Иллюстрация: Влад Милушкин / Медиазона
Что такое репарация трудом - «Медиазона» и Deutsche Welle публикуют третий и заключительный очерк Елены Шмараевой об истории этнических немцев в ГУЛАГе.
«Наконец, мне удалось расстегнуть ремень с кобурой пистолета, и я вручил его первому же подошедшему русскому. Потом я снова поднял руки. Не говоря ни слова, русский опустошил мои карманы: носовой платок, сигареты, бумажник, перчатки - похоже, ему пригодится все это», - вспоминал первые секунды в советском плену Генрих фон Айнзиндель, пилот Люфтваффе, граф и правнук Отто фон Бисмарка (его мать была графиней Бисмарк). 24 августа 1942 года, когда его самолет сбили в небе над Сталинградом, молодому графу Айнзинделю было 20 лет.
«В степи сентябрьские ночи довольно холодны, но мне не позволяли даже двигаться, чтобы хоть как-то согреться. Как только я начинал шевелиться, охранники замахивались на меня прикладами винтовок», - писал пленный летчик в своих мемуарах, опубликованных через много лет.
Условий для содержания пленных в действующей армии не было, в лучшем случае - землянки и палатки, чаще - ночи под открытым небом. Поэтому их старались как можно быстрее отправить в приемный пункт в 20-40 километрах от линии фронта, охранявшийся войсками НКВД, а уже оттуда - на сборные пункты и в фронтовые пересыльные лагеря.
Что представляет собой приемный пункт для пленных, где их впервые не только допрашивали, но и официально оформляли, проводили санобработку (брили наголо и переодевали в русскую форму без знаков различия, если она имелась), рассказывал в своей книге «Перед вратами жизни» связист Вермахта Гельмут Бон, попавший в плен под Невелем в 1944 году: «До тех пор, пока мы не прибудем в лагерь для военнопленных, дневная норма питания составляет около литра жидкого супа и триста граммов черствого хлеба. Но в те дни, когда мы рубили дрова для русской полевой кухни, нам дали на ужин немного горячего чая. <...> Дрова мы кололи на улице перед загоном для коз, в котором нас, примерно дюжину пленных, держали под замком. <...> В этом загоне для коз за нас отвечала женщина в форме младшего лейтенанта Красной Армии».
Архипелаг ГУПВИ
Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ, позже - ГУПВИ, то есть Главное управление по делам военнопленных и интернированных) существовало в системе НКВД еще до начала Великой Отечественной войны. В 1941 году в его ведении находилось 8 лагерей. «Для приема пленных от войсковых частей, в соответствии с мобилизационным планом, разработанным ГУЛАГом НКВД, с начала войны надлежало развернуть 30 приемных пунктов для военнопленных, однако в реальности в боевых условиях удалось развернуть только 19 пунктов», - пишет в своей монографии «Ступайте с миром. К истории репатриации немецких военнопленных из СССР (1945-1958 гг.)» историк Владимир Всеволодов.
По мере наступления гитлеровцев, лагеря для военнопленных приходилось не открывать, а сворачивать и переносить, в августе 1941 года их осталось всего три - Грязовецкий в Вологодской области, Суздальский во Владимирской и Старобельский в Ворошиловградской (сейчас - Луганская область Украины). По состоянию на 1 января 1942 года в шести существующих на территории СССР лагерях ГУПВИ содержалось 8925 человек. Большинство из них были взяты в плен в ходе битвы под Москвой.
Уже через год число пленных увеличилось в десятки раз. На бумаге движение «живой силы противника» осуществлялось так: из армейского приемного пункта они поступали в сборный пункт, оттуда эшелонами во фронтовые приемно-пересыльные лагеря, а уже оттуда - в тыловые лагеря. Фактически же, пишет Всеволодов, из 282 451 пленного, «учтенных» в январе-феврале 1943 года, только 19 тысяч человек были доставлены в стационарные лагеря - остальные «зависли» во фронтовых. Эти пересыльные лагеря представляли собой либо крестьянские избы в эвакуированных или уничтоженных нацистами деревнях, либо просто палатки и землянки.
Генрих фон Айнзиндель описывал, как пленных этапировали из одного лагеря в другой: «На следующий день из лагеря отправили первую группу: двести человек, которые ушли колоннами по четыре. <...> ...Мы маршировали напрямик через степь в сопровождении 30-40 вооруженных до зубов красноармейцев. За сутки они заставили нас преодолеть примерно 70 километров. Потом нам дали отдохнуть несколько часов прямо на дороге, после чего мы прошли еще 40 километров примерно за двенадцать часов. Затем нам пришлось трое суток дожидаться на станции прибытия эшелона. Потом нас распихали по пятьдесят человек в каждый вагон. Большинство из нас уже успело заразиться дизентерией, и смерть начала пожинать свой урожай».
В процессе передачи из действующей армии войскам НКВД, во время пребывания в импровизированных лагерях и на этапах в 1943 году скончалось большинство взятых в плен: по данным УПВИ, на которые ссылается Всеволодов, за год поступило 176 186 человек, убыло (в основном умерло) - 157 460 человек. К 1 января 1944 года в лагерях ГУПВИ содержалось более 95 тысяч человек, из них 60 854 - бывшие военнослужащие германской армии.
К 1 мая 1945 года в СССР и на освобожденных территориях в Европе действовало более 140 лагерей ГУПВИ вместимостью более миллиона человек. В 1946 году их было уже 240 - наибольшее количество за всю историю существования советской системы лагерей для военнопленных и интернированных.
Иллюстрация: Влад Милушкин / МедиазонаПравнук Бисмарка и другие антифашисты
Случалось и так, что пленные не сразу оказывались в тыловых лагерях, а оставались вблизи линии фронта не из-за проблем с логистикой, а по пропагандистским соображениям. Генрих фон Айнзиндель вспоминал, как захватившие его в плен русские военные не скрывали своего восторга, когда у них в руках оказался потомок «железного канцлера». После серии допросов ему предложили написать листовку с призывом сдаваться в плен. «Я передавал привет своим родителям и своим друзьям. Я сообщил, что со мной обращаются корректно. Я заявил, что считаю, что Германия проиграет эту войну и что предупреждение Бисмарка относительно войны с Россией снова подтвердилось».
Гельмут Бон, написавший похожую листовку, вспоминал, как его повезли читать ее немцам через громкоговоритель на линию фронта: «Наконец, автомобиль останавливается. <...> Механик закрепляет на крышу кабины громкоговоритель. Я закрепляю на пюпитре три текста. <...> По сигналу я начинаю читать: "Немецкие солдаты и офицеры! В котле под Курском победоносная Красная Армия уничтожила одиннадцать немецких дивизий. Здесь говорит ефрейтор Гельмут Бон. Положите конец безумию! Сдавайтесь в плен по одному и группами…"».
Всеволодов пишет, что руководство воинских подразделений и сотрудники НКВД с 1943 года даже отпускали пленных «к своим» с пропагандистскими целями. Во время боев на Волге в январе и феврале 1943-го 439 отпущенных таким образом человек не только вернулись, но и привели с собой еще 1955 пленных. В январе-феврале 1945 года в боях против гарнизона в польской Познани 211 пленных привели с собой 4350 солдат и офицеров, решивших сдаться. «По неполным данным, только в период с января 1943 года по июнь 1945 года использование этого способа привело к пленению 91 539 человек», - сообщает историк.
Через несколько месяцев после пленения пилот Люфтваффе Айнзиндель оказался в лагере в монастыре в селе Оранки Горьковской (сейчас - Нижегородской) области. Там уже работала одна из первых антифашистских школ - лагерное подразделение, призванное «перевоспитывать» пленных бойцов Вермахта, согласившихся сотрудничать с советскими властями. Айнзиндель вспоминал немецкого эмигранта-коммуниста Вагнера, вербовавшего пленных: «По вечерам он приглашал всех на беседы, и те, кто приходил, получали назначение на работы на кухню или какое-нибудь другое поощрение. После того, как человек был обласкан такими "подарками", Вагнер спрашивал у него, не желает ли он вступить в лагерную группу антифашистов. Если тот отказывался, то его тут же лишали всех подаренных привилегий».
Курсантам антифашистских школ с 1944 года полагалась повышенная норма питания - 700 граммов хлеба, как пленным передовикам производства, выполнявшим больше 80% нормы. Немецкий историк и исследователь проблемы пленных Стефан Карнер в книге «Архипелаг ГУПВИ. Плен и интернирование в Советском Союзе» приводит такие данные о количестве антифашистов среди пленных «в одном из самых крупных солдатских лагерей»: в июле 1943 года - 4,5%, в декабре 1943 года - 27,6%, в апреле 1944 года - 67,1%, в июле 1944 года - 96,6% от общего числа пленных в этом лагере.
Карнер цитирует рассказ одного из бывших курсантов такой школы, Вильгельма Ф., о том, как протекал учебный процесс: исторический материализм преподавал профессор из Ленинской высшей школы в Москве, а остальные предметы (историю КПСС, европейских рабочих движений и политэкономию по «Капиталу» Маркса) - немецкоязычные коммунисты-эмигранты. «Занятия состояли из лекций, консультаций, семинаров. <...> Занятия проводились с 8.30 до 14 часов и с 17 до 19.30. С апреля стали выдавать офицерское довольствие. После лишений и голода в обычных рабочих лагерях каждый обед стал настоящим праздником. <...> Еще было хорошее медицинское обслуживание, спорт и культурные мероприятия». Главной же мотивацией для вступления в ряды курсантов-антифашистов было обещанное пленным скорое возвращение на родину, вспоминали они впоследствии.
В марте 1943 года школа из Оранского лагеря переехала в подмосковный лагерь №27 в Красногорске. Там же, в заводском Доме культуры, прошла учредительная конференция «Национального комитета "Свободная Германия"» - организации немецких политэмигрантов и военнопленных. Ее вице-президентом стал тот самый правнук Бисмарка Генрих фон Айнзиндель, переведенный в Красногорск.
Здесь же, в 27-м лагере, содержались многие высокопоставленные военнопленные: в частности, командующий 6-й Армией генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс. Его поместили в отдельный дом под названием блок-хаус на территории зоны №1.
Летом 1944 года временным обитателем лагеря №27 в Красногорске стал генерал-лейтенант Винцент Мюллер - командир 12-го армейского корпуса группы армий «Центр», захваченный плен вместе с сотнями тысяч немецких солдат и офицеров в ходе операции «Багратион». Мюллер известен тем, что 17 июля 1944 года возглавил 57-тысячную колонну военнопленных, прошедших в Москве от ипподрома и стадиона «Динамо» по Ленинградскому проспекту и улице Горького (сейчас - Тверская), а далее по Садовому кольцу. Эта пропагандистская акция, проведенная НКВД и
снятая для советской кинохроники, получила название «Большой вальс».
«Сбор урожая»
Массовое пленение солдат и офицеров гитлеровской армии во время операции «Багратион» войсками 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов было частью другой масштабной операции, получившей название «сбор урожая германского труда». Вот что пишет о ней Владимир Всеволодов: «Пленные стали рассматриваться СССР не только как боевой трофей, важный в военное время, и как источник труда, используемый на покрытие расходов по их содержанию, но и как ресурс, предназначенный для использования в экономике страны не только в период войны, но главное - в послевоенное время. Для СССР пленные, попавшие в его власть, давали возможность заместить ими собственные людские потери».
Опираясь на данные о погибших и пропавших без вести солдатах и офицерах Красной Армии в 1941 и 1942 годах (почти 4 млн человек), Сталин на Тегеранской конференции в ноябре 1943 года заявил о необходимости нахождения на территории СССР «замещающего элемента» - 4 млн германских граждан, вражеских пленных, которые в течение нескольких лет после окончания войны будут восстанавливать разрушенные советские города и поднимать промышленность. «Первым шагом в этом направлении стало создание в ноябре 1943 года Комиссии при НКИД по возмещению ущерба, нанесенного СССР гитлеровской Германией и ее союзниками, которую возглавил советский дипломат И.М. Майский. Комиссия должна была обосновать выдвинутую Сталиным идею».
В 1944 году эта комиссия разработала репарационную программу, в которой говорилось об использовании труда пленных в течение десяти лет: «Данный вопрос имеет два аспекта: с одной стороны, репарации должны служить целям скорейшего восстановления ущерба, нанесенного Германией СССР и другим странам, с другой стороны, репарации, в частности, репарации трудом, т. е. изъятие из германского народного хозяйства нескольких тысяч рабочих единиц ежегодно, неизбежно должны ослабляющим образом действовать на ее экономику и на ее военный потенциал», - обосновывалось использование германского труда в записке, адресованной наркому иностранных дел Вячеславу Молотову.
На практике это означало разрастание структур НКВД: УПВИ превратилось в ГУПВИ, а к лету 1944 года этот орган появился на всех фронтах и в армиях. Разного рода инструкции регламентировали порядок обращения с пленными, сроки их транспортировки, требования к их физическому состоянию, а случаи массовой гибели расследовались.
Но уже к осени 1944 года стало понятно, что если брать в плен только солдат и офицеров противника, то план по привлечению к принудительному труду 4 млн немцев не выполнить. «Новым объектом экономического интереса Советского Союза стало немецкое гражданское население, немцы - не граждане Рейха, проживавшие на территории стран-союзниц нацистской Германии, оккупированных Красной армией. Программа "сбора урожая" среди этой категории немецкого гражданского населения в рамках задачи "репарации трудом" была запущена в действие вскоре после подписания соглашения о перемирии с Румынией 12 сентября 1944 года», - пишет Всеволодов.
Первую фильтрацию жителей уже контролируемых Красной Армией территорий провели в октябре-ноябре 1944 года, работой руководил замнаркома НКВД Аркадий Аполлонов: «На подотчетной территории было выявлено всего 551 049 лиц немецкой национальности, из них 240 436 мужчин и 310 613 женщин, из них трудоспособных возрастов только мужчин 199 679 человек».
Иллюстрация: Влад Милушкин / Медиазона
16 декабря 1944 года практику интернирования регламентировало совершенно секретное Постановление ГКО №7161: «Мобилизовать и интернировать с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев в возрасте - мужчин от 17 до 45 лет, женщин от 18 до 30 лет, находящихся на освобожденной Красной армией территории Румынии, Югославии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии».
Приказ о мобилизации оглашали в населенных пунктах, предварительно оцепив его (использовались как войска НКВД, так и жандармерия из числа местных жителей). Мобилизованным предписывалось «иметь одежду, постельные принадлежности, посуду, предметы гигиены и продовольствие на 15 дней. Все продукты должны быть уложены в мешки или чемоданы, удобные для перевозки, общим весом до 200 кг», пишет Карнер.
По мере продвижения вглубь Германии, советские военные брали в плен и женский обслуживающий персонал Вермахта (около 20 тысяч женщин), и участников полувоенных организаций (фольксштурм, гитлерюгенд и тому подобных). Также в Советском Союзе оказались более 200 тысяч интернированных из числа гражданских немцев.
«...В "бухгалтерии" плана "сбора урожая" имелись не только доходные статьи, но и расходная часть. Она составила - 462 475 человек, среди которых 318 489 умерших за время войны, а также 55 799 пленных, переданных на формирование национальных частей, участвовавших в войне на стороне СССР и пр.», - указывает Всеволодов.
После окончания войны войска НКВД не прекратили операции по пленению и отправке в Советский Союз как бывших военнослужащих германской армии, так и гражданских лиц. Историки отмечают, что американские войска начиная с 4 мая 1945 года придавали всем военнопленным статус «разоруженный противник». Командование английской армии не считало военнопленными тех, кто сдался после капитуляции Германии (они проходили в документах как «капитулировавший противник»). СССР же (а также Франция) объявил всех немецких солдат и офицеров, попавших под его власть, военнопленными.
5 июня 1945 года была принята «Декларация о поражении Германии», которая узаконила все эти действия: правомерными признавались все статусы, приданные бывшим солдатам и офицерам Вермахта главнокомандующими стран-победителей.
Всего, по разным данным, в советских лагерях оказалось от 3 до 3,8 млн военнопленных и интернированных немцев.
Кто работает, тот ест
В СССР всех этих пленных приняли более двух сотен лагерей по всей стране от Хабаровска до Донбасса: военнопленные из Горловского лагеря №242 строили дома в разрушенном Сталинграде, в лагере №236 в Грузии работали в нефтяной промышленности и строили дороги, в лагерях №195 и №286 в Вильнюсе и Таллинне строили аэропорты и жилые дома, в лагере №256 в Красном Луче (Ворошиловградская область) работали на угольных шахтах.
Интернированные и мобилизованные немцы работали в основном на угольных шахтах Донбасса, а также в металлургии, топливной и нефтяной промышленности. Жили интернированные тоже в лагерях, но зоны были смешанными для мужчин и женщин, только ночевать они должны были в разных бараках. Работали в составе так называемых рабочих батальонов - по 750, 1000, 1250 и 1500 человек.
Всеволодов в книге «Срок хранения - постоянно: краткая история лагеря военнопленных и интернированных УПВИ НКВД-МВД СССР №27» приводит данные о том, какой процент работающие на предприятиях Советского Союза пленные составляли от общего количества рабочих. В марте 1947 года каждый пятый рабочий на строительстве предприятий черной и цветной металлургии был пленным, в авиационной промышленности - почти каждый третий, на строительстве электростанций - каждый шестой, на строительстве топливных предприятий и на производстве стройматериалов - каждый четвертый. Многие пленные работали непосредственно на металлургических предприятиях и в угольных шахтах. Если лагерь находился не в степи, то почти в каждом была так называемая лагерная командировка или лагпункт в лесу - для заготовки древесины.
Из воспоминаний бывшего военнопленного Райнхольда Брауна: «Сначала мы должны были нагружать два вагона древесиной во время рабочей смены, потом норму увеличили до трех вагонов. Позже нас заставили работать по шестнадцать часов в сутки - по воскресеньям и по праздникам. <...> В лагерь мы возвращались в девять или десять часов вечера, но нередко и в полночь. Там мы получали водянистый суп и без сил засыпали, чтобы на следующий день в пять утра снова отправиться на делянку».
Из беседы с инженером Херманом Песлем, которую приводит в своей книге Стефан Карнер: «Мы устанавливали телеграфные столбы… <...> Они не должны качаться, когда электрик на них взбирается. Мы их обожгли, просмолили и глубоко врыли в землю. Русские тоже ставили телеграфные столбы. А нам потом сказали: "Что это вы не работаете? Посмотрите-ка туда, сколько русские поставили". Я потом прокрался туда и посмотрел. Они ставили столбы, заглубляя их на 40 см, вокруг клали несколько камней, поливали водой и все, готово дело. А мы их вкапывали на полтора метра. Тогда я сказал своим людям: "Господа, отныне кончаем все это. Теперь будем делать, как русские"».
Песль объяснял своей бригаде, что в противном случае они получат только 50% пайка и скоро превратятся в доходяг: нормы питания в разные годы менялись, но всегда зависели от норм выработки. Так, например, в 1944 году 500 граммов хлеба получали те, кто вырабатывал до 50% нормы, 600 граммов - выполнившие до 80%, 700 граммов - те, кто выполнил более 80%. В 1946 году в «Корзине дополнительного питания заключенных» значилась съедобная трава: сныть, подорожник, щавель, просвирник, кислица, крапива, сурепица, свербига, одуванчик, огуречная трава (бурачник) и другие.
Смертность в лагерях была особенно высокой в последние годы войны и зимой 1945-1946 годов, в первую очередь из-за недостаточного питания. По данным архивов ГУПВИ НКВД СССР, с 1945 по 1956 год в лагерях для военнопленных умерло 580 548 человек, из них немцев - 356 687 человек. Почти 70% смертей пришлись на зиму 1945-1946 годов.
https://zona.media/article/2016/22/12/deutsch-3