Жестокость наказания, как именно и только его форма
В комментариях к предыдущему посту мне показалось очень интересным одно из приведённых возражений. (Вот это: https://boldogg.livejournal.com/392250.html?thread=21566778#t21566778 )
Благодарю его автора - angon-kuning, а также pharmazevt, который сказал чуть раньше и, в общем-то о том же, но чуть менее подробно - и я, увы, не сразу понял его мысль.
Касается это возражение вот чего. Что если когда говорится о жестокости - а использовано было именно это слово - то имеется в виду именно и только форма наказания?
То есть, разделяем и рассматриваем отдельно два параметра - форму наказания и его величину что ли. Модуль. И эти понятия сознательно и жёстко разделяем. Причём жестокость оценивается именно у формы.
То есть тогда наказание в виде года лишения свободы и десяти лет должны считаться одинаково жестокими - форма одна и та же. Отличаются они только модулем. А вот, например, отрубание руки, денежный штраф - это иные форма и, соответственно, у них иная жестокость.
Если так, то предложенный мной мысленный эксперимент действительно перестаёт опровергать ту формулировку тезиса, которая приведена. Поскольку в моём примере меняется не форма наказания, а его модуль.
Конечно, с таким пониманием тезиса есть некоторые проблемы.
Во-первых, оно глубоко неочевидно и даже противоречит сложившейся практике словоупотребления. Если наказание по той или иной статье меняется в сторону увеличения его модуля (скажем, срок заключения по такой-то статье увеличили с 3 ле до 5), то вполне принято говорить именно о ужесточении закона - так и говорят.
Во-вторых и просто по сути наказание в виде, например, 20 лет лишения свободы (или, тем более, пожизненного заключения) воспринимается как намного более жестокое, чем 5 лет или 1 год, несмотря на то, что форма та же.
И в любом случае, кмк, если речь идёт именно о таком неочевидном разделении, то это следует оговаривать.
Да, и не могу удержаться от ещё одного замечания.
У меня сложилось впечатление, что Шульман для многих есть нечто вроде своего рода священной коровы. Попытки возразить её речам воспринимаются как-то намного более эмоционально, чем по-моему следовало бы ожидать.
Притом, что я-то совершенно не имел в виду возражать именно человеку - имелась виду ложность тезиса - который, снова повторю, попадался мне и прежде. То, что я написал про него именно в этот раз в общем-то случайность.
Но вот эта реакция меня, признаться удивила.
Благодарю его автора - angon-kuning, а также pharmazevt, который сказал чуть раньше и, в общем-то о том же, но чуть менее подробно - и я, увы, не сразу понял его мысль.
Касается это возражение вот чего. Что если когда говорится о жестокости - а использовано было именно это слово - то имеется в виду именно и только форма наказания?
То есть, разделяем и рассматриваем отдельно два параметра - форму наказания и его величину что ли. Модуль. И эти понятия сознательно и жёстко разделяем. Причём жестокость оценивается именно у формы.
То есть тогда наказание в виде года лишения свободы и десяти лет должны считаться одинаково жестокими - форма одна и та же. Отличаются они только модулем. А вот, например, отрубание руки, денежный штраф - это иные форма и, соответственно, у них иная жестокость.
Если так, то предложенный мной мысленный эксперимент действительно перестаёт опровергать ту формулировку тезиса, которая приведена. Поскольку в моём примере меняется не форма наказания, а его модуль.
Конечно, с таким пониманием тезиса есть некоторые проблемы.
Во-первых, оно глубоко неочевидно и даже противоречит сложившейся практике словоупотребления. Если наказание по той или иной статье меняется в сторону увеличения его модуля (скажем, срок заключения по такой-то статье увеличили с 3 ле до 5), то вполне принято говорить именно о ужесточении закона - так и говорят.
Во-вторых и просто по сути наказание в виде, например, 20 лет лишения свободы (или, тем более, пожизненного заключения) воспринимается как намного более жестокое, чем 5 лет или 1 год, несмотря на то, что форма та же.
И в любом случае, кмк, если речь идёт именно о таком неочевидном разделении, то это следует оговаривать.
Да, и не могу удержаться от ещё одного замечания.
У меня сложилось впечатление, что Шульман для многих есть нечто вроде своего рода священной коровы. Попытки возразить её речам воспринимаются как-то намного более эмоционально, чем по-моему следовало бы ожидать.
Притом, что я-то совершенно не имел в виду возражать именно человеку - имелась виду ложность тезиса - который, снова повторю, попадался мне и прежде. То, что я написал про него именно в этот раз в общем-то случайность.
Но вот эта реакция меня, признаться удивила.