Ruth Mazo Karras - Sexuality in Medieval Europe: Doing Unto Others
У меня мышиный писк восторга, переходящий в ультразвук. Но вы меня простите, если я признаюсь, что вообще не читала книг по истории сексуальности, поэтому я кайфую от того, как подробно по полочкам все разложено. Возможно, для кого-то это и очевидные вещи, но для меня - счастие ума. Вообще, это книга не про средневековую сексуальность. Иначе придется признать, что мы на 90% процентов до сей поры состоим из того самого средневековья.
Каррас пишет, скажем, о том, что все старинные слова в европейских языках, означающие сексуальные отношения, все глаголы имеют строго выраженную мужскую принадлежность. Это сейчас to fuck применимо в обе стороны, глаголы средневековья четко обозначают, что иметь секс можно только мужчине (активно) . Мужчина - всегда субъект в процедуре, женщина (или любой другой партнер) - объект. Отношения определены как «проникающий» и та(тот), «в кого проникают». Эти позиции не равны, более того, даже при условии, что эти партнеры участвуют в одной и той же процедуре, их сексуальный опыт и понимание этого опыта (в том числе, ими самими) категорически различны.
Каррас пишет о том, что невозможно выделить «гомосексуализм» в средневековой культуре. Были различные вариации сексуального опыта, но никто не думал о них, как о гомосексуальности, или бисексуальности, или иной характеристике натуры. Они не являлись характеристиками личности, они являлись способами постельной игры. Они просто были - и все. В общем, бананы в Средневековье были значительно чаще просто бананами. Но Каррас пишет также и о том, что и «гетеросексуальность», как характеристику общества, выделить невозможно - ровно по той же причине, потому что гетеро- не может быть выделена, когда отсутствует гомо-, и потому что у современников отсутствовала понятийная база для подобного разделения. Большая часть мужчин общества занималась сексом большей частью с женщинами, и наоборот. Но это не значит, что они воспринимали себя, как гетеросексуальных. Вообще, секс делился не по принципу пола или брачности/внебрачности, потому что секс и в браке рассматривался как необходимое, но зло. Секс делился на похоть (неважно, что с женой) и целомудрие. Второе всегда предпочтительней. Секс также делился на репродуктивный и нерепродуктивный. Всегда предпочтительно первое.
То есть, если переходить на личности, то широкие пристрастия Роберта Эллиота ничуть не делают его менее мужественным в глазах братьев и клана - независимо от того, тело какого пола у него в партнерах - пока он находится в активной позиции. Мальчик, девочка, не имеет значения… А вот переодевание в женские тряпки или пассивная роль легко могли привести от осуждения на костер. И то, не потому, что это сексуальные отклонения, а потому, что он пренебрегает от природы и Господа положенной ему линией поведения. Мужчина отдающийся - пусть даже женщине - оскорбляет Творца. Как-то так. Патрик, отдающий Фаустине ведущую роль, теряет в своей мужественности. Робби, объясняющий Патрику цель своего прихода - нет.
И современниками пол человека не определялся по его интересам или, условно говоря, профессии. То есть, у средневековых людей не было ни малейшего сомнения при опознании мужчины в монахе и женщины - в монашке. Это были категории лиц, условно не размножающиеся - но и только, а не некоторый, как предполагают исследователи уже более новых эпох, «третий пол». При переходе в клерикальное состоянии гениталий они не утрачивали. И это знали не только клирики, но и миряне. К вопросу, кстати, о любой даме, соглашающейся на исповедь епископу Брихину… а насколько проявит себя мужественность епископа - это уже его личное дело, к сутане не имеющее никакого отношения.
Каррас пишет, скажем, о том, что все старинные слова в европейских языках, означающие сексуальные отношения, все глаголы имеют строго выраженную мужскую принадлежность. Это сейчас to fuck применимо в обе стороны, глаголы средневековья четко обозначают, что иметь секс можно только мужчине (активно) . Мужчина - всегда субъект в процедуре, женщина (или любой другой партнер) - объект. Отношения определены как «проникающий» и та(тот), «в кого проникают». Эти позиции не равны, более того, даже при условии, что эти партнеры участвуют в одной и той же процедуре, их сексуальный опыт и понимание этого опыта (в том числе, ими самими) категорически различны.
Каррас пишет о том, что невозможно выделить «гомосексуализм» в средневековой культуре. Были различные вариации сексуального опыта, но никто не думал о них, как о гомосексуальности, или бисексуальности, или иной характеристике натуры. Они не являлись характеристиками личности, они являлись способами постельной игры. Они просто были - и все. В общем, бананы в Средневековье были значительно чаще просто бананами. Но Каррас пишет также и о том, что и «гетеросексуальность», как характеристику общества, выделить невозможно - ровно по той же причине, потому что гетеро- не может быть выделена, когда отсутствует гомо-, и потому что у современников отсутствовала понятийная база для подобного разделения. Большая часть мужчин общества занималась сексом большей частью с женщинами, и наоборот. Но это не значит, что они воспринимали себя, как гетеросексуальных. Вообще, секс делился не по принципу пола или брачности/внебрачности, потому что секс и в браке рассматривался как необходимое, но зло. Секс делился на похоть (неважно, что с женой) и целомудрие. Второе всегда предпочтительней. Секс также делился на репродуктивный и нерепродуктивный. Всегда предпочтительно первое.
То есть, если переходить на личности, то широкие пристрастия Роберта Эллиота ничуть не делают его менее мужественным в глазах братьев и клана - независимо от того, тело какого пола у него в партнерах - пока он находится в активной позиции. Мальчик, девочка, не имеет значения… А вот переодевание в женские тряпки или пассивная роль легко могли привести от осуждения на костер. И то, не потому, что это сексуальные отклонения, а потому, что он пренебрегает от природы и Господа положенной ему линией поведения. Мужчина отдающийся - пусть даже женщине - оскорбляет Творца. Как-то так. Патрик, отдающий Фаустине ведущую роль, теряет в своей мужественности. Робби, объясняющий Патрику цель своего прихода - нет.
И современниками пол человека не определялся по его интересам или, условно говоря, профессии. То есть, у средневековых людей не было ни малейшего сомнения при опознании мужчины в монахе и женщины - в монашке. Это были категории лиц, условно не размножающиеся - но и только, а не некоторый, как предполагают исследователи уже более новых эпох, «третий пол». При переходе в клерикальное состоянии гениталий они не утрачивали. И это знали не только клирики, но и миряне. К вопросу, кстати, о любой даме, соглашающейся на исповедь епископу Брихину… а насколько проявит себя мужественность епископа - это уже его личное дело, к сутане не имеющее никакого отношения.