"Браво"-читки. Продолжение
Ещё одна читка, которую успела захватить, - "Ноктюрн" Адама Раппа (перевод Джона Фридмана, адаптация Максима Курочкина) в режиссуре и исполнении Олега Гетце.
Пьеса биографична, во многом кинематографична, настолько визуальны монологи-описания. Ключевое событие, от которого отталкивается рассказчик и к которому то и дело возвращается, - смерть сестры, которую он сам же и сбил на своей машине. Он помнит события того дня, помнит бытовые мелочи про жизнь с сестрой, её слова и выходки, но не может вспомнить её лица. Это не исповедь, просто история жизни, в которой случилось такое. Его не гложет вина, он не анализирует свои чувства, а только передаёт факты, повествует о событиях, словно чувства притупились. Кажется, что родители переживают горе и его вину гораздо глубже, а он лишь отстранённо и хладнокровно наблюдает за собой и за ними, возвращаясь в воспоминания, воскрешая цвета и в особенности звуки.
Пьеса разбивается на смысловые блоки, и Олег Борисович идёт от одного к другому, меняя настроения поэтапно, не выделяя отдельно значимые слова или фразы. Понятно, что хронометраж читки не позволяет смаковать детали, но иногда хотелось замедлить тараторящего актёра, чтобы вместо сгустка текста слышать слова.
Задействована была ещё неназванная молчаливая клоунесса, ползающая под роялем, проходящая мимо, помогающая с переодеванием и подносящая текст с распечаткой. Не то чтоб она мешала - но не добавляла ничего нового, пока не дошли до финальной сцены. Тогда и ставший голосом отца, уже в большей степени играющий, чем читающий Гетце смог логично подойти именно к такому завершению.
В тот же вечер в музее Метенкова был спектакль "Красота" экспериментального театра № 3. Форма превалировала над содержанием, но и эта концепция сильно уязвима. Соединили три узнаваемых отрывка из разных пьес Гоголя, одни и те же девушки играли каждый раз по-разному, сочиняя ходульные типажи, изредка попадающие в цель.
Юлия Санина (и в этом ничего личного) живее всех, наиболее интересна именно потому, что почти не пыталась изображать "массовые эротические фантазии", по мотивам которых якобы и ставилось то, что ставилось. Остальные же потуги на эротику разношёрстные и... никакие. Ни чувственности, ни юмора.
Последняя сцена вообще за гранью понимания. Если поп-исполнитель и должен считаться эротической фантазией, то это ещё большая дурь, чем я думаю.
Лучшее во всём наборе - народная песня в живом исполнении и билетик с привязанной к нему куклой из ниток. В первую очередь, конечно, билетик.
Пьеса биографична, во многом кинематографична, настолько визуальны монологи-описания. Ключевое событие, от которого отталкивается рассказчик и к которому то и дело возвращается, - смерть сестры, которую он сам же и сбил на своей машине. Он помнит события того дня, помнит бытовые мелочи про жизнь с сестрой, её слова и выходки, но не может вспомнить её лица. Это не исповедь, просто история жизни, в которой случилось такое. Его не гложет вина, он не анализирует свои чувства, а только передаёт факты, повествует о событиях, словно чувства притупились. Кажется, что родители переживают горе и его вину гораздо глубже, а он лишь отстранённо и хладнокровно наблюдает за собой и за ними, возвращаясь в воспоминания, воскрешая цвета и в особенности звуки.
Пьеса разбивается на смысловые блоки, и Олег Борисович идёт от одного к другому, меняя настроения поэтапно, не выделяя отдельно значимые слова или фразы. Понятно, что хронометраж читки не позволяет смаковать детали, но иногда хотелось замедлить тараторящего актёра, чтобы вместо сгустка текста слышать слова.
Задействована была ещё неназванная молчаливая клоунесса, ползающая под роялем, проходящая мимо, помогающая с переодеванием и подносящая текст с распечаткой. Не то чтоб она мешала - но не добавляла ничего нового, пока не дошли до финальной сцены. Тогда и ставший голосом отца, уже в большей степени играющий, чем читающий Гетце смог логично подойти именно к такому завершению.
В тот же вечер в музее Метенкова был спектакль "Красота" экспериментального театра № 3. Форма превалировала над содержанием, но и эта концепция сильно уязвима. Соединили три узнаваемых отрывка из разных пьес Гоголя, одни и те же девушки играли каждый раз по-разному, сочиняя ходульные типажи, изредка попадающие в цель.
Юлия Санина (и в этом ничего личного) живее всех, наиболее интересна именно потому, что почти не пыталась изображать "массовые эротические фантазии", по мотивам которых якобы и ставилось то, что ставилось. Остальные же потуги на эротику разношёрстные и... никакие. Ни чувственности, ни юмора.
Последняя сцена вообще за гранью понимания. Если поп-исполнитель и должен считаться эротической фантазией, то это ещё большая дурь, чем я думаю.
Лучшее во всём наборе - народная песня в живом исполнении и билетик с привязанной к нему куклой из ниток. В первую очередь, конечно, билетик.