алистер моффат - налетчики приграничья
Очень мало отличаясь от раннесредневековых замков, приграничные башни строились ради безопасности (и для престижа, конечно - эти здания именно то, что историки называют «статус в пейзаже»), а вовсе не для комфорта, и вообще-то не стоит забывать, что большинство людей проводило всю свою жизнь на свежем воздухе, используя собственный дом только как убежище, хранилище и место, где спать. Внутри здания в любом случае было слишком темно для выполнения большей части домашних дел. Штопка, ткачество, прядение и все остальное, для чего необходимо аккуратность и ловкость - все выносилось наружу, если позволяла погода.
Комнаты в этих башнях показались бы нам маленькими, какими они, бывает, кажутся в большинстве исторических зданий. И в наши дни повальной гигиены, беспокойства о запахах тела и общей сексуализированности, мы также забываем, что еще совсем в недавние времена люди, жившие в прямом смысле бок о бок, заботились только о том, чтобы быть в тепле и сухости, и куда меньше нас заботились о мытье. И это могло бы сильно сморщить наши чувствительные носы, окажись они в приграничной башне шестнадцатого века.
Над покоями первого этажа была другая комната, а иногда - и еще одна наверху у той, запрятанная под карниз крыши (и, вне сомнения, продуваемая всеми ветрами). Это были privy chambers - частные, личные покои, и их наличие обеспечивало вождю или лорду и его леди относительные удобства в браке. У многих были кровати, и в завещаниях той поры кровать рассматривается как весьма ценное имущество. В нижнем этаже, сбившись поближе к замирающим углям в очаге, меньшие люди сворачивались калачиком на соломенных тюфяках.
Тут было совсем немного возможности для уединения. Всевозможные намеки и неназываемые досмыслы окружают сексуальные отношения в тот период и в тех условиях. Учитывая, что большое количество людей спит в общем пространстве, для мужчины и женщины заниматься любовью в такой близости с остальными представляет собой некую смесь бесстыдства и острой необходимости. Возможно, нравы тогда сильно отличались, и были настолько различны, что порой и не заслуживали подражания, как в приведенном примере. И, конечно, обычай избавляться от одежды с целью заняться сексом - манера весьма недавняя. Большинство людей, напротив, оставались почти полностью одетыми. Но даже при этом условии все, что приходит в голову - трудно представить общество, где секс, как нечто рутинное, слышен и даже виден остальным, присутствующим при процессе (некоторые из них весьма юны), особенно после того, как ханжество шотландской Реформации стало обостряться после 1560 года. Парочки обычно прогуливались по «тропинкам любовников» в летних сумерках, и записи гласят о младенцах, «принесенных из кустов и чащоб». Пожалуй, секс был чем-то постоянно приспосабливающимся, чем-то, происходящим под влиянием момента страсти, а не частью ежедневной рутины. И в зябком шотландском Приграничье - чем-то похожим на преследование на открытом воздухе.
Приграничное общество шестнадцатого века было готово признать незаконность происхождения просто как факт жизни, и оно проявляло весьма мало предубеждения к бастардам. В завещаниях для них отводились денежные пожертвования, и единокровные (единоутробные) братья или сестры без всяких условий принимались в огромные семьи.
Старинная практика handfasting’a - обручения, удара по рукам, договорного брака, брака по обычаю - упорно использовалась в Приграничье в течение очень долгого времени, вплоть до девятнадцатого века включительно. Это была разновидность условной помолвки. Пара могла договориться жить вместе (фактически, заключить контракт) на то время, пока их не повенчает священник, а если рождались дети, обеспечение их средствами к существованию было частью контракта. Обычно «ударившие по рукам» пары жили вместе в течение года. Мужчины и женщины придерживались этой традиции, поскольку она была благоразумной, как для проверки совместимости супругов, так и для проверки их плодовитости. Последнее было чрезвычайно важным. Фермерам и работникам ферм были нужны дети - как помощники в напряженной сельскохозяйственной работе, и, что справедливо и для более новых времен, мужчины с большой семьей легче находили работу на фермах, нежели холостяки. Церковь неодобрительно относилась к браку по обету, но он существовал еще в 1880-х и 1890-х годах в фермерских местечках Приграничья.
Башни Приграничья и их барнекины были также и фермами, и верхние комнаты часто использовались, как склад-хранилище, а простой туалет размещался на наружной стене в самой верхней комнате башни. Он использовался только в период осады, или когда погода ночью была столь отвратительна, а ночной горшок столь полон, что выбора не было. В Нэворс-Кастл, который в оригинальном своем виде является башней, лорд Дакр обустроил примитивную канализацию, развлекаясь весьма жестоким образом. Туалеты дренировались в темницу замка.
Комнаты башни соединялись винтовой лестницей - как для экономии места, так и для обороны. Многие имели trip-step - ловчую ступень, ступеньку лестницы, которая делается выше остальных, чтобы подловить неосмотрительного атакующего. Когда большая банда налетчиков угрожала благополучию приграничной башни, частенько ее жители спасались бегством, навьючив лошадей своим скудным имуществом. Если у них была уверенность в том, что их крепость попытаются взорвать при помощи пороха, они наполняли пенд (стойла первого этажа) и иногда верхние этажи брикетами тлеющего торфа. Когда торф горит в течение долгого времени (и потребовалось бы изрядное количество воды, чтобы избавиться от него), это делает применение черного пороха невозможным, т.к. в шестнадцатом веке он был куда более летуч, чем теперь. Черную от зловонного торфяного дыма, в ужасающем беспорядке внутри, башню благодаря этой уловке как минимум оставят нетронутой, и она может быть быстро восстановлена для дальнейшего проживания.
Когда же обитатели решали остаться дома или становились жертвами внезапной атаки, первым делом они защищали стену барнекина. Она могла быть пять или шесть метров в высоту и метр в толщину. Некоторые из них имели деревянные помосты с внутренней стороны стены, что позволяло забрасывать нападающих различными зажженными предметами. Скот находился в загоне внутри барнекина, и, поскольку, как правило, именно он был основной ставкой схватки, было жизненно важным защитить его.
Если защитники отступали в башню и ухитрялись закрыть за собой двери, рейдеры порой использовали штурмовые лестницы, чтобы пробить себе путь наверх, на настенную галерею. Крыши часто покрывались тонкими каменными пластинками, что делало их фактически огнеупорными. Но если уж нападающие достигали настенной галереи, игра была окончена. Сэр Роберт Кэри писал, что наиболее для него предпочтительный метод прорваться в башню - это сорвать с крыши эту каменную черепицу, чтобы его люди спрыгивали через крышу в самую верхнюю комнату. Тем временем, остальные, находящиеся на земле, могут попытаться поджечь дверь, и если им удастся добраться до низа винтовой лестницы внутри здания, это позволит применить тактику под весьма странным наименованием. Scumfishing (ловля рыбы в тине) - это выкуривание дымом защитников башни, и этот прием был весьма эффективен. В 1545 году конница сэра Ральфа Эйра взяла в осаду башню Скотта Бакклеоха в Моссхаусес, на болотах севернее Мелроуза. Они разнесли в щепу ворота в барнекин и «увели с собой множество пони и крупного рогатого скота, и очень жестоко обкурили башню, и взяли тридцать пленников».
Но лучше даже, чем ловля рыбы или штурмовые ступенчатые лестницы, действовал эффект неожиданности, и когда сэр Томас Карлтон захватил Лохвуд, его дневник не скрывал глубокого удовлетворения от того, что работа сделано отлично, а приз взят задешево.
Комнаты в этих башнях показались бы нам маленькими, какими они, бывает, кажутся в большинстве исторических зданий. И в наши дни повальной гигиены, беспокойства о запахах тела и общей сексуализированности, мы также забываем, что еще совсем в недавние времена люди, жившие в прямом смысле бок о бок, заботились только о том, чтобы быть в тепле и сухости, и куда меньше нас заботились о мытье. И это могло бы сильно сморщить наши чувствительные носы, окажись они в приграничной башне шестнадцатого века.
Над покоями первого этажа была другая комната, а иногда - и еще одна наверху у той, запрятанная под карниз крыши (и, вне сомнения, продуваемая всеми ветрами). Это были privy chambers - частные, личные покои, и их наличие обеспечивало вождю или лорду и его леди относительные удобства в браке. У многих были кровати, и в завещаниях той поры кровать рассматривается как весьма ценное имущество. В нижнем этаже, сбившись поближе к замирающим углям в очаге, меньшие люди сворачивались калачиком на соломенных тюфяках.
Тут было совсем немного возможности для уединения. Всевозможные намеки и неназываемые досмыслы окружают сексуальные отношения в тот период и в тех условиях. Учитывая, что большое количество людей спит в общем пространстве, для мужчины и женщины заниматься любовью в такой близости с остальными представляет собой некую смесь бесстыдства и острой необходимости. Возможно, нравы тогда сильно отличались, и были настолько различны, что порой и не заслуживали подражания, как в приведенном примере. И, конечно, обычай избавляться от одежды с целью заняться сексом - манера весьма недавняя. Большинство людей, напротив, оставались почти полностью одетыми. Но даже при этом условии все, что приходит в голову - трудно представить общество, где секс, как нечто рутинное, слышен и даже виден остальным, присутствующим при процессе (некоторые из них весьма юны), особенно после того, как ханжество шотландской Реформации стало обостряться после 1560 года. Парочки обычно прогуливались по «тропинкам любовников» в летних сумерках, и записи гласят о младенцах, «принесенных из кустов и чащоб». Пожалуй, секс был чем-то постоянно приспосабливающимся, чем-то, происходящим под влиянием момента страсти, а не частью ежедневной рутины. И в зябком шотландском Приграничье - чем-то похожим на преследование на открытом воздухе.
Приграничное общество шестнадцатого века было готово признать незаконность происхождения просто как факт жизни, и оно проявляло весьма мало предубеждения к бастардам. В завещаниях для них отводились денежные пожертвования, и единокровные (единоутробные) братья или сестры без всяких условий принимались в огромные семьи.
Старинная практика handfasting’a - обручения, удара по рукам, договорного брака, брака по обычаю - упорно использовалась в Приграничье в течение очень долгого времени, вплоть до девятнадцатого века включительно. Это была разновидность условной помолвки. Пара могла договориться жить вместе (фактически, заключить контракт) на то время, пока их не повенчает священник, а если рождались дети, обеспечение их средствами к существованию было частью контракта. Обычно «ударившие по рукам» пары жили вместе в течение года. Мужчины и женщины придерживались этой традиции, поскольку она была благоразумной, как для проверки совместимости супругов, так и для проверки их плодовитости. Последнее было чрезвычайно важным. Фермерам и работникам ферм были нужны дети - как помощники в напряженной сельскохозяйственной работе, и, что справедливо и для более новых времен, мужчины с большой семьей легче находили работу на фермах, нежели холостяки. Церковь неодобрительно относилась к браку по обету, но он существовал еще в 1880-х и 1890-х годах в фермерских местечках Приграничья.
Башни Приграничья и их барнекины были также и фермами, и верхние комнаты часто использовались, как склад-хранилище, а простой туалет размещался на наружной стене в самой верхней комнате башни. Он использовался только в период осады, или когда погода ночью была столь отвратительна, а ночной горшок столь полон, что выбора не было. В Нэворс-Кастл, который в оригинальном своем виде является башней, лорд Дакр обустроил примитивную канализацию, развлекаясь весьма жестоким образом. Туалеты дренировались в темницу замка.
Комнаты башни соединялись винтовой лестницей - как для экономии места, так и для обороны. Многие имели trip-step - ловчую ступень, ступеньку лестницы, которая делается выше остальных, чтобы подловить неосмотрительного атакующего. Когда большая банда налетчиков угрожала благополучию приграничной башни, частенько ее жители спасались бегством, навьючив лошадей своим скудным имуществом. Если у них была уверенность в том, что их крепость попытаются взорвать при помощи пороха, они наполняли пенд (стойла первого этажа) и иногда верхние этажи брикетами тлеющего торфа. Когда торф горит в течение долгого времени (и потребовалось бы изрядное количество воды, чтобы избавиться от него), это делает применение черного пороха невозможным, т.к. в шестнадцатом веке он был куда более летуч, чем теперь. Черную от зловонного торфяного дыма, в ужасающем беспорядке внутри, башню благодаря этой уловке как минимум оставят нетронутой, и она может быть быстро восстановлена для дальнейшего проживания.
Когда же обитатели решали остаться дома или становились жертвами внезапной атаки, первым делом они защищали стену барнекина. Она могла быть пять или шесть метров в высоту и метр в толщину. Некоторые из них имели деревянные помосты с внутренней стороны стены, что позволяло забрасывать нападающих различными зажженными предметами. Скот находился в загоне внутри барнекина, и, поскольку, как правило, именно он был основной ставкой схватки, было жизненно важным защитить его.
Если защитники отступали в башню и ухитрялись закрыть за собой двери, рейдеры порой использовали штурмовые лестницы, чтобы пробить себе путь наверх, на настенную галерею. Крыши часто покрывались тонкими каменными пластинками, что делало их фактически огнеупорными. Но если уж нападающие достигали настенной галереи, игра была окончена. Сэр Роберт Кэри писал, что наиболее для него предпочтительный метод прорваться в башню - это сорвать с крыши эту каменную черепицу, чтобы его люди спрыгивали через крышу в самую верхнюю комнату. Тем временем, остальные, находящиеся на земле, могут попытаться поджечь дверь, и если им удастся добраться до низа винтовой лестницы внутри здания, это позволит применить тактику под весьма странным наименованием. Scumfishing (ловля рыбы в тине) - это выкуривание дымом защитников башни, и этот прием был весьма эффективен. В 1545 году конница сэра Ральфа Эйра взяла в осаду башню Скотта Бакклеоха в Моссхаусес, на болотах севернее Мелроуза. Они разнесли в щепу ворота в барнекин и «увели с собой множество пони и крупного рогатого скота, и очень жестоко обкурили башню, и взяли тридцать пленников».
Но лучше даже, чем ловля рыбы или штурмовые ступенчатые лестницы, действовал эффект неожиданности, и когда сэр Томас Карлтон захватил Лохвуд, его дневник не скрывал глубокого удовлетворения от того, что работа сделано отлично, а приз взят задешево.