Про культурную чувствительность, профессиональные привычки и причем тут постмодерн
Весь прошлый год прошел для меня в наблюдениях, как сталкиваются культуры. Я по обыкновению пребывала где-то на границе, то получая удары с обеих сторон, то обнаруживая себя присоединившейся к одной из сторон, то выступая в роли проводника, посредника или миротворца. Вообще вот эта "пограничная" позиция - это очень мое место по жизни. Но от того, что оно знакомо, жизнь в этом пограничье легче не становится.
В столкновение и взаимодействие приходили культуры разных стран, языков и, что было наиболее любопытно, разных профессиональных культур, также окрашенных страноведением. Например, было очень любопытно наблюдать (в том числе в себе) феномен, который мой британский коллега называет "русской чувствительностью".
В силу общего малоприятного исторического опыта и очевидных проблем с ощущением собственной безопасности, мы, к примеру, многие слова воспринимаем как угрозу. За любой вполне невинной констатацией типа "вы во всем ищите глубину", "вам ценны ваши страдания", и даже "вы очень много думаете" нередко слышится обвинение или издевка. Как будто наш действительно трудный исторический опыт недооценивается, не берется в расчет. Нас будто бы унижают или считают недостаточно хорошими. Мне тоже свойственны такие реакции, так что никто не идеален. Но тем любопытнее за ними наблюдать.
Можно, пользуясь специальным языком, сказать, что подобные выражения срабатывают как триггер, мы попадаем в какие-то травматические реакции и реагируем соответственно. Мы правда травматизированы по самое не балуйся (в том смысле, что в нашем теле и наших переживаниях много реакций и паттернов, которые на современном профессиональном языке называют травматическими). Любопытно, что даже сама констатация подобного (что по сути аналогично утверждениям типа "у вас бронхит" или "тут вы пропустили множитель"), уже вызывает бурные реакции. Как будто сам факт наличия таких реакций - это что-то плохое, неправильное и ударяющее по самооценке и безопасности.
На самом деле, это огромный прорыв на наших территориях, что существуют люди и практики, которые с особым вниманием относятся к таким культурным и индивидуальным проявлениям. Вся современная психотерапия разворачивается вокруг признания ценности индивидуального опыта и индивидуальных реакций, какими бы они ни были. Это очень важный шаг: от унижения в ответ на свои реакции, игнорирования переживаний или практики подогнать всех под одну гребенку каких-то правильных реакций ("наши бабки в поле рожали и ничего", "мужчины не плачут", "общественные интересы важнее личных") мы, благодаря терапевтическому дискурсу медленно (очень медленно и неравномерно в пространстве) двигаемся в сторону признания ценности внутреннего мира, эмоций, личного опыта, его разнообразия и многообразия, хрупкости человеческого существа, возможности быть уязвимым, значимости эмоций и т.п.
В этом смысле здесь и появляется слово "постмодерн": равнозначность и ценность разного и индивидуального - одна из важных идей этого дискурса.
Эти идеи - ключевые ценности современной практики психотерапии. Более того (и это гораздо важнее), это личные ценности людей, работающих в этой профессии. Именно эти ценности позволяют им быть успешными в том, что они делают, помогать клиентам и делать очень важную в социальном контексте вещь - медленно, но заметно менять общественный дискурс, а местами и социальные практики. Работая как психотерапевт (а моя специализация как раз травмотерапия), я полностью разделяю всем своим существом эти ценности.
И еще раз: это особенно важно в нашем российском контексте, где индивидуальное и уникальное мало ценилось в течение всего 20 века.
В течение прошлого года я наблюдала, как культурные и профессиональные паттерны, мои и моих терапевтических коллег, "всплывают" при соприкосновение с иными паттернами.
Программа EFC - пример других культурных и профессиональных идей и ценностей (и в этом смысле паттернов).
1. Программа вырастает из практики коучинга, а не психотерапии. Коучинг по сути своей ориентирован на будущее (какие у тебя цели? чего ты хочешь? что ты будешь делать?). "Традиционный коучинг" (некий обобщенный образ, конечно), как правило, мало интересует прошлое (как ты дошел до жизни такой?), он сфокусирован на действиях, а не на переживаниях. Он, конечно, озабочен тем, что и как клиент думает о своих задачах и проблемах, но далеко не всегда внимателен к эмоциям.
И здесь профессионально легко попадаешь в ловушку профессиональных противоречий. Ах, вам все равно, что я сейчас чувствую? Это неправильно! (с терапевтической точки зрения) Это негуманно, это травмоопасно! С нами так нельзя!
Это трудное и заметное столкновение (конфликт по сути) профессиональных картин (терапевтической и коучинговой). В этой точке в течение года внутри программы было много конфликтов, ожесточенных споров, трудных переживаний (как внутри команды, в которой было изрядно терапевтов, так и у студентов, среди которых тоже были терапевты).
Я сама себя все время ловила на каких-то мелких поведенческих и эмоциональных реакциях "терапевта", сомнениях "а правильно ли так?", разрывах между привычным профессиональным и тем, как шла работа в программе.
Если наложить на это еще и культурный контекст, то ситуация усиливается. Вас не волнует мое прошлое! Вы не цените наши привычки (ака культурные паттерны/традиции)! И дальше закономерный вывод: Вы нас не уважаете, вы нас (с нашим культурным своеобразием) игнорируете!
С учетом повышенной чувствительности в этом месте, бурные реакции почти неизбежны. И они, конечно, были.
Здесь снова один любопытный момент есть: с одной стороны, постмодернистский дискурс психотерапии и современной культуры в целом утверждает возможность существования разного. С другой стороны, все что звучит как вызов моим ценностям, моим профессиональным паттернам ощущается как "не мое" (в лучшем случае) или как "неправильное".
Написала и сходу подумала, что эта фраза тоже может быть услышана как упрек. Для меня же это просто констатация того, что все мы люди. Это очень по-человечески - защищать то, что ценишь и считаешь правильным.
И для меня в это контексте профессиональных паттернов возникают вопросы: как я могу это специально исследовать (в своей жизни, в работе, в программе)? Как сделать этот процесс явным, как поддержать его? Как обустроить исследование собственных профессиональных паттернов (а это таки эмбодимент тема) и работу с ними? Сможет ли это помочь для профессионального развития вообще и для студентов программы, в частности?
2. Программа уходит корнями в практику боевых искусств, а не в танцевальные или другие экспрессивные/соматические практики постмодерна. Это выражается сильнее всего в организации учебного дня, условиях выполнения учебного плана и прочих орг.мелочах.
В этом смысле она, во-первых, как бы "не постмодерновая". Восточные боевые искусства - это дисциплина и авторитет. А это - отношения власти. В нашем культурном контексте тема власти - опасное поле.
С учетом культурных (в т.ч. телесных) паттернов часто наблюдаются две полярности: либо я формально соглашаюсь ибо явное несогласие потенциально опасно (самая частая реакция), либо активно бунтую (редко, но встречается). При этом внутри "согласия" очень часто живет пассивное сопротивление (скажу да, но не сделаю; я не согласен, но промолчу; ты можешь говорить что угодно, я все равно сделаю по своему; я не сделаю, но тебе не скажу).
Нездоровые, опасные, травматичные отношения с властью и авторитетом - часть нашей истории. Это очень глубоко въевшаяся стратегия поведения и телесность. Когда на это указывают - мы кидаемся оправдываться, объясняться или протестовать ("а что вы от нас хотите?"). Я говорю "мы", потому что тоже непрерывно ловила себя (или была подловлена) на таком поведении. И каждый раз внутри тела я ожидала наказания. Возможно, вот этот страх и рулит отношениями с властью.
Любопытно: если есть какие-то формальные процедуры (мы что-то обсуждаем, даем всем высказаться, условно говоря, голосуем за какие-то правила, как обычно бывает в терапевтическом или другом "постмодернистском" пространстве), то тогда "равенство" будто бы декларируется явно, тогда я могу согласиться с правилами, ответственно сказать "да, я это сделаю" и сделать. Вне этих "демократических" (ничего, что я тут кавычки поставила?:) процедур, я не считаю себя изначально равным ответственным взрослым. Я как будто не могу задавать вопросы, соглашаться с правилами и обязательствами. И в силу привычной же культурной чувствительности, я бурно реагирую, когда слышу что-то типа "ты ведешь себя не по-взрослому/не как равный". Я как будто недостаточно хорош, если я слышу эту констатацию. Может, потому что это соответствует какой-то правде, которую я про себя знаю?
Есть еще одно слово, которое опасно произносить по-русски, но во многих текстах эта неравная позиция обозначается именно так: я, в силу своих важных и обоснованных историческими/культурными причинами паттернов, выбираю быть "жертвой", а не агентом действия. Неосознанно, привычно и внутренне логично - выбираю. И это не упрек, а констатация. Да, мне тоже очень не нравится это слово в применении ко мне. И я не могу пока подобрать другого. Но эта позиция определяет мои реакции и поведение. И не дай бог услышать в своей адрес "ты реагируешь как жертва"!
В отношениях власти мы часто автоматом попадаем в этот травматический опыт (а он есть у каждого: школа, государство и т.д.), в которых я уязвим, бессилен и глобально беззащитен. Смотря на это глазами терапевта, я понимаю, что тут нужна долгая целительская работа. Но программа обучающая, а не терапевтическая. Смотря терапевтически (присоединяясь к этой профессиональной культуре), мне тоже периодически хотелось сказать "давайте это как-то помягче, что ли...", "нельзя так ранить людей" и т.п.
И так как это выражается в сущих мелочах (например, правило собраться и покинуть зал в течение 10 минут после окончания учебного дня или сообщать заранее о состоянии здоровья/не сделанных заданиях, обсуждать возникающие вопросы и т.п.), то этот вызов и это противоречие есть в программе постоянно.
Любопытно: сколько ни говори - толку не будет. Страх, что наругают - гораздо сильнее. Но и следовать на поводу у терапевтической парадигмы и непрерывно что-то согласовывать и проговаривать - нет ни задачи, ни возможности.
Во-вторых, что происходит в программе благодаря боевым корням - вызов.
И снова в силу культурных паттернов и исторической травматизации: вызов - это опасно. У нас и так вся жизнь - вызов, не надо нам еще.
Терапевтическая парадигма скорее сфокусирована на поддержке (заботе), а не на вызове (и в этом смысле демонстрирует дрейф янского подхода к иньскому постомодернистскому принятию).
Любопытно: при том, что в программе разным образом выстроен довольно качественный баланс вызова и поддержки, вызов звучит как будто бы гораздо громче.
В первую очередь (и это подтвердили выпускники в ходе опроса), это эмоциональные вызовы и вызовы, которые бросаются привычным паттернам. Прямо хочется оправдаться в этом месте, указав, что собственно вся программа на этом построена и в этом отчасти суть метода: все время рассматриваешь под лупой свои привычные персональные, профессиональные, культурные, гендерные и проч. реакции. И даже если они тебя ограничивают, малоэффективны и вызывают страдания - "люди любят страдать" ибо страдание уже понятно и знакомо, и с ним мы уже приучились жить.
И тут снова столкновение терапевтической и коучинговой парадигм в наложении на культурную чувствительность. Терапия, ценя и уважая индивидуальные процессы, позволяет им течь в своем темпе, не подгоняет и не спрашивает непрерывно, как ты хочешь это поменять и что будешь делать со всем этим. Иногда в терапевтической практике "разворачивание индивидуальных процессов" и есть суть практики и ее содержание. Там даже может не быть никакой цели, процесс самоценен. Коучинг вмешивается и спрашивает: для чего ты это исследуешь и разворачиваешь? что, обнаружив, то, что обнаружил, ты теперь можешь делать/будешь делать иначе? А обучающий процесс добавляет: иди и разберись с этим, иначе ты небезопасен для клиентов.
Это вызывает довольно сильное сопротивление. Что значит, "вы не даете времени для естественных процессов"? А как же допрожить? (Часто слышала от некоторых участников программы, особенно практиков АД: мне на хватило времени чтобы "завершить" процесс. И каждый раз, поймав себя на легком раздражении, снова думала об этом балансе "кто чем управляет": я своими процессами или они мной, все та же тема активного деятеля/пассивной жертвы, изменения/принятия, инь/ян). Что значит, "вы указываете на травматичные паттерны и требуете(!), чтобы я с этим шел разбираться? я для вас недостаточно хорош? травмированным быть нельзя?" (после летнего модуля мы для некоторых студентов ввели требование пойти на терапию, если они хотят получить сертификат). С учетом, что само слово "травма" звучит как нечто плохое, это трудное место.
Возможно, именно это - призыв (в каком-то смысле, требование) активно реагировать на вызов, принимать его и действовать в ответ, быть активным, а не пассивным - трудно или непривычно с культурной точки зрения. В терапии, по моим наблюдениям, эти вызовы чаще возникают спонтанно, по ходу готовности клиента, а не провоцируются специально и непрерывно, как в обучающем процессе. И да, никто не говорит, что процесс изменений должен проходить быстро, моментально и
укладываться в 9 месяцев программы. Мы все-таки немножко понимаем про устройство психики:). Но и терапевтическая позиция "невозможно делать это активнее" тоже мне лично в данном процессе не очень близка. Невозможно, если сам человек относительно пассивен. Да, программа призывает быть активным. И да, в программе много поддержки. И наверное, ее можно как-то усилить и сделать более явной, что ли... Возможно, здесь также стоит говорить о влиянии культурных паттернов.
Третье, что следует органически из боевого прошлого авторов программы - янский характер.
Это ужасно любопытная сторона дела, ибо сходу включает все гендерные паттерны. (Кто б вообще знал, сколь внимательны мы при организации программы к гендерному балансу и проявлению ян/инь паттернов.)
Здесь оказывается важным культурный контекст паттернов. В Европе, где поляризация гендеров и ян/инь не такая сильная, это почти незаметно. Да и сама культура в целом более янская. Россия - иньская страна (ну мне так кажется). Забота и принятие, удержание и стабильность, плавность и душевность - всего этого здесь больше, чем движения, изменений, вызова и активности.
Любопытно: гендерные соотношения в лондонской и московской программах практически одинаковые. Разве что в Лондоне ведут 2 мужчин, а в Москве - гендерный баланс. (Хотя, как выяснилось, было бы лучше наоборот: лондонские студенты хотели бы больше тренеров-женщин, а у нас тренеры-мужчины по умолчанию имеют больший авторитет.)
Терапия - иньское (чуть было не написала "женское") занятие. В этом смысле, коучинг - скорее янское. "Можно ли это все сделать как-то помягче? Демонстрируя большее согласие? Большее принятие?" Можно, а зачем? В чем это осмысленее, выигрышнее и эффективнее? Это действительно искренний вопрос, а не риторика. Если в каких-то ситуациях в этом есть смысл и польза - да. Или надо добавить больше иньского, потому что так привычнее? Потому что так из иньской терапевтической позиции кажется более правильным (или даже единственно правильным и возможным)? Где это ограничение профессиональным паттерном, а где обосновано решением задачи?
3. Программа имеет "бизнес-френдли" характер и направленность. Это не совсем пустой звук или рекламная фраза.
Бизнес - это не только мир наживы, чистогана, эксплуатации, бессмысленного труда, погони за эффективностью и high perfomance. К тому же это имеет мало отношения к практике бизнеса в России:).
"Бизнес" в данном случае значит, что мы ориентированны на реальную внешнюю (а не только внутреннюю) жизнь, на бизнес-процессы и отношения (ок, может назвать их трудовыми или какими то еще). То есть мы все время удерживаем фокус внимания не только на внутреннем и межличностном (напр, семейные отношения), но и на внешней деятельности. Мы обращены в качестве клиентов к людям, которые делают нечто реальное (и, надеемся, хорошее и полезное) во внешнем мире. В этом, глобально, суть эмбодимент работы - перенести телесную осознанность и управление паттернами из контекста исследования в зону применения в реальных условиях, из искусственных условий (время и место практик) в то, что я делаю вовне. И, что важно, это не только про отношения, но и про действия.
Опять же с точки зрения терапии, такой ракурс не всегда оказывается важным. Не всегда, но довольно часто, психотерапия фокусируется на внутренней жизни клиента, в лучшем случае на близких отношениях. Это коучинг спрашивает все время: ок, а что ты делаешь? что ты будешь делать? как ты это применишь?
Я понимаю коллег, когда они протестуют, фокусируясь на внутренних изменениях. Это важная терапевтическая задача - остановить клиента, пытающегося бежать в сторону вопроса "и что мне делать?" (сама все время их останавливаю). У нас и так слишком мало внимания к внутреннему и слишком мало оно ценится и уважается. Но не менее важен и баланс, важно не застрять в этом бесконечном исследовании своего внутреннего мира, начать применять, пробовать, делать, корректировать, двигаться дальше...
Бизнес (в некоторой идеальной картинке) устроен именно так: цели, стремление к результатам, действия... Когда мы упускаем этот аспект реальных действий из поля зрения, какие профессиональные паттерны работают? Когда "не любим бизнес" или отодвигаем этот аспект, из какого личного и профессионального паттерна проистекает эта нелюбовь или игнор?
4. Культурные различия. Выше уже много об этом сказано. И есть еще один довольно сложный аспект. Да, программа рождена в других культурных условиях. И дело не в том, что ее придумали британцы/европейцы. Дело в том, как мне кажется, что она изначально создана в условиях "жизни" и адресуется на уровень "жизни", а не "выживания". Программа даже не предполагает вопрос "как бы тебе выжить", она работает на вопрос "как тебе (или другому - с учетом того, что программа профессиональная) жить лучше". И это правда казус, и личный и профессиональный.
Очень многие наши культурные реакции, включая нашу чувствительность, обусловлены тем, что в нас исторические очень много паттернов выживания - телесных и эмоциональных реакций, тянущих за собой определенный способ думать, связанных с ситуацией опасности. Мы все время ощущаем опасность. И снова это звучит как упрек и "вы недостаточно хороши" (даже для меня прямо по мере написания этих слов). Я бы рада использовать другие слова, но пока не нашла адекватной не ранящей замены. И это снова вызов.
Любопытно: пожалуй, именно этот аспект рождает самый сильный всплеск "с нами так нельзя, мы другие, вы должны понимать, что мы другие!" Мы понимаем, ок. Правда, понимаем. Я так точно понимаю:). Потому что и внутри меня все время звучит: ну что вы к нам все время как к здоровым, мы же на самом деле больные! Что вы к нам, как будто у нас ест ресурс и мы можем, мы же на самом деле не можем и у нас нет ресурса! Что вы к нам, будто я в безопасности/мир неопасен, когда на самом деле это не так!
(Буквально на днях: У тебя уже есть даты программы в 2017? - Я вообще не уверена, что в 2017 программа состоится! - Ты не хочешь ее дальше делать? - Да тут такой треш! Не факт, что будет возможно. - Ох уж этот русский паттерн!)
И снова про различия терапии и, условно говоря, коучинга. В терапию люди приходят, как правило, с задачами уровня выживания. В этом смысле, здесь любое обращение содержит этот паттерн. Но к чему обращаться дальше - это выбор. То же самое и в любой кросскультурной коммуникации часто происходит: они к нам как к взрослым здоровым людям, а мы в ответ - мы маленькие и больные, а вы это никак понять не можете! (извините, если для кого-то это сейчас прозвучит жестко).
В какой паттерн я попадаю, когда попадаю в эту точку в коммуникации? Какой свой паттерн я предпочитаю поддерживать в этот момент? Могу ли я, обнаружив один паттерн, найти и какой-то другой? По большому счету, опять то же самое: я активен и выбираю, или я пассивен и не знаю как/не умею найти ресурс или изменить свое состояние? Черт, снова звучит осуждающе(.
Любопытно: при всем том, что в терапии силен постмодернистский дискурс, внутри многих подходов лежит модернистская по сути идея улучшения и развития: дорастить ребенка до взрослого, больного до здорового. А для этого нужны особые условия (терапевтические отношения, безопасная среда и т.д.). Из чего может следовать неявное условие: вы нам сначала условия, чтобы мы росли, и тогда мы сможем, исцелившись, отвечать как взрослые и здоровые.
В некотором очень обобщенном и грубом приближении: мы в значительной мере просто набор привычных реакций - телесных, эмоциональных, интеллектуальных. Конечно, не только это. Есть еще бессмертная душа и сложносочиненная идентичность (ирония, да). Но могу ли я занять позицию доброжелательного наблюдателя и исследователя не только по отношению к другому (например, клиенту или представителю другой культуры), но и к себе, чтобы увидеть эту относительность и обусловленность? Могу ли я, обнаружив такие свои личные и профессиональные реакции, сделать, понимая и принимая последствия, выбор - оставить их как есть или пробовать что-то другое? Могу ли я расширить поле своего выбора, варианты действий и вообще перейти от позиции жертвы (простите:) или пассивного наблюдателя к позиции активного деятеля хотя бы в отношении себя? И именно в этом смысле - могу ли профессионально меняться и находить возможность для диалога культур? И если могу, то для чего и как я это буду делать?:)
В столкновение и взаимодействие приходили культуры разных стран, языков и, что было наиболее любопытно, разных профессиональных культур, также окрашенных страноведением. Например, было очень любопытно наблюдать (в том числе в себе) феномен, который мой британский коллега называет "русской чувствительностью".
В силу общего малоприятного исторического опыта и очевидных проблем с ощущением собственной безопасности, мы, к примеру, многие слова воспринимаем как угрозу. За любой вполне невинной констатацией типа "вы во всем ищите глубину", "вам ценны ваши страдания", и даже "вы очень много думаете" нередко слышится обвинение или издевка. Как будто наш действительно трудный исторический опыт недооценивается, не берется в расчет. Нас будто бы унижают или считают недостаточно хорошими. Мне тоже свойственны такие реакции, так что никто не идеален. Но тем любопытнее за ними наблюдать.
Можно, пользуясь специальным языком, сказать, что подобные выражения срабатывают как триггер, мы попадаем в какие-то травматические реакции и реагируем соответственно. Мы правда травматизированы по самое не балуйся (в том смысле, что в нашем теле и наших переживаниях много реакций и паттернов, которые на современном профессиональном языке называют травматическими). Любопытно, что даже сама констатация подобного (что по сути аналогично утверждениям типа "у вас бронхит" или "тут вы пропустили множитель"), уже вызывает бурные реакции. Как будто сам факт наличия таких реакций - это что-то плохое, неправильное и ударяющее по самооценке и безопасности.
На самом деле, это огромный прорыв на наших территориях, что существуют люди и практики, которые с особым вниманием относятся к таким культурным и индивидуальным проявлениям. Вся современная психотерапия разворачивается вокруг признания ценности индивидуального опыта и индивидуальных реакций, какими бы они ни были. Это очень важный шаг: от унижения в ответ на свои реакции, игнорирования переживаний или практики подогнать всех под одну гребенку каких-то правильных реакций ("наши бабки в поле рожали и ничего", "мужчины не плачут", "общественные интересы важнее личных") мы, благодаря терапевтическому дискурсу медленно (очень медленно и неравномерно в пространстве) двигаемся в сторону признания ценности внутреннего мира, эмоций, личного опыта, его разнообразия и многообразия, хрупкости человеческого существа, возможности быть уязвимым, значимости эмоций и т.п.
В этом смысле здесь и появляется слово "постмодерн": равнозначность и ценность разного и индивидуального - одна из важных идей этого дискурса.
Эти идеи - ключевые ценности современной практики психотерапии. Более того (и это гораздо важнее), это личные ценности людей, работающих в этой профессии. Именно эти ценности позволяют им быть успешными в том, что они делают, помогать клиентам и делать очень важную в социальном контексте вещь - медленно, но заметно менять общественный дискурс, а местами и социальные практики. Работая как психотерапевт (а моя специализация как раз травмотерапия), я полностью разделяю всем своим существом эти ценности.
И еще раз: это особенно важно в нашем российском контексте, где индивидуальное и уникальное мало ценилось в течение всего 20 века.
В течение прошлого года я наблюдала, как культурные и профессиональные паттерны, мои и моих терапевтических коллег, "всплывают" при соприкосновение с иными паттернами.
Программа EFC - пример других культурных и профессиональных идей и ценностей (и в этом смысле паттернов).
1. Программа вырастает из практики коучинга, а не психотерапии. Коучинг по сути своей ориентирован на будущее (какие у тебя цели? чего ты хочешь? что ты будешь делать?). "Традиционный коучинг" (некий обобщенный образ, конечно), как правило, мало интересует прошлое (как ты дошел до жизни такой?), он сфокусирован на действиях, а не на переживаниях. Он, конечно, озабочен тем, что и как клиент думает о своих задачах и проблемах, но далеко не всегда внимателен к эмоциям.
И здесь профессионально легко попадаешь в ловушку профессиональных противоречий. Ах, вам все равно, что я сейчас чувствую? Это неправильно! (с терапевтической точки зрения) Это негуманно, это травмоопасно! С нами так нельзя!
Это трудное и заметное столкновение (конфликт по сути) профессиональных картин (терапевтической и коучинговой). В этой точке в течение года внутри программы было много конфликтов, ожесточенных споров, трудных переживаний (как внутри команды, в которой было изрядно терапевтов, так и у студентов, среди которых тоже были терапевты).
Я сама себя все время ловила на каких-то мелких поведенческих и эмоциональных реакциях "терапевта", сомнениях "а правильно ли так?", разрывах между привычным профессиональным и тем, как шла работа в программе.
Если наложить на это еще и культурный контекст, то ситуация усиливается. Вас не волнует мое прошлое! Вы не цените наши привычки (ака культурные паттерны/традиции)! И дальше закономерный вывод: Вы нас не уважаете, вы нас (с нашим культурным своеобразием) игнорируете!
С учетом повышенной чувствительности в этом месте, бурные реакции почти неизбежны. И они, конечно, были.
Здесь снова один любопытный момент есть: с одной стороны, постмодернистский дискурс психотерапии и современной культуры в целом утверждает возможность существования разного. С другой стороны, все что звучит как вызов моим ценностям, моим профессиональным паттернам ощущается как "не мое" (в лучшем случае) или как "неправильное".
Написала и сходу подумала, что эта фраза тоже может быть услышана как упрек. Для меня же это просто констатация того, что все мы люди. Это очень по-человечески - защищать то, что ценишь и считаешь правильным.
И для меня в это контексте профессиональных паттернов возникают вопросы: как я могу это специально исследовать (в своей жизни, в работе, в программе)? Как сделать этот процесс явным, как поддержать его? Как обустроить исследование собственных профессиональных паттернов (а это таки эмбодимент тема) и работу с ними? Сможет ли это помочь для профессионального развития вообще и для студентов программы, в частности?
2. Программа уходит корнями в практику боевых искусств, а не в танцевальные или другие экспрессивные/соматические практики постмодерна. Это выражается сильнее всего в организации учебного дня, условиях выполнения учебного плана и прочих орг.мелочах.
В этом смысле она, во-первых, как бы "не постмодерновая". Восточные боевые искусства - это дисциплина и авторитет. А это - отношения власти. В нашем культурном контексте тема власти - опасное поле.
С учетом культурных (в т.ч. телесных) паттернов часто наблюдаются две полярности: либо я формально соглашаюсь ибо явное несогласие потенциально опасно (самая частая реакция), либо активно бунтую (редко, но встречается). При этом внутри "согласия" очень часто живет пассивное сопротивление (скажу да, но не сделаю; я не согласен, но промолчу; ты можешь говорить что угодно, я все равно сделаю по своему; я не сделаю, но тебе не скажу).
Нездоровые, опасные, травматичные отношения с властью и авторитетом - часть нашей истории. Это очень глубоко въевшаяся стратегия поведения и телесность. Когда на это указывают - мы кидаемся оправдываться, объясняться или протестовать ("а что вы от нас хотите?"). Я говорю "мы", потому что тоже непрерывно ловила себя (или была подловлена) на таком поведении. И каждый раз внутри тела я ожидала наказания. Возможно, вот этот страх и рулит отношениями с властью.
Любопытно: если есть какие-то формальные процедуры (мы что-то обсуждаем, даем всем высказаться, условно говоря, голосуем за какие-то правила, как обычно бывает в терапевтическом или другом "постмодернистском" пространстве), то тогда "равенство" будто бы декларируется явно, тогда я могу согласиться с правилами, ответственно сказать "да, я это сделаю" и сделать. Вне этих "демократических" (ничего, что я тут кавычки поставила?:) процедур, я не считаю себя изначально равным ответственным взрослым. Я как будто не могу задавать вопросы, соглашаться с правилами и обязательствами. И в силу привычной же культурной чувствительности, я бурно реагирую, когда слышу что-то типа "ты ведешь себя не по-взрослому/не как равный". Я как будто недостаточно хорош, если я слышу эту констатацию. Может, потому что это соответствует какой-то правде, которую я про себя знаю?
Есть еще одно слово, которое опасно произносить по-русски, но во многих текстах эта неравная позиция обозначается именно так: я, в силу своих важных и обоснованных историческими/культурными причинами паттернов, выбираю быть "жертвой", а не агентом действия. Неосознанно, привычно и внутренне логично - выбираю. И это не упрек, а констатация. Да, мне тоже очень не нравится это слово в применении ко мне. И я не могу пока подобрать другого. Но эта позиция определяет мои реакции и поведение. И не дай бог услышать в своей адрес "ты реагируешь как жертва"!
В отношениях власти мы часто автоматом попадаем в этот травматический опыт (а он есть у каждого: школа, государство и т.д.), в которых я уязвим, бессилен и глобально беззащитен. Смотря на это глазами терапевта, я понимаю, что тут нужна долгая целительская работа. Но программа обучающая, а не терапевтическая. Смотря терапевтически (присоединяясь к этой профессиональной культуре), мне тоже периодически хотелось сказать "давайте это как-то помягче, что ли...", "нельзя так ранить людей" и т.п.
И так как это выражается в сущих мелочах (например, правило собраться и покинуть зал в течение 10 минут после окончания учебного дня или сообщать заранее о состоянии здоровья/не сделанных заданиях, обсуждать возникающие вопросы и т.п.), то этот вызов и это противоречие есть в программе постоянно.
Любопытно: сколько ни говори - толку не будет. Страх, что наругают - гораздо сильнее. Но и следовать на поводу у терапевтической парадигмы и непрерывно что-то согласовывать и проговаривать - нет ни задачи, ни возможности.
Во-вторых, что происходит в программе благодаря боевым корням - вызов.
И снова в силу культурных паттернов и исторической травматизации: вызов - это опасно. У нас и так вся жизнь - вызов, не надо нам еще.
Терапевтическая парадигма скорее сфокусирована на поддержке (заботе), а не на вызове (и в этом смысле демонстрирует дрейф янского подхода к иньскому постомодернистскому принятию).
Любопытно: при том, что в программе разным образом выстроен довольно качественный баланс вызова и поддержки, вызов звучит как будто бы гораздо громче.
В первую очередь (и это подтвердили выпускники в ходе опроса), это эмоциональные вызовы и вызовы, которые бросаются привычным паттернам. Прямо хочется оправдаться в этом месте, указав, что собственно вся программа на этом построена и в этом отчасти суть метода: все время рассматриваешь под лупой свои привычные персональные, профессиональные, культурные, гендерные и проч. реакции. И даже если они тебя ограничивают, малоэффективны и вызывают страдания - "люди любят страдать" ибо страдание уже понятно и знакомо, и с ним мы уже приучились жить.
И тут снова столкновение терапевтической и коучинговой парадигм в наложении на культурную чувствительность. Терапия, ценя и уважая индивидуальные процессы, позволяет им течь в своем темпе, не подгоняет и не спрашивает непрерывно, как ты хочешь это поменять и что будешь делать со всем этим. Иногда в терапевтической практике "разворачивание индивидуальных процессов" и есть суть практики и ее содержание. Там даже может не быть никакой цели, процесс самоценен. Коучинг вмешивается и спрашивает: для чего ты это исследуешь и разворачиваешь? что, обнаружив, то, что обнаружил, ты теперь можешь делать/будешь делать иначе? А обучающий процесс добавляет: иди и разберись с этим, иначе ты небезопасен для клиентов.
Это вызывает довольно сильное сопротивление. Что значит, "вы не даете времени для естественных процессов"? А как же допрожить? (Часто слышала от некоторых участников программы, особенно практиков АД: мне на хватило времени чтобы "завершить" процесс. И каждый раз, поймав себя на легком раздражении, снова думала об этом балансе "кто чем управляет": я своими процессами или они мной, все та же тема активного деятеля/пассивной жертвы, изменения/принятия, инь/ян). Что значит, "вы указываете на травматичные паттерны и требуете(!), чтобы я с этим шел разбираться? я для вас недостаточно хорош? травмированным быть нельзя?" (после летнего модуля мы для некоторых студентов ввели требование пойти на терапию, если они хотят получить сертификат). С учетом, что само слово "травма" звучит как нечто плохое, это трудное место.
Возможно, именно это - призыв (в каком-то смысле, требование) активно реагировать на вызов, принимать его и действовать в ответ, быть активным, а не пассивным - трудно или непривычно с культурной точки зрения. В терапии, по моим наблюдениям, эти вызовы чаще возникают спонтанно, по ходу готовности клиента, а не провоцируются специально и непрерывно, как в обучающем процессе. И да, никто не говорит, что процесс изменений должен проходить быстро, моментально и
укладываться в 9 месяцев программы. Мы все-таки немножко понимаем про устройство психики:). Но и терапевтическая позиция "невозможно делать это активнее" тоже мне лично в данном процессе не очень близка. Невозможно, если сам человек относительно пассивен. Да, программа призывает быть активным. И да, в программе много поддержки. И наверное, ее можно как-то усилить и сделать более явной, что ли... Возможно, здесь также стоит говорить о влиянии культурных паттернов.
Третье, что следует органически из боевого прошлого авторов программы - янский характер.
Это ужасно любопытная сторона дела, ибо сходу включает все гендерные паттерны. (Кто б вообще знал, сколь внимательны мы при организации программы к гендерному балансу и проявлению ян/инь паттернов.)
Здесь оказывается важным культурный контекст паттернов. В Европе, где поляризация гендеров и ян/инь не такая сильная, это почти незаметно. Да и сама культура в целом более янская. Россия - иньская страна (ну мне так кажется). Забота и принятие, удержание и стабильность, плавность и душевность - всего этого здесь больше, чем движения, изменений, вызова и активности.
Любопытно: гендерные соотношения в лондонской и московской программах практически одинаковые. Разве что в Лондоне ведут 2 мужчин, а в Москве - гендерный баланс. (Хотя, как выяснилось, было бы лучше наоборот: лондонские студенты хотели бы больше тренеров-женщин, а у нас тренеры-мужчины по умолчанию имеют больший авторитет.)
Терапия - иньское (чуть было не написала "женское") занятие. В этом смысле, коучинг - скорее янское. "Можно ли это все сделать как-то помягче? Демонстрируя большее согласие? Большее принятие?" Можно, а зачем? В чем это осмысленее, выигрышнее и эффективнее? Это действительно искренний вопрос, а не риторика. Если в каких-то ситуациях в этом есть смысл и польза - да. Или надо добавить больше иньского, потому что так привычнее? Потому что так из иньской терапевтической позиции кажется более правильным (или даже единственно правильным и возможным)? Где это ограничение профессиональным паттерном, а где обосновано решением задачи?
3. Программа имеет "бизнес-френдли" характер и направленность. Это не совсем пустой звук или рекламная фраза.
Бизнес - это не только мир наживы, чистогана, эксплуатации, бессмысленного труда, погони за эффективностью и high perfomance. К тому же это имеет мало отношения к практике бизнеса в России:).
"Бизнес" в данном случае значит, что мы ориентированны на реальную внешнюю (а не только внутреннюю) жизнь, на бизнес-процессы и отношения (ок, может назвать их трудовыми или какими то еще). То есть мы все время удерживаем фокус внимания не только на внутреннем и межличностном (напр, семейные отношения), но и на внешней деятельности. Мы обращены в качестве клиентов к людям, которые делают нечто реальное (и, надеемся, хорошее и полезное) во внешнем мире. В этом, глобально, суть эмбодимент работы - перенести телесную осознанность и управление паттернами из контекста исследования в зону применения в реальных условиях, из искусственных условий (время и место практик) в то, что я делаю вовне. И, что важно, это не только про отношения, но и про действия.
Опять же с точки зрения терапии, такой ракурс не всегда оказывается важным. Не всегда, но довольно часто, психотерапия фокусируется на внутренней жизни клиента, в лучшем случае на близких отношениях. Это коучинг спрашивает все время: ок, а что ты делаешь? что ты будешь делать? как ты это применишь?
Я понимаю коллег, когда они протестуют, фокусируясь на внутренних изменениях. Это важная терапевтическая задача - остановить клиента, пытающегося бежать в сторону вопроса "и что мне делать?" (сама все время их останавливаю). У нас и так слишком мало внимания к внутреннему и слишком мало оно ценится и уважается. Но не менее важен и баланс, важно не застрять в этом бесконечном исследовании своего внутреннего мира, начать применять, пробовать, делать, корректировать, двигаться дальше...
Бизнес (в некоторой идеальной картинке) устроен именно так: цели, стремление к результатам, действия... Когда мы упускаем этот аспект реальных действий из поля зрения, какие профессиональные паттерны работают? Когда "не любим бизнес" или отодвигаем этот аспект, из какого личного и профессионального паттерна проистекает эта нелюбовь или игнор?
4. Культурные различия. Выше уже много об этом сказано. И есть еще один довольно сложный аспект. Да, программа рождена в других культурных условиях. И дело не в том, что ее придумали британцы/европейцы. Дело в том, как мне кажется, что она изначально создана в условиях "жизни" и адресуется на уровень "жизни", а не "выживания". Программа даже не предполагает вопрос "как бы тебе выжить", она работает на вопрос "как тебе (или другому - с учетом того, что программа профессиональная) жить лучше". И это правда казус, и личный и профессиональный.
Очень многие наши культурные реакции, включая нашу чувствительность, обусловлены тем, что в нас исторические очень много паттернов выживания - телесных и эмоциональных реакций, тянущих за собой определенный способ думать, связанных с ситуацией опасности. Мы все время ощущаем опасность. И снова это звучит как упрек и "вы недостаточно хороши" (даже для меня прямо по мере написания этих слов). Я бы рада использовать другие слова, но пока не нашла адекватной не ранящей замены. И это снова вызов.
Любопытно: пожалуй, именно этот аспект рождает самый сильный всплеск "с нами так нельзя, мы другие, вы должны понимать, что мы другие!" Мы понимаем, ок. Правда, понимаем. Я так точно понимаю:). Потому что и внутри меня все время звучит: ну что вы к нам все время как к здоровым, мы же на самом деле больные! Что вы к нам, как будто у нас ест ресурс и мы можем, мы же на самом деле не можем и у нас нет ресурса! Что вы к нам, будто я в безопасности/мир неопасен, когда на самом деле это не так!
(Буквально на днях: У тебя уже есть даты программы в 2017? - Я вообще не уверена, что в 2017 программа состоится! - Ты не хочешь ее дальше делать? - Да тут такой треш! Не факт, что будет возможно. - Ох уж этот русский паттерн!)
И снова про различия терапии и, условно говоря, коучинга. В терапию люди приходят, как правило, с задачами уровня выживания. В этом смысле, здесь любое обращение содержит этот паттерн. Но к чему обращаться дальше - это выбор. То же самое и в любой кросскультурной коммуникации часто происходит: они к нам как к взрослым здоровым людям, а мы в ответ - мы маленькие и больные, а вы это никак понять не можете! (извините, если для кого-то это сейчас прозвучит жестко).
В какой паттерн я попадаю, когда попадаю в эту точку в коммуникации? Какой свой паттерн я предпочитаю поддерживать в этот момент? Могу ли я, обнаружив один паттерн, найти и какой-то другой? По большому счету, опять то же самое: я активен и выбираю, или я пассивен и не знаю как/не умею найти ресурс или изменить свое состояние? Черт, снова звучит осуждающе(.
Любопытно: при всем том, что в терапии силен постмодернистский дискурс, внутри многих подходов лежит модернистская по сути идея улучшения и развития: дорастить ребенка до взрослого, больного до здорового. А для этого нужны особые условия (терапевтические отношения, безопасная среда и т.д.). Из чего может следовать неявное условие: вы нам сначала условия, чтобы мы росли, и тогда мы сможем, исцелившись, отвечать как взрослые и здоровые.
В некотором очень обобщенном и грубом приближении: мы в значительной мере просто набор привычных реакций - телесных, эмоциональных, интеллектуальных. Конечно, не только это. Есть еще бессмертная душа и сложносочиненная идентичность (ирония, да). Но могу ли я занять позицию доброжелательного наблюдателя и исследователя не только по отношению к другому (например, клиенту или представителю другой культуры), но и к себе, чтобы увидеть эту относительность и обусловленность? Могу ли я, обнаружив такие свои личные и профессиональные реакции, сделать, понимая и принимая последствия, выбор - оставить их как есть или пробовать что-то другое? Могу ли я расширить поле своего выбора, варианты действий и вообще перейти от позиции жертвы (простите:) или пассивного наблюдателя к позиции активного деятеля хотя бы в отношении себя? И именно в этом смысле - могу ли профессионально меняться и находить возможность для диалога культур? И если могу, то для чего и как я это буду делать?:)