Конечно, сегодня существует множество проблем. Как, впрочем, и всегда. Всегда есть причина о чем-то сказать. Поразмышлять. Задуматься. Обобщить либо, наоборот, не обобщить, а конкретизировать, уточнить, актуализировать, без интерпретаций, а с четкой партийной линией, так, чтобы точно в яблочко, сердце, селезенку.
Вот, например, о чем можно было бы сказать? О Бакиеве, конечно, сказать. О сыне его. Миллионах его. Связях тайных его. Черт знает с кем. С террористами ли, с сатаной ли, с Вашингтоном ли. Или с Брюсом Ли ли. Ну, есть, одним словом, о чем подумать. Тема плодотворная и плод творящая. Ниже я изображу эту тему так.
Еще можно было бы смело сказать о такой проблеме, ныне актуальной, как извержение вулкана Эйяфьятлайокудль в Исландии. О том, как он парализовал работу ведущих аэропортов Европы, нагнал дыму, испугал пеплом, который по составу состоит хуй знает из чего, об этом даже ученые не знают. Хотя ученые-то, скорее всего, знают, но злостно не хотят признаваться, либо просто срутся, разбираясь, чья теория о составе вулканического пепла верна, или пиздят и не желают разглашать страшную тайну.
Изобразим эту проблему графически так:
А можно еще вспомнить, что было недавно, и как оно волнительно было. Как волновало и тревожило. И об этом бы можно было кое-что сказать. Стоило бы сказать несколько слов о свином гриппе. О той проблеме, которая за считанные дни стала центральной темой «ненаучно-популярных» статей и предметом, определяющим поведение и настроения масс.
Стоило бы сказать о реакции власть имущих, о комментариях вассалов и пажей, об уличной истерии и больничном катарсисе.
И лишь одно меня останавливает: Бакиев, Эйяфьятлайокудль и свиной грипп - масскульт и попса. Поэтому свою статью я посвящу не менее важной теме, чем свиногрипп, которая звучит как «гомосексуальность и комсомольское движение».
Обозначим вопрос вкратце следующим образом:
******
Как известно, Ленинский комсомол появился в 1924 году как симбиоз массовых крестьянско-рабочих движений, которые собрал в свою корзинку Ленин, как грибы.
Ленин постоянно обращал внимание большевиков на жизненно важные задачи революционного воспитания молодежи. Он отстаивал гражданские права крестьянских детей и отпрысков рабочего класса. Это была первоочередная задача Великой Откябрьской революции. Тема раскрепощения дитя и отеческой любви Владимира Ильича позже была не раз раскрыта в творчестве великих мастеров соцреализма. На картинах Ленин нежно приобнемал какую--нибудь девочку, или читал букварь с мальчиками, или наказывал первоклашке: "Не списывай!". Именно с этих самых картин и сошел советский комсомол. Буржуазия еще в течение какого-то времени пыталась сломить молодежь, перетянуть ее на свою сторону. Однако Ленин всем надавал по соплям и победил
Заслуги комсомола исторически подтверждены и неопровержимы. В 1920-е комсомол решительно выступил против троцкистской оппозиции, стремившейся перетянуть на свою сторону молодежь демагогическими ультралевыми лозунгами и лестью («учащаяся молодежь - барометр партии»).
Позже комсомол выступил застрельщиком социалистического соревнования. В 1927 году он начал массовый поход за рационализацию производства и за повышение производительности труда.
Значительной была роль комсомольцев и в коллективизации сельского хозяйства. А в 1935 году по примеру молодых рабочих: шахтера Алексея Стаханова, паровозного машиниста Петра Кривоноса, ткачих Евдокии и Марии Виноградовых и других началось массовое движение стахановцев.
Ленинский комсомол был самым деятельным помощником коммунистической партии. Во времена Сталина комсомольцы помогали чекистам вывозить в леса врагов народа и прочую контрреволюционную шелуху, выкапывали рвы и заполняли их теплыми телесами. В годы Брежнева комсомол пилил деревья и сколачивал гробы. Одним словом, чем только не занималось комсомольское движение, плывя по течению Красной империи.
******
Но если структура и задача комсомола более-менее ясны в контексте исторической справедливости, до сир пор остается в тени характер данного массового движения, в том числе, сексуальный. Иными словами, комсомол обезличен и аморфен. Он существует только как факт и символ прошлого, создающий ложный ассоциативный ряд для псевдосуждений и субъективных догадок.
Этот несправедливый пробел порождает кучу домыслов, которые уводят исследователя вопроса комсомольского движения с истинного пути на тропинки заблуждения и оккультизма. Комсомол рассматривается как массовость, но никогда как личность с ее слабостями, заскоками, волосяным покровом на ногах и слюновыделением.
И если взять на вооружение, что «комсомол - плохо», не столь же справедлив тезис «комсомол - это мужчины и женщины» или «комсомол - рыжие», ведь никто не станет отрицать, что рыжеволосые люди состояли в комсомоле?
Вопрос «комсомольское движение и гомосексуальность» в 21 веке предстает как нерешенная дилемма, воспалившаяся язва на голени современности. Дабы не казаться голословным, следует обратиться к тем живым примерам, которые свидетельствуют обо всей остроте вопроса «комсомола и гомосексуальности», доставшейся нам от обглоданного учебника по «Истории СССР» за седьмой класс.
******
Прогрессивные приверженцы левых идей постсоветского пространства активно обсуждают вопрос: так были ли распространены гомосексуальные связи в рядах комсомольского движения и, если да, как к ним относилась партия?
Отдельные исследователи данного вопроса настолько углубились в тему, что находят идеологическое одобрение однополых отношений в учении Карла Маркса и Ленина.
По убеждению многих исследователей, марксистское движение с самого своего рождения являлось поборником прав гомосексуалистов. Так, в качестве примера, они приводят тот факт, что в конце XIX века Социал-Демократическая Партия Германии, представлявшая собой наиболее организованное воплощение марксизма тех времен, решительно боролась против преследования гомосексуалистов.
Так же приверженцы марксистского течения в философии «гомокомсомола» отмечают, что известного писателя Оскара Уайльда от преследования за гомосексуализм защищал самый авторитетный орган II Интернационала, газета «Ди Нойе Цайт».
Кроме того, Ленин как ярый последователь учения К. Маркса ассимилировал в себе идею равенства полов и вместе с Троцким осуществил сексуальную революцию в странах бывшего СССР. Стоит хотя бы отметить тот факт, что после взятия власти в 1917 году большевики немедленно отменили законы, направленные против гомосексуалистов.
* * * *
Однако на практике советского бытия все выглядело не столь гладко, как описано в декретах большевиков. Уже пришедший на замену сломавшемуся Ленину Сталин упразднил ЖенСоветы, запретил аборты (1929 год) и приказал прилюдно сажать на кол гомосексуалистов.
Так в своей книге «Другая любовь», выполненной в жанре «воспоминаний запретного и несуществующего недобудущего», советский ученый и историк Лев Клейн, который в 1981 году был арестован по обвинению в «мужеложстве», приводит следующие свидетельства «красного периода» в истории гомосексуальности:
«И фашизм и коммунизм обвиняли друг друга в потворстве гомосексуализму. Максим Горький (1934/1953) писал: «Уничтожьте гомосексуализм - фашизм исчезнет». А нацисты утверждали, что гомосексуализм - это еврейско-коммунистическая деградация. Но и те и другие уничтожали людей за нестандартную половую ориентацию <…>. В нацистские концлагеря были брошены десятки тысяч людей с розовым треугольником (ок. 50 000), еще больше людей было осуждено по статье за мужеложство в Советском Союзе (ок. 60 000)».
Один из ярких примеров общественного порицания проявлений гомосексуальности в комсомольском движении мы находим в письме некоего товарища Новикова, напечатанном в 1988 году в «Молодом коммунисте»:
«... Гомосексуалистом я являюсь уже 15 лет, при этом меня никто не совращал, и в свои 12 лет я этого хотел сам. За гомосексуализм меня выгнали из комсомола (я, как дурачок, плакал), за гомосексуализм меня судили (я год и шесть месяцев провел в тюрьме и «на химии»). ... Если я заболею СПИДом, то уж простите, но лечиться не пойду, а постараюсь в качестве мести за те полтора года заразить как можно больше всех вас - честных и морально устойчивых. Буду мстить за все унижения...».
Конечно, не исключено, что это письмо - лишь уловка, «утка» молодого амбициозного редактора, решившего в перестроечные годы сделать себе имя на громких разоблачениях загнивающего и беззубого прошлого. Однако велика вероятность, что все, изложенное в письме Новикова, существовало в реальности, в реальности «гребешка, зубного порошка и хозяйственного мыла»…
Так что же из всего этого следует, что же из всего этого вытекает? А вытекает то, что…
* * * *
… с третьей полосы газеты «Минский курьер» на меня смотрит дедушка-засохший-мандарин. Желтенький такой, плохонький весь, на исходе, изгибе, и уже даже не смешной. Грядет какая-то очередная триумфальная победная дата, и дедушка рассказывает о подвигах, которых, конечно же, никогда не существовало в океане природы за пределами человеческой плоти.
Я вспомнил его - этого старика. Вспомнил, как он сидел на лавочке, зашторенной ветвями ивы, и целовался с молоденьким мальчиком. Мальчику было не больше восемнадцати, а дедушке - не меньше ста. По крайней мере, так мне тогда показалось.
А еще я вспомнил, как встретил деда на юбилее ВЛКСМ. Старик поднимался на трибуну, его держали под руки нео-пионеры, белокурые и сияющие, лучезарные, как голуби мира. Оказавшись наверху, дед прочавкал в микрофон остатками изжеванной «перестройкой» челюсти речь о трудовых подвигах и идеологической выдержке поколения-lust.
Теперь его фотографию напечатали в газете, которая принадлежит городским властям. Уникальный тип, воплотивший в себе культуру начинателей комсомольского движения и гомосексуальности, стал объектом для поучения непослушных детишек, которые воруют из бабушкиного шкафа клубничное варенье и стреляют сигареты у сверстников.
* * * *
Дед ковылял по дороге, пронзая рассыпающейся плотью 21-й век. Мимо него проносились жирные галки, жирные папики в белоснежных «ягуарах» и мамики в облаке польского парфюма. Старик, Моисей Николаевич (под таким именем его знали нео-пионеры школы №14 Минска), шел, опираясь на трость, шел неизвестно куда и зачем, неторопливо, как гусеница.
Его выбеленные «ветром времени» зрачки еще блестели слабой голубизной кристалликов. Однако зрение уже было ни к черту, и Моисею Николаевичу оставалось только вспоминать шум прошлого.
Он слышал мягкий шум, который сейчас обволакивал его сердце. Шум горна, знаменующий вступление в пионеры. Шум гитары у костра, голос Никиты Дягенцова, сталевара-комсомольца. Шум разрывающегося позади снаряда и запах чужой крови, запеченной в ноздрях. И был еще шум льющегося молока из глиняного кувшина, который держал Петр. И бравая улыбка Петра. И его широкие плечи. И его грудь…
Как давно это было! Ударные стройки, борьба с природой во имя коммунизма, творческие вечера в сельских клубах с плясками и чтением стихов о Сталине. Где?... Может быть, под Брестом или в колхозе имени Крупской он увидел его… Ударника труда, рубаху парня, атлета и истинного ленинца Петра Шестакова.
Шум реки… Шум ночи… Шум Петиного сердца, передающегося в пульсе дрожащих губ… Шум любви. А утром - политинформация, зарядка и изнурительный, но сладкий труд во имя Светлого Завтра…
Моисей Николаевич откашлялся. Он шел уже довольно долго и не заметил, как оказался за городом. Под ногами хрустела хвоя, по бокам рос лес - безобидный и редкий, как волосы подмышками старика.
Дед вытер желтым платком пот со лба, поправил кепку и скинул пиджак. На пиджаке блестели ордена - все, что осталось от его жизни. Моисей Николаевич посмотрел вверх, послушал, как поет лесная птица и опустился на землю. Из нагрудного кармана рубахи старик достал папиросу, мундштук и закурил.
Лес был спокойным и мягким. Запах сосны проникал в нос и растекался бальзамом по сердцу. Ветер проводил невидимой ладонью по траве, заставляя ее плясать. Кузнечик запрыгнул на ботинок, несколько раз повертелся и улетел в объятия дня. По стволу дерева бежали работяги муравьи, словно опаздывая на комсомольскую планерку. Старик улыбался, ему было хорошо.
- Мося, -- окликнул Моисея Николаевича чей-то голос.
Дед прокряхтел и, преодолевая боль в суставах, поднялся на ноги.
- Мося, -- раздалось снова.
Моисей Николаевич обернулся, но никого не заметил. Лес оставался прежним - безлюдным и мягким. И лишь тревога, зарождающаяся сейчас внутри старика, делала пейзаж более грубым, чем он являлся на самом деле.
- Мося, -- услышал старик прежний голос.
- Кто меня зовет? - дергая головой, прочавкал Моисей Николаевич.
- Вверху…
Над головой старика висела прозрачная фигура молодого человека, сквозь которую можно было рассмотреть изощренные фигуры облаков. Прозрачное тело медленно покачивалось, как маятник, и протягивало Моисею Николаевичу руки.
- Как?.. Но… но я же тогда… жарко… там за домом… и в реке… я же крепко зажал… я помню… помню… как твоя шея… она посинела, -- держась за сердце, промямлил Моисей Николаевич.
- Да, все правильно, -- нежным голосом произнесла фигура. - Так и было. Ты утопил меня, Мося. Но, как видишь, у жизни есть и другие формы…
Внутри старика все скрутилось, жилы напряглись и давили на скелет, а вены, казалось, зацепились одна за другую, как струны, и вот-вот были готовы порваться.
- Но как… как?.. - утихающим голосом сказал старик.
- Ты помнишь заветы Ильича, Мося? Молодец… И я помню. И за всю свою короткую жизнь не нарушил ни одной. Та измена, из-за которой ты так разволновался, что в итоге утопил меня в реке, не в счет. Там, -- прозрачная фигура указала жестом вверх, -- это не считается. Великий Ленин принял меня, как сына, и обогрел отеческой любовью. Там знаешь как? Там - коммунизм…
Фигура задрожала и стала медленно рассеиваться, словно утренний туман. Моисей Николаевич протягивал руки, пытаясь уцепиться изогнутыми в судороге пальцами за мантию воздуха. Еще с секунду он наблюдал, как исчезает фигура, как небо яснеет, а солнце становится ярче.
Из последних сил Моисей Николаевич рванулся вперед, и из его уст вырвалось хриплое - «Петя…».
Лицо старика упало в траву. Вставная изжеванная челюсть выскочило изо рта и заблестела на солнце. Вскоре ее облюбовали красные муравьи, которые, если посмотреть в лупу, напоминали маленьких неугомонных комсомольцев.