на великих, а потому стих для презентации отобран был тщательно и согласован со всем салоном (и не только с ним).
Впрочем, сразу что-то пошло не так... Мэтры нас не слушали. Почти. Изредка они обращали внимание на кафедру, возле которой, стараясь унять дрожь в голосе, вещала очередная юная жертва, но редко. Преимущественно во время смены статиста. В остальное время мэтры вкушали напитки из фляжечек (хочется думать, что это был коньяк, но запах намекал на гораздо более простой напиток. Например, "рояль с инвайтом") и закусывали их бутербродиками и конфетками в хрустящих бумажках. Возможно, от такого пассажа мадам руководитель забыла, что именно я хотела читать (а что, кстати? Не "Замки-сны" же: оно, конечно, яркое и любимое, но длинное) и звонким голосом конферансье произнесла, не выделяя названия кавычками: "Алёна Болдырева блаженная". (Ну да, да, фамилия у меня тогда была другая). После такой презентации пришлось пояснить, что блаженная не я, а стих так зовётся: очень уж странно загорелись глазоньки уже не совсем тверёзых мэтров. И, слава всем богам, "Блаженная" была недавно написана, а значит, часто звучала в компаниях - я её помнила! Всю. И прочла - без запинки:
Она прошла по углям от костра - Босая, с непокрытой головою; Сияла в волосах ее звезда -
А может быть, она была звездою...
И, улыбнувшись как-то невзначай, Она, сквозь слезы, тихо прошептала:
"Я знаю, как прекрасно-светел Рай,
Но все же жаль, что дней осталось мало".
И, в пальцах серый пепел растерев,
Пошла вперед, в зеленый лес шумящий,
И от нее остался легкий свет -
О многом, так о многом говорящий.
Мэтры вяло поаплодировали и перешли к владению микрофоном... По счастью, я не помню имён: быть может, у них есть гораздо более... ээээ... интересные строфы. Но то, что звучало тогда... о, это надолго запомнилось! Нет-нет, конечно же я не питала иллюзий и не ждала там встречи с реинкарнацией Блока или там, Лермонтова. Но я, как истинный ценитель поэзии, ожидала всё же чего-то более талантливого. Ну были же, были в Советском Союзе очень интересные поэты, я точно знаю! Я их читала же! Вот только в тот день они пили коньяк... в смысле, находились где-то в другом месте. Не в Инженерном замке.
Старцы (а были все мэтры не молоды, хоть и думается мне сейчас, что старцами они с юных глаз показались) сменяли друг друга, а я всё силилась понять, за какие-такие заслуги эта когорта Иванов Бездомных была удостоена приёма в Союз. А впрочем, до финала заседания я не дотерпела.
- Все мы знаем такого "поэта", - очередной старец, убелённый сединами, выделил слово "поэта" так, чтобы ясна стала ирония, которую он в это слово вложил. - Такого "поэта" как Иосиф Бродский.
Зал оживился, захихикал и немедленно выпил, дружно выдохнув.
- И все мы помним у него такие "великие"... Можно сказать, "гениальные" строки: "С точки зренья комара/Человек не умира"...
Зал захихикал снова. И снова выпил.
- А я, - сообщил старец, убелённый сединами, - написал пародию! - он прочистил горло и громко сообщил: - С точки зренья комара/Комару на всё насра!
Зал разразился овациями, громким смехом и одобрительными возгласами...
Я сбежала с заседания поэтической секции Союза Писателей по-английски. Не одна: со мной ушли ещё несколько человек. Мы шли по вечернему городу, говорили о чём-то, а я всё пыталась понять, что это было... "комару на всё насра"... Высокая, высокая поэзия!
Стихи я со временем разлюбила. И писать перестала тоже. Амбиции мои уменьшились. Писателем я не стала. Иногда мне кажется, что на это повлиял старец, убелённый сединами: каждый раз, когда рука тянулась отправить на суд редактора свои рассказы, я вспоминала это "комару на всё насра", понимала, что с такими гениями придётся общаться - и убирала руку от клавиатуры подальше.
А стихи, впрочем, я разлюбила не поэтому. Просто они перестали резонировать с моей жизнью. Так бывает, да...
