Призывали ангелов, разговаривали с планетами и читали заклинания: писатели, которые верили в магию
Тайные ордена, спиритические сеансы и магические ритуалы на страницах книг
Кадр из фильма «Доктор Мабузе, игрок». Режиссер Фриц Ланг, 1922 год. Источник: gialli.it
Книги часто сравнивают с волшебством и магией. Иногда это не просто метафора - рассказываем об авторах, которые действительно верили в оккультизм и писали свои произведения как заклинания.
Джордано Бруно: мистик, которого считали ученым
Джордано Бруно известен как философ и ученый эпохи Возрождения, который вдохновлялся идеями Николая Коперника. Бруно писал, что Вселенная бесконечна, Солнце - это звезда, а остальные планеты подобны Земле. Сейчас эти догадки кажутся очевидными фактами, а самого философа считают мучеником, погибшим на костре инквизиции в борьбе за научную истину. Хотя на самом деле в центре его убеждений лежал не научный метод, а мистический - Бруно был оккультистом и магом.
«Египет и его магическая религия отождествляются с герметической религией космоса» Фрэнсис Йейтс «Джордано Бруно и герметическая традиция»
В 1563 году Бруно принял монашество и получил доступ к богатой монастырской библиотеке, где можно было найти работы греческих философов, отцов Церкви, теологов и каббалистов. Как и другие ученые и творцы эпохи Возрождения, Бруно хотел вернуться к культуре античности, поскольку видел в ней идеал философии и искусства. Чем больше он читал, тем меньше ему нравилась официальная Церковь и христианство в католическом варианте. Его увлек герметизм - религиозно-мистическое течение, популярное в Европе в то время. Оно было основано на текстах, которые приписывали египетскому магу, алхимику и астрологу Гермесу Трисмегисту, жившему еще до нашей эры. В своем учении он якобы собрал все откровения мудрецов той эпохи. Лишь в XIX-XX веках в науке обнаружилось, что приписываемые Гермесу тексты были созданы разными авторами и намного позже, с I по IV век нашей эры.
«Да установится же в сей день новое торжество - Очищение Неба - и да будет оно для нас большим торжеством, чем когда-то для египтян - переселение от них прокаженного народа» Джордано Бруно «Изгнание торжествующего зверя»
Герметизм объединил в себе разные религиозные идеи и практики, магию, алхимию, астрологию. Считалось, что герметическая мудрость дает прикоснуться к тайным знаниям о природе мира и вещей. По мнению Фрэнсис Йейтс, британской исследовательницы культуры Возрождения, именно герметизм стал основой взглядов Бруно. В книге «Джордано Бруно и герметическая традиция» она подробно описывает влияние этого течения на взгляды философа, который считал, что «магическая египетская религия космоса - не только самая древняя, но и единственная истинная религия, которую заслонили и исказили как иудаизм, так и христианство».
Свои взгляды Бруно описывал в текстах, которые сложно назвать научными. Чаще всего это были диалоги с продуманной драматургией и героями, рассуждающими о проблемах устройства мира и веры. Таким образом философ доказывал, что религия нуждается в реформах - и нужные перемены как раз может принести магия. Заклинаниями ему служили собственные книги, в которых он в соответствии с герметическими идеями мог манипулировать образами небесных тел.
В книге «Изгнание торжествующего зверя» Бруно описывает свою веру. В тексте Юпитер и Меркурий рассказывают о грядущем возрождении магической религии египтян. Вкладывая в уста богов-планет свои мысли, Бруно как бы провоцировал желаемые реформы - в его представлении одушевленные небесные тела прямо влияли на обыденную жизнь, а вся Вселенная обладала независимым сознанием. Фрэнсис Йейтс так описала магический взгляд Бруно на мир:
«Земля, поскольку она живое существо, движется вокруг солнца египетской магии; вместе с ней движутся по своим орбитам планеты, живые светила; бессчетное число иных миров, движущихся и живых, подобно огромным животным, населяет бесконечную Вселенную».
Владимир Одоевский, русский Фауст
«Человек никак не может отделаться от поэзии; она, как один из необходимых элементов, входит в каждое действие человека, без чего жизнь этого действия была бы невозможна» Владимир Одоевский «Русские ночи»
Князь Владимир Одоевский был влиятельным человеком в литературном сообществе: он дружил с Кюхельбекероми Грибоедовым, его рассказы хвалили Пушкин и Гоголь, Достоевский обращался к нему с просьбой написать отзыв на «Белые ночи», а Тургенев читал ему «Накануне». Мало кто сомневался в литературном вкусе и таланте Одоевского, однако над увлечением магией окружающие по-доброму посмеивались. Подруга писателя, графиня Евдокия Ростопчина в шутку называла его «Ваше алхимико-музыко-философско-фантастическое сиятельство». Сам он, кажется, получал особое удовольствие от такого статуса. Его кабинет был полон книг и загадочных пергаментов, черепов, склянок и реторт необыкновенной формы. Дополнял образ домашний костюм Одоевского. В своих воспоминаниях писатель Иван Панаев описал, в каком виде Одоевский встречал гостей:
«Меня поразил даже самый костюм Одоевского: черный шелковый, вострый колпак на голове, и такой же, длинный, до пят сюртук - делали его похожим на какого-нибудь средневекового астролога или алхимика».
«Чтоб видеть духов, носящихся в воздухе, достаточно собрать солнечные лучи в стеклянный сосуд с водою и пить ее каждый день» Владимир Одоевский «Сильфида»
Серьезность, с которой Одоевский подходил к изучению магии и алхимии, принесла ему и другое прозвище - «русский Фауст». При этом страсть к мистике была, скорее, частью широкого интереса к устройству мира. Внимание князя к знаниям, которые выходят за границы науки, хорошо объясняет фрагмент из его «Психологических заметок»:
«Едва ли ошибки и заблуждения не столь же подвинули вперед науку, сколь и удачные опыты; часто в ошибке, в противоречии заключается прозрение в такую глубину, которой не досягает правильный, по-видимому, опыт; без заблуждений алхимиков не существовала бы химия».
Рассказы и повести Одоевского сравнивали с произведениями Эрнста Гофмана, великого немецкого романтика. Оба писали о мистических событиях - в их новеллах встречались духи, волшебники и ожившие куклы. Все это Одоевский изображал со знанием дела - он тратил много времени на изучение трактатов о колдовстве, алхимии и эзотерике. Во введении к философскому роману «Русские ночи», князь объяснил свои художественные интересы так:
«Во все эпохи душа человека стремлением необоримой силы, невольно, как магнит к северу, обращается к задачам, коих разрешение скрывается во глубине таинственных стихий, образующих и связующих жизнь духовную и жизнь вещественную».
Как и у Гофмана, мистика в произведениях Одоевского была скорее формальным элементом, а не содержательным. В повести «Сильфида» он много внимания уделяет алхимии и каббале. Главный герой этого текста, Платон Михайлович, увлекается оккультными знаниями и оставляет влюбленную в него девушку, чтобы обручиться с духом воды Сильфидой, которую призвал с помощью каббалистических ритуалов. Одоевский использует магический сюжет в качестве метафоры. Платон Михайлович - это типичный мечтатель, погруженный в грезы о чем-то высоком и недостижимом. А Сильфида воплощает собой его стремления, которым не суждено сбыться. Окружающие считают Платона сумасшедшим и принуждают лечиться. Так Одоевский показывает, как высокие мечты рушатся под давлением общества. Платон вылечивается и становится обычным человеком, но это не идет ему на пользу.
«Одно только худо: говорят, что он немножко крепко пьет с своими соседями - а иногда даже и без соседей; также говорят, что от него ни одной горничной прохода нет, - но за кем нет грешков в этом свете? По крайней мере он теперь человек, как другие».
Уильям Батлер Йейтс, призыватель ангелов
«Волшебная жизнь - это фокус всего, что я делаю, и всего, что я думаю, и всего, что сочиняю».
Это цитата из письма Уильяма Батлера Йейтса, которое он отправил одному из своих друзей. Нобелевский лауреат и поэт-модернист, Йейтс очень серьезно относился к магии и мистике. Во время учебы в Национальной школе искусств в 1884 году он познакомился с Джорджем Расселлом, художником и любителем оккультизма. Эта любовь передалась и Йейтсу, который пронес ее через всю жизнь - вместе с Расселлом в 1886 году он основал Дублинскую ложу Герметического общества и взял себе магическое имя DEDI, акроним каббалистической аксиомы «Daemon est Deus Inversus» - «дьявол есть перевернутый Бог». Ложа также привлекла в свои ряды, пожалуй, самого известного мистика и оккультиста всей Европы - Алистера Кроули.
В 1890 году Йейтс стал членом Герметического ордена Золотой Зари, который основал его знакомый Мазерс Макгрегор - маг, член общества розенкрейцеров и исследователь Таро. Орден был построен по образцу масонской ложи, его учение основывалось на адаптации каббалы, а цель заключалась в овладении гнозисом - высшим мистическим знанием и, возможно, даже буквальным единением с Богом. Из-за разногласий с Мазерсом Йейтс покинул орден в 1900 году, но всегда хорошо отзывался о его магической школе.
Система «Золотой Зари», по которой Йейтс занимался всю жизнь, включала изучение каббалы, алхимии и Таро, а также регулярные репетиции заклинаний. Отдельно Йейтса интересовала енохианская магия, изобретенная алхимиком и астрологом Джоном Ди. С ее помощью якобы можно было призывать ангелов. Поэт страстно хотел узнать тайны мира от потусторонних существ и посещал спиритические сеансы, на которые приходил вместе с женой Джорджи Хайд-Лиз. Во время медового месяца у нее открылся дар медиума, она впадала в транс и общалась с духами. Правда, некоторые биографы считают, что Джорджи только подыгрывала мужу, чтобы спасти их проблемный брак.
«Не уходи. Край этот заколдован. Поверь: мне больше нечего терять» Уильям Батлер Йейтс «У ястребиного источника»
Оккультные взгляды Йейтса были тесно связаны с творчеством. Его стихи, туманные и полные загадочных символов, можно рассматривать как таинственные трактаты. Их смысл доступен лишь тем, кто, как и автор, потратил много времени на погружение в мистические тайны. Символистская поэтика Йейтса убедительно объяснялась им самим в эссе с говорящим названием «Магия». В нем поэт перечислил три основные доктрины, выделенные из всех изученных магических практик:
«1. Границы нашего ума постоянно смещаются, и многие умы могут, так сказать, вливаться один в другой и творить или обнаруживать некий единый разум, некую единую энергию. Границы наших памятей так же смещаются, и наши памяти - это часть одной великой памяти - памяти самой Природы. Этот великий ум и великая память могут быть закляты с помощью символов».
«Хоть все изменчиво в подлунном мире, И если я не изменился, значит Я - чудо из чудес» Уильям Батлер Йейтс «Смерть Кухулина»
Йейтс превращал свои произведения в заклинания, в которых с помощью символов он как бы обращался к единому разуму и памяти, поэтому его стихотворения порой сложно понять из-за нагромождения образов. А вот разобраться в пьесах значительно проще - их сюжеты заимствованы из мифологии и фольклора, а действующими лицами часто были известные персонажи. Например, полубог Кухулин из ирландских мифов стал персонажем пьес «У ястребиного источника», «Смерть Кухулина» и «Единственная ревность Эмер». Если же в центре истории оказывались обычные люди, как в «Чистилище», то они выражали собой стихийные начала, идеи и принципы - старик и мальчик в этой пьесе были образами сил смерти и возрождения. В своих драматургических текстах Йейтс сталкивал бытовой уровень, подчеркнуто реальный и конкретный, со сказочным и фантастическим. Ему важно было показать, что наша повседневность - это только подобие древних легенд и мифов. В этом он близок к Джеймсу Джойсу, который в «Улиссе» описал один день простого дублинца Леопольда Блума через легенду об Одиссее.
Густав Майринк: хороший йог и поверхностный каббалист
В 1902 году в пражскую полицию донесли о том, что Густав Майер, один из основателей банка «Майер и Моргенштерн», занимается мошенничеством и пользуется техниками спиритизма и колдовства для нелегальных финансовых махинаций. Майер провел в тюрьме два месяца, пока длилось разбирательство - обвинения не подтвердились, но репутация банка была безнадежно испорчена. Главным источником заработка для него стала литература. Свои рассказы и романы он публиковал под фамилией Майринк.
«По соседству с тюремными кандалами рядком лежали египетские сонники, рукотворные козявочки, самораздуваемые каучуковые ноздри, реторты с красноватой жидкостью» Густав Майринк «Вальпургиева ночь. Зеленый лик»
Спиритизм и колдовство действительно интересовали писателя, хотя вряд ли он использовал их для обогащения банка. В рассказе «Лоцман», который был опубликован посмертно, Майринк описал, как родился его интерес к мистике. В 24 года он решил покончить с собой из-за тяжелого личного кризиса. Задуманное было почти исполнено, но писатель вдруг услышал шорох. В щель под его дверью просунули брошюрку с названием «Жизнь после смерти». Майринк увидел в этом нечто большее, чем просто совпадение.
«Разве судьба еще не доказала мне, - вслух упрекнул он себя, - что жизнь лишается всякого смысла, если жить так, как повелось? Если я даже отчебучу нечто несусветное, это, пожалуй, будет разумнее, чем переходить на трусцу обывательского быта с его единственной целью - дожить до бессмысленной смерти».
«У каждого смертного свой Бог и свой демон. И в нем мы живем, и движемся, и существуем, по слову апостола, от вечности до вечности» Густав Майринк «Ангел западного окна»
Впечатление было таким сильным, что Майринк начал с одержимостью читать оккультные трактаты, в том числе и книги Елены Блаватской, основательницы эзотерического течения теософии. Майринк вступил в пражское теософское общество «У голубой звезды», стал членом кружка мистиков и Герметического ордена Золотой Зари. Он интересовался паранормальными явлениями, телепатией и алхимией. С особенным пылом изучал йогу - упражнения помогали справляться с болями в спине, которые мучили его всю жизнь. По некоторым утверждениям, Майринк овладел йогой так хорошо, что лечился только ей и никогда не обращался к врачам.
Со временем страсть Майринка к оккультизму ослабела, пропал прежний восторг. В 1927 году он принял буддизм и посвятил себя медитативной практике, но все же не полностью потерял интерес к мистическому. Во всех крупных работах писателя в центре действия оказывались магические и эзотерические элементы. В романе «Зеленый лик» заметно увлечение Майринка тантрической йогой, а в «Ангеле западного окна» отразилось глубокое изучение алхимии и тантры. Самый известный роман Майринка «Голем» вдохновлен каббалистикой и легендой о раввине, который с помощью магии оживил существо из глины. Большой знаток иудейской мистики Гершом Шолем говорил, что писатель очень поверхностно раскрыл тему, а Майринк возражал, что имел право обойтись с иудейской традицией достаточно свободно, если этого потребовал художественный замысел.
«Так глубоко ненавидеть, как я, мы можем только то, что является частью нас самих» Густав Майринк «Голем»
По словам культуролога Юрия Стефанова, исследователя и переводчика Майринка, творчество писателя нельзя назвать «беллетризированным справочником по оккультным наукам». Романы Майринка не удастся свести к одной мистической идее или сюжету - получится однобоко или просто скучно. В сопроводительной статье к роману «Ангел западного окна» сам писатель указал, что в книге идет речь не о «практической алхимии, которая занята единственно превращением неблагородных металлов в золото, а о том сокровенном искусстве королей, которое трансмутирует самого человека, его темную, тленную природу в вечное, светоносное, уже никогда не теряющее своего „Я“ существо».
О математике, рисующем магические узоры - в продолжении в Bookmate Journal
Bookmate Review - такого вы еще не читали!