В Питере повезло попасть на почти премьерный студенческий спектакль. Повезло, потому что это было здорово. Очень живо, очень остроумно, очень по-настоящему, очень задорно.
С одной стороны, классический, "правильный" студенческий спектакль, состоящий из разрозненных этюдов с разной режиссурой, которые подводят итоги нескольких лет обучения, строятся чуть ли не полностью из заученных приёмов.
Но при этом всём постановка студентов Анны Алексахиной (художественный руководитель постановки - Юрий Бутусов) уже стоит в репертуаре не самого незаметного петербургского театра, потому что... да потому что это действительно чудесные ребята, которые помимо своего ребячества и юношеской прелести могут предложить и таланты, и красоту, и профессионализм, и высказать своё мнение: кто такой Ставрогин? за счёт чего держится светлый Мышкин? о чём написаны "Записки из подполья"?
Каждый эпизод (благо, что непродолжительный) строится на одном приёме, но при этом ребята не заигрываются: они прекрасно понимают, что им нужно сделать, и делают так, что осознанно применяемый штамп перестаёт быть штампом, а становится препятствием, которое нужно преодолеть, чтобы было интересно и зрителю, и самим актёрам. И было интересно.
Сначала "Преступление и наказание", на сцене появился китайский Раскольников (Син Бон Чал) со своим монологом, и возникло недоумение: зачем бы такая трудная роль носителю другого языка, который с ударениями и дикцией еле справляется? Нелепо, смешно, но потом увязалось с остальными кусками постановки, и получилось то же преодоление: попробуй сказать о важном на чужом языке, чтобы не растерять запала и остаться понятым.
Дальше - "Идиот", раскрашенная и завитая, как советская буфетчица, вульгарно и непрестанно хохочущая Лизавета Прокофьевна (Анна Жмаева), мощная, но забитая Аглая (Галина Кочеткова), хрупкая невысокая, с лёгким акцентом Настасья Филипповна (Юстына Вонщик) - все словно наперекор тексту романа. При этом Рогожин (Антон Филипенко) и Мышкин (Никита Волков) и внешне, и по внутреннему состоянию стандартные, типажные: хорошие актёры, играющие то, что тысячу раз до них играли. Всё было бы так, если б не режиссура. Если б не тайком открытая дверь, за которой остолбеневшая от гнева и ревности Аглая, перед которой - впившийся глазами в портрет Настасьи Филипповны Мышкин. "Мхатовскую" паузу держали минут пять, не меньше, и смогли заполнить её сменой состояний, не работая с партнёром, опираясь только на себя. Если б не появившаяся посреди беседы Рогожина (привязанного к стулу) с Мышкиным пританцовывающая и напевающая Настасья Филипповна в красном брючном костюме с - заметным только при повороте - топором в спине. Если б не песня для Мышкина "Зачем дураку море", если б не его клоунски красный нос, если б не его танец с Настасьей Филипповной, в которой много мужского. Много чего эти студенты сумели подцепить, чтоб сказать новое и своё (режиссёр этой части - Никита Волков).
Дальше - "Бесы", где Антон Филипенко продолжал раскрываться как отличный драматический актёр, уже готовый для любого репертуарного театра. Помимо видной внешности у него есть эмоциональный опыт, позволяющий быть и страстным, как Рогожин, и уже бесстрастным, как Ставрогин. Отличная партнёрша для него - Регина Хабибулина, маленькая, с детской фигуркой, полупрозрачная, босая - как и должна быть героиня воспоминаний, и я поначалу очень радовалась, что лицо Матрёши за копной кудрявых волос не видать.
Потом - "Записки из подполья", режиссёрская работа Кирилла Фролова, который сам же и взял сложную задачу Парадоксалиста. И был технически отличный монолог, в ходе которого актёру приходилось уворачиваться от вылетающей из кулис верёвки и хвататься за свою трибуну, чтобы удержаться на земле, пока его поднимают верёвками же к потолку. И был отличный вставной концертный номер, с огромной долей юмора, и прекрасная импровизация обаятельного Артёма Лощилина о прекрасной сцене, которая могла бы быть в спектакле, но которой, конечно, не было. И была ещё одна долгая пауза, когда жених с невестой с невероятно длинным подолом (Кирилл Фролов и Юстына Вонщик - Лиза) оказываются то ли в кабинке для фотографирования, то ли в коробке для игрушек, и радуются, и смущаются, и это затянувшееся чувство неловкости передаётся и зрителям. И чудесная сцена застолья, где режиссёр взял на себя несколько ролей, моментально меняя себя вместе с добавлением усов или говоря от лица игрушечного петуха.
В общем, были сделаны попытки найти себя в театре и найти для себя в театре новый язык. Кажется, получилось.