"Чайка", ЦСД
Пересматривала тут "Чайку" с другим составом.
После премьеры слова так и не сказались, да и сейчас поздно, но ещё есть шанс успеть ухватить воспоминания - для себя.
Не могла представить, кто заменит Максима Долинина, а увидела Алексея Романова - и успокоилась. Точно так же, как совершенно не представлялся в такой роли, он совершенно правильно туда вписался, и это стал совсем другой Треплев. Игра Алексея не такая яркая, а, пожалуй, точнее, легче, тоньше, правдивее, но при этом история Кости и Нины перестаёт быть лидирующей.
Внимание концентрируется на старших персонажах с их болью, тоской, какой-то безысходностью и неприкаянностью в каждом, с ощущением напрасно и не так прожитой жизни. Все носят маски, от которых давно устали и которыми, в общем-то, тяготятся (помимо социальных ролей это ещё и наросшие за всё бытование чеховской "Чайки" штампы и смыслы). Особенно хорошо это увиделось в пьяном диалоге Маши (Екатерина Соколова) с Тригориным (Олег Ягодин), когда он внезапно стал действительно "в общем-то, хорошим", простым и живым человеком - вместо забронзовевшего, надоевшего самому себе "большого" писателя с характерным жестом то ли царственного приветствия, то ли вечного записывания.
От первого просмотра помнится, что такой же прорыв в чистоту был у столь же забронзовевшей "большой" актрисы Аркадиной (Василина Маковцева) в сцене перебинтовывания Треплева, где выражение материнского рифмовалось с её же Раневской, вспомнившей о погибшем сыне. Теперь акцент сместился на братско-сестринские отношения, на почти материнскую же заботу о незрелом и оттого, может быть, больше всех морально страдающем Сорине (Сергей Фёдоров).
Безмолвная Тамара Зимина выглядит совершеннейшим овощем-инвалидом, но как только ей позволяется вступить в поле игры на равных, она моментально зажигается и становится лет на тридцать моложе.
Нина у Алисы Кравцовой совсем не то же, что Нина у Валентины Сизоненко: не провинциальная девушка, рвущаяся в Москву, в Москву покорять большой мир, а совершеннейший ребёнок с распахнутыми глазами, очарованный кажущейся красотой того самого большого мира, заглядывающий в рот "великим" людям, копирующий внешность и движения - и потом совершенно измотанная, уставшая женщина, без надежд и иллюзий, с пронзительными словами человека, от которого осталось мало что живого (и здесь она переходит в разряд старших персонажей со всё теми же проблемами).
Прозвучали, увиделись и отозвались и судьбы Полины Андреевны (Наталья Комарова), Медведенко (Павел Рыков) и, конечно, Дорна (Александр Фукалов).
И увиделось ещё, какая у чеховских героев болезненная любовь: обязательно настойчивая, навязчивая ("Боря!" - и чуть ли не "К ноге!"), преследующая, мучающая обоих и неразделённая. Простой, тихой и радостной не завезли.
Ринату Ташимову всё больше удаются цельные большие картины, где содержание приобретает всё больший вес (а с формой и выразительностью, пластической, цветовой и музыкальной, никогда проблем и не было). На сей раз и ансамблевость на высоте, и даже мелкие неурядицы конкретного показа (поскользнувшийся Олег, разбитая в темноте бутылка) только закрепляли эффект.
После премьеры слова так и не сказались, да и сейчас поздно, но ещё есть шанс успеть ухватить воспоминания - для себя.
Не могла представить, кто заменит Максима Долинина, а увидела Алексея Романова - и успокоилась. Точно так же, как совершенно не представлялся в такой роли, он совершенно правильно туда вписался, и это стал совсем другой Треплев. Игра Алексея не такая яркая, а, пожалуй, точнее, легче, тоньше, правдивее, но при этом история Кости и Нины перестаёт быть лидирующей.
Внимание концентрируется на старших персонажах с их болью, тоской, какой-то безысходностью и неприкаянностью в каждом, с ощущением напрасно и не так прожитой жизни. Все носят маски, от которых давно устали и которыми, в общем-то, тяготятся (помимо социальных ролей это ещё и наросшие за всё бытование чеховской "Чайки" штампы и смыслы). Особенно хорошо это увиделось в пьяном диалоге Маши (Екатерина Соколова) с Тригориным (Олег Ягодин), когда он внезапно стал действительно "в общем-то, хорошим", простым и живым человеком - вместо забронзовевшего, надоевшего самому себе "большого" писателя с характерным жестом то ли царственного приветствия, то ли вечного записывания.
От первого просмотра помнится, что такой же прорыв в чистоту был у столь же забронзовевшей "большой" актрисы Аркадиной (Василина Маковцева) в сцене перебинтовывания Треплева, где выражение материнского рифмовалось с её же Раневской, вспомнившей о погибшем сыне. Теперь акцент сместился на братско-сестринские отношения, на почти материнскую же заботу о незрелом и оттого, может быть, больше всех морально страдающем Сорине (Сергей Фёдоров).
Безмолвная Тамара Зимина выглядит совершеннейшим овощем-инвалидом, но как только ей позволяется вступить в поле игры на равных, она моментально зажигается и становится лет на тридцать моложе.
Нина у Алисы Кравцовой совсем не то же, что Нина у Валентины Сизоненко: не провинциальная девушка, рвущаяся в Москву, в Москву покорять большой мир, а совершеннейший ребёнок с распахнутыми глазами, очарованный кажущейся красотой того самого большого мира, заглядывающий в рот "великим" людям, копирующий внешность и движения - и потом совершенно измотанная, уставшая женщина, без надежд и иллюзий, с пронзительными словами человека, от которого осталось мало что живого (и здесь она переходит в разряд старших персонажей со всё теми же проблемами).
Прозвучали, увиделись и отозвались и судьбы Полины Андреевны (Наталья Комарова), Медведенко (Павел Рыков) и, конечно, Дорна (Александр Фукалов).
И увиделось ещё, какая у чеховских героев болезненная любовь: обязательно настойчивая, навязчивая ("Боря!" - и чуть ли не "К ноге!"), преследующая, мучающая обоих и неразделённая. Простой, тихой и радостной не завезли.
Ринату Ташимову всё больше удаются цельные большие картины, где содержание приобретает всё больший вес (а с формой и выразительностью, пластической, цветовой и музыкальной, никогда проблем и не было). На сей раз и ансамблевость на высоте, и даже мелкие неурядицы конкретного показа (поскользнувшийся Олег, разбитая в темноте бутылка) только закрепляли эффект.