«Варяг» и «Кореец»: вынужденный подвиг
Всем известно, что доблестный, выдающийся поступок, когда человеку пришлось выйти за грань своих обязанностей и возможностей, называется подвигом. А ещё известно, что подвиги одних нередко покрывают ошибки и бездействие других. И чем преступнее были ошибки, тем громче приходится говорить о подвигах, которые, вообще-то, в рекламе не нуждаются.
Если не верится, что такое бывает, то давайте вспомним геройский подвиг, о котором наслышан любой русский человек - подвиг «Варяга», который принял неравный бой с целой японской эскадрой и погиб. Благодаря известной песне и школьному учебнику, мы знаем об этом крейсере почти всё. Поэтому тут и вспоминать-то нечего. Но если не торопиться и открыть любую энциклопедию, то окажется, что в том бою «Варяг» был не один - его сопровождала канонерская лодка «Кореец». И героической гибели не было - крейсер «досрочно» вышел из боя, и команда в спешке или по другой какой причине затопила его на мелководье вместе с очень стареньким «Корейцем». Сметливые японцы потом подняли корабль, отремонтировали, больше десяти лет плавали на нём сами, а потом, в 1916 году вернули его России в качестве презента.
Но самое интересное заключается в том, что во многих источниках о бое у Чемульпо ничего не говорится о потерях наших противников. Мол, только со слов капитана Руднева у них ярко пылали корабли, а вот сами японцы ничего такого не заметили. И в этом есть доля правды, поскольку в том бою японцы действительно не потеряли ни одного корабля. Правда, после горячего дела им всё-таки пришлось оправить 3 крейсера из 6 на серьёзный ремонт, причём один из «подранков» по пути затонул. То ли его доконали повреждения, то ли море сильно бушевало. Но в любом случае японский флот, который готовился напасть на главный наш порт, Порт-Артур, так и не получил от них подмоги. Впрочем, все эти любопытные детали не касаются главной тайны «Варяга»: почему крейсеру вместе с «Корейцем» пришлось сражаться против целой эскадры?
Ответ на этот странный и чуточку «непатриотичный» вопрос скрывается в уютных кабинетах. Дело в том, что русско-японская война, как и многие другие войны, началась не «вдруг», не «случайно» и совсем не 9 февраля 1904 г., как принято считать. Всё-таки начало войны является тот день, тот момент, когда было принято решение, что она состоится. Если не верите, то вспомните необычное слово «Барбаросса», которым Гитлер назвал свой план нападения на Советский Союз, утвержденный аж в декабре 1940 года. Я не знаю, как назывался план нападения японцев, но могу точно сказать, что это нападение они задумали ещё в конце XIX века.
Дело в том, что после ускоренной модернизации, которая получила название «Революция Мэйдзи» и стартовала в одно время с реформами Александра II, Япония быстро поднялась в промышленном и военном смысле и, конечно, пожелала расширения своей мощи. Для этого ей требовались новые ресурсы, природные, человеческие и прочие, или, проще говоря, новые территории. Тогда забрать всё это можно было у слабых соседей - Кореи и Китая. Но была одна проблема: на эти земли претендовала и могущественная Россия. Она насмотрелась на колониальные европейские державы, которые поделили между собой большую часть Китая, и решила не отставать от них. Поэтому, не освоив толком огромную Сибирь и едва присоединённый Дальний Восток (Владивосток был основан в 1860 году, а городом стал через 20 лет) она поспешила утвердиться в Северном Китае. Ради этого пришлось подавлять боксёрское восстания в Китае и заодно разбить китайские войска. Но в итоге Россия получила от Китая свободу действий в Манчжурии и Корее, а также земли под военные и торговые базы. Японцы, понимая, что Россия весьма сильна, предложили ей поделить сферы влияния и спокойно обживать китайские земли. Однако Николай II, подбиваемый авантюристами вроде Александра Безобразова, на взаимовыгодное сотрудничество не согласился, и сделал всё, чтобы настроить японцев на войну. При этом сама Россия к войне особо не готовилась: в то время маленькую, едва различимую даже на самой большой карте Японию за серьёзного противника никто не считал…
Смутные сомнения о том, что микадо замышляет что-то нехорошее, в Санкт-Петербурге появились только в середине 1903 года. Чтобы всё выяснить на месте в Токио отправился сам Куропаткин, тогдашний военный министр. Он специально напросился на японские военные учения, чтобы лично убедиться, насколько азиаты готовы к тяжёлой войне, и сделал очень странный вывод: «В военных школах никакого религиозного образования и воспитания не дают, храмов при школах не имеется, будущие офицеры Всевышнему не молятся ни в горе, ни в радостях. То же явление наблюдается и в армии». Из этого следовало, что японцы к войне не готовы…
Хорошо, что помимо военного министра, занятого строительством воинских церквей, у нас была ещё неплохая военная разведка. Ей удалось в спешном порядке добыть ценные сведения и на их основе в конце декабря 1903 года сделать вывод: японцы подготовку завершили и нападут в ближайшее время. Всё это доложили императору, но тот больше доверял Куропаткину и потому приказ о подготовке к войне не отдал. И тянул с этим до тех пор, пока его не известили о «внезапном» нападении противника…
Колебания Николая II оказались если не роковыми, то весьма пагубными. Прежде всего, не удалось приступить к реализации собственных военных планов. А они имелись, правда, не один, а целых три! Ведь военные, в отличие от политиков, порой проявляют больше благоразумия и «на всякий случай» имеют при себе план действий. Правда, планы, которые разработали отдельно друг от друга военный министр Куропаткин, наместник на Дальнем Востоке Алексеев и Главный морской штаб не были согласованы и притом отличались той осторожностью, которая порой губительнее всех прочих ошибок. Но это, как говорится, стратегия, уровень всей армии и флота. А вот на уровне отдельных подразделений и конкретных кораблей такие задержки и несогласования сразу же обернулись «маленькими» трагедиями, одной из которых и стала ловушка для «Варяга».
Известно, что капитан I ранга Всеволод Фёдорович Руднев за тот год, что он был командиром крейсера, несколько раз «беспокоил» начальство. То писал о том, что котлы «Варяга» неисправны и тот не может развивать высокую скорость, которую показывал прежде. То делился соображениями о том, что орудия, расположенные на палубе, нужно прикрыть броневыми щитами, чтобы осколками не убивало комендоров (артиллеристов). А перед самым началом войны несколько раз запрашивал начальство насчёт обстановки, а по сути узнавал, не пора ли уходить в Порт-Артур. Только вот ответ на этот вопрос он получил от японцев: сначала те запулили несколько торпед в «Корейца», а через несколько часов прислали ультиматум.
Ныне исследователи пишут, что в данном ультиматуме содержалось лишь требование покинуть Чемульпо, в противном случае японцы грозили открыть огонь в нейтральном порту. И ничего о том, чтобы сдать корабли. И если бы наши выполнили эту «просьбу», то всё обошлось бы мирно. Странные какие-то рассуждения… Можно подумать, что японцы напали для того, чтобы показывать противнику своё благородство и отпускать его боевые корабли. Но первый выстрел в бою всё же сделали с японского «Асама», да и торпеды, пущенные накануне сражения по «Корейцу», тоже были японские. Поэтому наши капитаны, в отличие от «диванно-морских» спецов, сразу готовились к битве.
Можно ли было избежать невыгодного сражения? Такой вопрос задавали на протяжении целого века, и ныне имеется два ответа. Раньше, когда подвиг наших моряков считался именно подвигом, особых раздумий не было: была война - надо было сражаться! Как говорится, без вариантов. Но современные историки замечают, что следовало по-тихому проскользнуть между врагами ночью. Или прижаться к кораблям других держав, и японцы не осмелились бы открыть огонь. Или вообще бросить тихоходный «Кореец» и на полных парах, достаточных, чтобы оторваться от погони, броситься к своим, в Порт-Артур. Но у глупого Руднева взыграло чувство «ложного товарищества» (да, и такое пишут ныне наши соотечественники) и он неспешно стал выходить на внешний рейд. А ещё он якобы бросился в бой для виду, чтобы не попасть под трибунал…
Уставы всех армий и флотов мира не разрешают просто так сдаваться врагу. Они требуют от тех, кто дал присягу сражаться до последней возможности. Это - воинский долг. Иначе станешь предателем. И, наверняка, Руднев и Беляев, о котором как о младшем командире обычно забывают, помнили об этом. Но лично мне кажется, что на душе у них было и другое чувство. Кто радел за своих бойцов или просто друзей, наверняка знает, какое. Другое дело, что часовой бой действительно прошёл для нас неудачно. И причин тому было много, причём некоторые из них не хочется признавать…
Согласно рапорту Руднева, с «Варяга» менее чем за час выпустили тысячу снарядов, почти весь боезапас. Причём стреляли даже из мелкокалиберных орудий, снаряды которых заведомо не могли причинить никакого ущерба бронированному противнику. Однако впоследствии японцы установили, что это количество было в разы меньше. Да и попаданий у наших комендоров было меньше, чем у противника, который, кстати, не смог использовать своё численное превосходство в узком проливе. И выходит, что наши палили кто во что горазд, хаотично, зачастую «пальцем в небо»! То ли у наших моряков зашкалил адреналин, то ли сказалась их откровенно слабая артподготовка, то ли просто была паника. Но через час от отчаянной пальбы у японцев особых повреждений всё-таки не было, а вот «Варяг» пылал именно так, как о том поётся в известной песне, текст которой сочинил австриец…
Поспешность, с которой «Варяг» недальновидно затопили на мелководье, можно воспринимать по-разному. Хотя, если не кипятиться, то можно легко понять простую вещь: выбора-то у наших моряков не было. Всякие бывают порты, но обычно глубина в них небольшая. Вот и в Чемульпо глубины были неважные. Да и перед лицом врага нужно было поторопиться, чтобы успеть пересесть на нейтральные корабли. Причём спешили так, что едва не забыли кочегара, потерявшего сознание от попадания снаряда в трюм и заваленного углем. Найти его помогла собачка, которую он в обход правил держал на корабле. И никакого облегчения от того, что всё «благополучно» закончилось и можно расслабиться, не было. Наоборот, когда офицеры и матросы плыли на чужих кораблях домой, в Одессу, они думали, что за столь неудачный бой их ждёт суровое наказание…
Их ожидания не оправдались. Ещё до того, как варяжцы добрались до родной земли, их объявили героями. А уж на Родине встречали их шумно, радостно и с какой-то излишней помпой. Потому что правителям России, так неудачно вступившей в войну, надо было убедить и своих, и всех остальных в том, что с такими богатырями нас ждёт только победа. Нужно было прикрыть массу ошибок и массу неудобных вопросов, как-то оправдать первые, пока ещё не очень большие, но бьющие по самолюбию и престижу поражения. Поэтому и пошли в ход красивые речи, щедрые награды всему экипажу, патриотические открытки с изображением героического крейсера. А когда обрушились настоящие, большие поражения, то за «Варяг» и вовсе стали хвататься, как за последнюю соломинку…
Надо признать, что после окончания печальной русско-японской войны, после революции 1905 года, после Первой мировой о «Варяге» и тем более «Корейце» надолго позабыли. Только раны моряков и песня австрийца, об авторстве которого упорно умалчивали, поддерживали память о недавнем ещё событии. А после революции 1917 года и Гражданской войны и вовсе было не до того. И вспомнили о крейсере только в 1945 году, когда наши войска блестяще, в две недели разбили миллионную Квантунскую армию и освободили потерянный 40 лет тому назад Порт-Артур. Круг замкнулся. От поражения наконец-то пришли к победе, и можно было вновь вспомнить о старом подвиге. Тогда на разрушенной могиле Руднева поставили памятник, ещё живые «варяжцы» (но не «корейцы») в дополнение к георгиевскому кресту получили медаль «За отвагу», а на экранах появился знаменитый «Варяг», который посмотрело несколько поколений мальчишек. Подвиг вошёл в учебники и окончательно превратился в легенду. Слишком красивую и вдохновляющую, чтобы в ней нашлось место правде, которая наводит на печальные выводы и показывает не только силу героев, но и их слабости. А ведь свои слабости нужно знать даже лучше, чем достоинства, чтобы в следующий раз не пришлось ошибки прикрывать подвигом.
Если не верится, что такое бывает, то давайте вспомним геройский подвиг, о котором наслышан любой русский человек - подвиг «Варяга», который принял неравный бой с целой японской эскадрой и погиб. Благодаря известной песне и школьному учебнику, мы знаем об этом крейсере почти всё. Поэтому тут и вспоминать-то нечего. Но если не торопиться и открыть любую энциклопедию, то окажется, что в том бою «Варяг» был не один - его сопровождала канонерская лодка «Кореец». И героической гибели не было - крейсер «досрочно» вышел из боя, и команда в спешке или по другой какой причине затопила его на мелководье вместе с очень стареньким «Корейцем». Сметливые японцы потом подняли корабль, отремонтировали, больше десяти лет плавали на нём сами, а потом, в 1916 году вернули его России в качестве презента.
Но самое интересное заключается в том, что во многих источниках о бое у Чемульпо ничего не говорится о потерях наших противников. Мол, только со слов капитана Руднева у них ярко пылали корабли, а вот сами японцы ничего такого не заметили. И в этом есть доля правды, поскольку в том бою японцы действительно не потеряли ни одного корабля. Правда, после горячего дела им всё-таки пришлось оправить 3 крейсера из 6 на серьёзный ремонт, причём один из «подранков» по пути затонул. То ли его доконали повреждения, то ли море сильно бушевало. Но в любом случае японский флот, который готовился напасть на главный наш порт, Порт-Артур, так и не получил от них подмоги. Впрочем, все эти любопытные детали не касаются главной тайны «Варяга»: почему крейсеру вместе с «Корейцем» пришлось сражаться против целой эскадры?
Ответ на этот странный и чуточку «непатриотичный» вопрос скрывается в уютных кабинетах. Дело в том, что русско-японская война, как и многие другие войны, началась не «вдруг», не «случайно» и совсем не 9 февраля 1904 г., как принято считать. Всё-таки начало войны является тот день, тот момент, когда было принято решение, что она состоится. Если не верите, то вспомните необычное слово «Барбаросса», которым Гитлер назвал свой план нападения на Советский Союз, утвержденный аж в декабре 1940 года. Я не знаю, как назывался план нападения японцев, но могу точно сказать, что это нападение они задумали ещё в конце XIX века.
Дело в том, что после ускоренной модернизации, которая получила название «Революция Мэйдзи» и стартовала в одно время с реформами Александра II, Япония быстро поднялась в промышленном и военном смысле и, конечно, пожелала расширения своей мощи. Для этого ей требовались новые ресурсы, природные, человеческие и прочие, или, проще говоря, новые территории. Тогда забрать всё это можно было у слабых соседей - Кореи и Китая. Но была одна проблема: на эти земли претендовала и могущественная Россия. Она насмотрелась на колониальные европейские державы, которые поделили между собой большую часть Китая, и решила не отставать от них. Поэтому, не освоив толком огромную Сибирь и едва присоединённый Дальний Восток (Владивосток был основан в 1860 году, а городом стал через 20 лет) она поспешила утвердиться в Северном Китае. Ради этого пришлось подавлять боксёрское восстания в Китае и заодно разбить китайские войска. Но в итоге Россия получила от Китая свободу действий в Манчжурии и Корее, а также земли под военные и торговые базы. Японцы, понимая, что Россия весьма сильна, предложили ей поделить сферы влияния и спокойно обживать китайские земли. Однако Николай II, подбиваемый авантюристами вроде Александра Безобразова, на взаимовыгодное сотрудничество не согласился, и сделал всё, чтобы настроить японцев на войну. При этом сама Россия к войне особо не готовилась: в то время маленькую, едва различимую даже на самой большой карте Японию за серьёзного противника никто не считал…
Смутные сомнения о том, что микадо замышляет что-то нехорошее, в Санкт-Петербурге появились только в середине 1903 года. Чтобы всё выяснить на месте в Токио отправился сам Куропаткин, тогдашний военный министр. Он специально напросился на японские военные учения, чтобы лично убедиться, насколько азиаты готовы к тяжёлой войне, и сделал очень странный вывод: «В военных школах никакого религиозного образования и воспитания не дают, храмов при школах не имеется, будущие офицеры Всевышнему не молятся ни в горе, ни в радостях. То же явление наблюдается и в армии». Из этого следовало, что японцы к войне не готовы…
Хорошо, что помимо военного министра, занятого строительством воинских церквей, у нас была ещё неплохая военная разведка. Ей удалось в спешном порядке добыть ценные сведения и на их основе в конце декабря 1903 года сделать вывод: японцы подготовку завершили и нападут в ближайшее время. Всё это доложили императору, но тот больше доверял Куропаткину и потому приказ о подготовке к войне не отдал. И тянул с этим до тех пор, пока его не известили о «внезапном» нападении противника…
Колебания Николая II оказались если не роковыми, то весьма пагубными. Прежде всего, не удалось приступить к реализации собственных военных планов. А они имелись, правда, не один, а целых три! Ведь военные, в отличие от политиков, порой проявляют больше благоразумия и «на всякий случай» имеют при себе план действий. Правда, планы, которые разработали отдельно друг от друга военный министр Куропаткин, наместник на Дальнем Востоке Алексеев и Главный морской штаб не были согласованы и притом отличались той осторожностью, которая порой губительнее всех прочих ошибок. Но это, как говорится, стратегия, уровень всей армии и флота. А вот на уровне отдельных подразделений и конкретных кораблей такие задержки и несогласования сразу же обернулись «маленькими» трагедиями, одной из которых и стала ловушка для «Варяга».
Известно, что капитан I ранга Всеволод Фёдорович Руднев за тот год, что он был командиром крейсера, несколько раз «беспокоил» начальство. То писал о том, что котлы «Варяга» неисправны и тот не может развивать высокую скорость, которую показывал прежде. То делился соображениями о том, что орудия, расположенные на палубе, нужно прикрыть броневыми щитами, чтобы осколками не убивало комендоров (артиллеристов). А перед самым началом войны несколько раз запрашивал начальство насчёт обстановки, а по сути узнавал, не пора ли уходить в Порт-Артур. Только вот ответ на этот вопрос он получил от японцев: сначала те запулили несколько торпед в «Корейца», а через несколько часов прислали ультиматум.
Ныне исследователи пишут, что в данном ультиматуме содержалось лишь требование покинуть Чемульпо, в противном случае японцы грозили открыть огонь в нейтральном порту. И ничего о том, чтобы сдать корабли. И если бы наши выполнили эту «просьбу», то всё обошлось бы мирно. Странные какие-то рассуждения… Можно подумать, что японцы напали для того, чтобы показывать противнику своё благородство и отпускать его боевые корабли. Но первый выстрел в бою всё же сделали с японского «Асама», да и торпеды, пущенные накануне сражения по «Корейцу», тоже были японские. Поэтому наши капитаны, в отличие от «диванно-морских» спецов, сразу готовились к битве.
Можно ли было избежать невыгодного сражения? Такой вопрос задавали на протяжении целого века, и ныне имеется два ответа. Раньше, когда подвиг наших моряков считался именно подвигом, особых раздумий не было: была война - надо было сражаться! Как говорится, без вариантов. Но современные историки замечают, что следовало по-тихому проскользнуть между врагами ночью. Или прижаться к кораблям других держав, и японцы не осмелились бы открыть огонь. Или вообще бросить тихоходный «Кореец» и на полных парах, достаточных, чтобы оторваться от погони, броситься к своим, в Порт-Артур. Но у глупого Руднева взыграло чувство «ложного товарищества» (да, и такое пишут ныне наши соотечественники) и он неспешно стал выходить на внешний рейд. А ещё он якобы бросился в бой для виду, чтобы не попасть под трибунал…
Уставы всех армий и флотов мира не разрешают просто так сдаваться врагу. Они требуют от тех, кто дал присягу сражаться до последней возможности. Это - воинский долг. Иначе станешь предателем. И, наверняка, Руднев и Беляев, о котором как о младшем командире обычно забывают, помнили об этом. Но лично мне кажется, что на душе у них было и другое чувство. Кто радел за своих бойцов или просто друзей, наверняка знает, какое. Другое дело, что часовой бой действительно прошёл для нас неудачно. И причин тому было много, причём некоторые из них не хочется признавать…
Согласно рапорту Руднева, с «Варяга» менее чем за час выпустили тысячу снарядов, почти весь боезапас. Причём стреляли даже из мелкокалиберных орудий, снаряды которых заведомо не могли причинить никакого ущерба бронированному противнику. Однако впоследствии японцы установили, что это количество было в разы меньше. Да и попаданий у наших комендоров было меньше, чем у противника, который, кстати, не смог использовать своё численное превосходство в узком проливе. И выходит, что наши палили кто во что горазд, хаотично, зачастую «пальцем в небо»! То ли у наших моряков зашкалил адреналин, то ли сказалась их откровенно слабая артподготовка, то ли просто была паника. Но через час от отчаянной пальбы у японцев особых повреждений всё-таки не было, а вот «Варяг» пылал именно так, как о том поётся в известной песне, текст которой сочинил австриец…
Поспешность, с которой «Варяг» недальновидно затопили на мелководье, можно воспринимать по-разному. Хотя, если не кипятиться, то можно легко понять простую вещь: выбора-то у наших моряков не было. Всякие бывают порты, но обычно глубина в них небольшая. Вот и в Чемульпо глубины были неважные. Да и перед лицом врага нужно было поторопиться, чтобы успеть пересесть на нейтральные корабли. Причём спешили так, что едва не забыли кочегара, потерявшего сознание от попадания снаряда в трюм и заваленного углем. Найти его помогла собачка, которую он в обход правил держал на корабле. И никакого облегчения от того, что всё «благополучно» закончилось и можно расслабиться, не было. Наоборот, когда офицеры и матросы плыли на чужих кораблях домой, в Одессу, они думали, что за столь неудачный бой их ждёт суровое наказание…
Их ожидания не оправдались. Ещё до того, как варяжцы добрались до родной земли, их объявили героями. А уж на Родине встречали их шумно, радостно и с какой-то излишней помпой. Потому что правителям России, так неудачно вступившей в войну, надо было убедить и своих, и всех остальных в том, что с такими богатырями нас ждёт только победа. Нужно было прикрыть массу ошибок и массу неудобных вопросов, как-то оправдать первые, пока ещё не очень большие, но бьющие по самолюбию и престижу поражения. Поэтому и пошли в ход красивые речи, щедрые награды всему экипажу, патриотические открытки с изображением героического крейсера. А когда обрушились настоящие, большие поражения, то за «Варяг» и вовсе стали хвататься, как за последнюю соломинку…
Надо признать, что после окончания печальной русско-японской войны, после революции 1905 года, после Первой мировой о «Варяге» и тем более «Корейце» надолго позабыли. Только раны моряков и песня австрийца, об авторстве которого упорно умалчивали, поддерживали память о недавнем ещё событии. А после революции 1917 года и Гражданской войны и вовсе было не до того. И вспомнили о крейсере только в 1945 году, когда наши войска блестяще, в две недели разбили миллионную Квантунскую армию и освободили потерянный 40 лет тому назад Порт-Артур. Круг замкнулся. От поражения наконец-то пришли к победе, и можно было вновь вспомнить о старом подвиге. Тогда на разрушенной могиле Руднева поставили памятник, ещё живые «варяжцы» (но не «корейцы») в дополнение к георгиевскому кресту получили медаль «За отвагу», а на экранах появился знаменитый «Варяг», который посмотрело несколько поколений мальчишек. Подвиг вошёл в учебники и окончательно превратился в легенду. Слишком красивую и вдохновляющую, чтобы в ней нашлось место правде, которая наводит на печальные выводы и показывает не только силу героев, но и их слабости. А ведь свои слабости нужно знать даже лучше, чем достоинства, чтобы в следующий раз не пришлось ошибки прикрывать подвигом.