Как греки создали науку
Науку могло создать только мышление, подобное греческому. Его особенностью было презрение к практической деятельности, работе и труду вообще. Если нечто можно было применить на деле, греки теряли к этому интерес, поскольку полагали уделом несвободного, а таковым считался всякий, кто вынужден зарабатывать себе на жизнь, слова «работа» и «рабство» для древних были синонимами. Признаком свободного было наличие σχολή, или свободного времени, которое обычно посвящали θεωρία, или исследованиям. Науку греческое мышление полагало истинным смыслом жизни (пользуясь случаем, передаю привет тем, кто всё ещё его ищет). Эта «теория», как можно заметить по самому слову, противоположна практике, более того, враждебна ей, исключает её. Дерево науки должно произрастать ради самого роста, а не в ожидании плодов; как отмечал Фейнман, «физика подобна сексу: иногда она даёт практические результаты, но занимаются ей не поэтому». «Свободным искусством» у греков считалось только запредельно абстрактное, так, когда Евдем говорит, что Пифагор «преобразовал философию геометрии, придав ей форму образования свободного человека» то имеет в виду, что древний математик устранил из неё всякую очевидную применимость. Иначе никакой науки не получается; в Вавилоне преуспели в астрономии, а в Египте в математике и инженерном деле, но познания их, хоть и были весьма обширными, оставались чисто прикладными, лишёнными глубины. Вавилоняне изучали движение звёзд ровно настолько, насколько это требовалось для составления гороскопов, истинное положение планет их не интересовало, попыток выстроить теоретическую модель Солнечной системы у них не наблюдалось. Египтяне не считали нужным проверять «самоочевидные» теоремы. Впервые это пришло в голову Фалесу, который постановил, что ничего слишком очевидного не бывает, и каждое утверждение должно иметь доказательство; это было «действительно оригинальной и революционной идеей греческой геометрии», поэтому он справедливо считается первым учёным и первым философом.
Полностью неверным является распространённое в прошлом веке мнение о значительном влиянии на Фалеса и других ранних греков восточной мудрости, в наши же дни считается, что «масштабы этих заимствований никак не следует преувеличивать, а их влияние … вообще едва различимо». В действительности древние лишь вообразили, что у их соседей есть наука, и, по своему обыкновению, немедленно решили превзойти их; агон, или атмосфера соперничества, всегда был первейшим свойством грека. Не забывал о Фалес о доказательствах и когда речь заходила о философии. Наука и философия древних были тесно сплетены и слабо отличались в своей доказательной базе, весьма серьёзной; греческий язык сам по себе весьма математичен, а типичное рассуждение древних мудрецов состоит из ряда последовательных «если ..., то ...». Фалес не сразу приходит к заключению, что «всё вода», но предваряет его рядом долгих доказательств. Об этом почти всегда забывают упомянуть во время преподавания философии, и в результате познания об учениях философов милетской школы в среднем ограничиваются чем-то вроде «этот считал, что всё вода, а тот, что воздух», а почему они так думали, забывается. Более того, это поверхностное полузнание даже позволяет некоторым делать выводы в духе, что древние философы просто выдавали всё те же короткие нравоучительные мудрствования, γνώμη, которые можно найти и на Востоке (где, впрочем, кроме этого, ничего другого и не встретить), никак их не обосновывая и даже не считая, что это нужно; воистину оказывается верным, что полное невежество лучше полуграмотности, оно хотя бы не претендует на рассуждение.