Профессиональная среда: Записки гида-переводчика о работе в Интуристе
Марина Кедреновская. Моя жизнь в Интуристе
История № 1.
Со временем, общаясь с Начальницей, я поняла пятую вещь: есть люди, которых, если хочешь что-то от них получить, нужно попросить о противоположном. Например, если тебе в определенный день нужен отгул, скажи, что именно в этот день ты как никогда алчешь работы, и можешь быть уверен, что окажешься свободен. А если ты хочешь поехать с туристами в Среднюю Азию, скажи, что она сидит у тебя в печенках, тебя от нее тошнит, лучше - в прямом, физическом, смысле - что ты не переносишь жару, что у тебя аллергия на солнце и так далее. В связи со всем перечисленным, ты просишь послать тебя в Сибирь - и ты незамедлительно окажешься в Ташкенте или Самарканде, а Сибири, как своих ушей, не увидишь несколько месяцев. Чем живее будешь описывать тошноту и ощущения в печени, тем больше шансов на успех. Впрочем, Среднюю Азию я привела как пример, причем не самый удачный: попасть в нее и без специальных ухищрений было несложно - мы практически не вылезали оттуда на протяжении всей нашей интуристовской молодости. Теперь гиды туда почти не ездят, а Начальнице я благодарна за ее уроки.
В тот, первый, день, сидя перед ее столом, я вскоре увидела и второе лицо. В комнату буквально вкатилась тоже невысокая, но не подтянутая, а, наоборот, очень пухлая дамочка совсем без шеи. Когда я была маленькая, то очень любила рисовать девочек. Мои познания о строении человеческого тела были весьма приблизительны, и руки у моих героинь росли прямо из ушей. Теперь, увидев вкатившуюся дамочку, я поняла, что руки из ушей не были плодом моей фантазии. Чего только не создает природа! На концах этих чУдных рук красовались длинные ногти с идеальным ярким маникюром. Дама возбужденно размахивала ими, а лицо ее пылало гневом. Из сумбурного рассказа я поняла, что ее сын писал вступительное сочинение в институт: называлось оно "Тема Родины у Блока и Есенина".
- Да какая у них может быть тема Родины?!! - громыхала возмущенная мамаша. - Шаромыжника два!!!
Я, конечно, подумала: "Боже мой! Куда ж это я попала?!" А что еще могла подумать выпускница филологического факультета МГУ, воспитанная на лучших образцах русской поэзии?
Таковы были первые впечатления от Интуриста.
Вскоре я еще раз стала свидетелем гнева пухлой дамочки. На сей раз он был вызван крашением яиц перед Пасхой. На мое робкое замечание, что яйца не обязательно рассматривать как проявление религиозного мракобесия, а можно отнести к народным традициям, дамочка свирепо возразила:
- Серость это, а не традиции!
И опять пришла мысль: "Где это я?"
Потом я, разумеется, пообтесалась, ко многому привыкла, а дамочку эту теперь вспоминаю с вполне теплым чувством. Особенно после того, как встретила ее в начале девяностых, и она с горечью говорила, что осталась без работы, просила помочь... Не помогла...
В сентябре меня отправили учиться. Учили тогда гидов основательно, всю долгую зиму, и это был замечательный период. Я всерьез увлеклась историей архитектуры и почти все свободное время проводила на диване за фолиантами папы-архитектора, изучая карнизы и аттики. Как-то я сказала папе:
- Вот было бы здорово поехать в Переславль-Залесский и своими глазами увидеть самый древний собор Северо-Восточной Руси!
Я рассчитывала, что отец обрадуется: дочь наконец стала серьезной и занялась делом, но он почему-то ответил с издевкой:
- А ты там никогда не была? Никогда этого собора не видела? Ах ты бедненькая!
«Почему он так говорит? - с обидой подумала я. - Я так молода - мало ли где я еще не была и чего не видала?» Оказалось, однако, что мы были в Переславле вместе пару лет назад и посещали знаменитый собор. В памяти забрезжили дождливый день и ржавая раковина в гостиничном номере, но на этом воспоминания заканчивались. Как же неинтересны мне были в юности автопутешествия по России, с любовью организованные для меня родителями! Как жалею я об этом теперь! И как благодарна Интуристу, что смогла заполнить зияющие дыры в своем образовании! Не только по части архитектуры, но и истории, которую я столько раз сдавала на экзаменах, да так и не удосужилась выучить.
Еще я ходила по городу, открывая никогда не виденные дома на знакомых улицах, или ездила во вдоль и поперек исхоженный Ленинград и там смотрела на давно известные дворцы новыми глазами. Потом писала «курсовик» по импрессионизму - все было очень интересно. Наверное, нас учили и неинтересному, наверняка было много политики, социалистического образа жизни и т. д., но счастливое свойство моей памяти не удерживать плохого сослужило мне и на этот раз добрую службу: всякой дребедени я не помню.
Иногда я отвлекалась от пилястр и раздельного мазка и играла в преферанс с новыми приятелями из испанской группы. Нашу, французскую, тоже вспоминаю с удовольствием. Я была в ней единственная москвичка, остальные приехали отовсюду. Юратэ и Валерия из Вильнюса, Лиля из Минска, Лена из Киева, Наташа из Одессы (с ней я потом долго дружила). Был парень из Киргизии Эркин и девочка из Молдавии - яркий, светлый, очень эмоциональный человечек РодИка. Все прекрасно относились друг к другу, как, впрочем, вообще все гиды на просторах нашей многонациональной Советской Родины.
Среди преподавателей была и старшая коллега, обучавшая нас непосредственно гидовскому мастерству - Евгения Константиновна Филиппова, всегда чуть-чуть заполошная, постоянно снимающая и надевающая очки, путающаяся в многочисленных бумажках, но всегда добрая, к тому же обожавшая Агату Кристи. Кристи тогда почти не переводили на русский, и мы регулярно наведывались в «букинист» на Качалова (ныне Малая Никитская), где за пять или семь рублей можно было, если повезет, найти карманный вариант в мягкой обложке (попросту livre de poche) с очередным детективом. За такие деньги при нашем окладе в сто двадцать рублей много книг было не купить, а Евгении Константиновне их дарили туристы. Потом и мне стали дарить: возьмут в поездку, прочитают и за ненадобностью отдают гиду. Короче говоря, у нас шел постоянный обмен книжками, и в этом мы с Евгенией Константиновной нашли друг друга. Царствие ей небесное!
Когда мы закончили учебу и вышли на работу в отдел Интуриста, много раз менявший название и тогда называвшийся, кажется, Отделом романских и восточных языков, нас, молодых специалистов, повели на «шестой этаж»...
История № 1.
Со временем, общаясь с Начальницей, я поняла пятую вещь: есть люди, которых, если хочешь что-то от них получить, нужно попросить о противоположном. Например, если тебе в определенный день нужен отгул, скажи, что именно в этот день ты как никогда алчешь работы, и можешь быть уверен, что окажешься свободен. А если ты хочешь поехать с туристами в Среднюю Азию, скажи, что она сидит у тебя в печенках, тебя от нее тошнит, лучше - в прямом, физическом, смысле - что ты не переносишь жару, что у тебя аллергия на солнце и так далее. В связи со всем перечисленным, ты просишь послать тебя в Сибирь - и ты незамедлительно окажешься в Ташкенте или Самарканде, а Сибири, как своих ушей, не увидишь несколько месяцев. Чем живее будешь описывать тошноту и ощущения в печени, тем больше шансов на успех. Впрочем, Среднюю Азию я привела как пример, причем не самый удачный: попасть в нее и без специальных ухищрений было несложно - мы практически не вылезали оттуда на протяжении всей нашей интуристовской молодости. Теперь гиды туда почти не ездят, а Начальнице я благодарна за ее уроки.
В тот, первый, день, сидя перед ее столом, я вскоре увидела и второе лицо. В комнату буквально вкатилась тоже невысокая, но не подтянутая, а, наоборот, очень пухлая дамочка совсем без шеи. Когда я была маленькая, то очень любила рисовать девочек. Мои познания о строении человеческого тела были весьма приблизительны, и руки у моих героинь росли прямо из ушей. Теперь, увидев вкатившуюся дамочку, я поняла, что руки из ушей не были плодом моей фантазии. Чего только не создает природа! На концах этих чУдных рук красовались длинные ногти с идеальным ярким маникюром. Дама возбужденно размахивала ими, а лицо ее пылало гневом. Из сумбурного рассказа я поняла, что ее сын писал вступительное сочинение в институт: называлось оно "Тема Родины у Блока и Есенина".
- Да какая у них может быть тема Родины?!! - громыхала возмущенная мамаша. - Шаромыжника два!!!
Я, конечно, подумала: "Боже мой! Куда ж это я попала?!" А что еще могла подумать выпускница филологического факультета МГУ, воспитанная на лучших образцах русской поэзии?
Таковы были первые впечатления от Интуриста.
Вскоре я еще раз стала свидетелем гнева пухлой дамочки. На сей раз он был вызван крашением яиц перед Пасхой. На мое робкое замечание, что яйца не обязательно рассматривать как проявление религиозного мракобесия, а можно отнести к народным традициям, дамочка свирепо возразила:
- Серость это, а не традиции!
И опять пришла мысль: "Где это я?"
Потом я, разумеется, пообтесалась, ко многому привыкла, а дамочку эту теперь вспоминаю с вполне теплым чувством. Особенно после того, как встретила ее в начале девяностых, и она с горечью говорила, что осталась без работы, просила помочь... Не помогла...
В сентябре меня отправили учиться. Учили тогда гидов основательно, всю долгую зиму, и это был замечательный период. Я всерьез увлеклась историей архитектуры и почти все свободное время проводила на диване за фолиантами папы-архитектора, изучая карнизы и аттики. Как-то я сказала папе:
- Вот было бы здорово поехать в Переславль-Залесский и своими глазами увидеть самый древний собор Северо-Восточной Руси!
Я рассчитывала, что отец обрадуется: дочь наконец стала серьезной и занялась делом, но он почему-то ответил с издевкой:
- А ты там никогда не была? Никогда этого собора не видела? Ах ты бедненькая!
«Почему он так говорит? - с обидой подумала я. - Я так молода - мало ли где я еще не была и чего не видала?» Оказалось, однако, что мы были в Переславле вместе пару лет назад и посещали знаменитый собор. В памяти забрезжили дождливый день и ржавая раковина в гостиничном номере, но на этом воспоминания заканчивались. Как же неинтересны мне были в юности автопутешествия по России, с любовью организованные для меня родителями! Как жалею я об этом теперь! И как благодарна Интуристу, что смогла заполнить зияющие дыры в своем образовании! Не только по части архитектуры, но и истории, которую я столько раз сдавала на экзаменах, да так и не удосужилась выучить.
Еще я ходила по городу, открывая никогда не виденные дома на знакомых улицах, или ездила во вдоль и поперек исхоженный Ленинград и там смотрела на давно известные дворцы новыми глазами. Потом писала «курсовик» по импрессионизму - все было очень интересно. Наверное, нас учили и неинтересному, наверняка было много политики, социалистического образа жизни и т. д., но счастливое свойство моей памяти не удерживать плохого сослужило мне и на этот раз добрую службу: всякой дребедени я не помню.
Иногда я отвлекалась от пилястр и раздельного мазка и играла в преферанс с новыми приятелями из испанской группы. Нашу, французскую, тоже вспоминаю с удовольствием. Я была в ней единственная москвичка, остальные приехали отовсюду. Юратэ и Валерия из Вильнюса, Лиля из Минска, Лена из Киева, Наташа из Одессы (с ней я потом долго дружила). Был парень из Киргизии Эркин и девочка из Молдавии - яркий, светлый, очень эмоциональный человечек РодИка. Все прекрасно относились друг к другу, как, впрочем, вообще все гиды на просторах нашей многонациональной Советской Родины.
Среди преподавателей была и старшая коллега, обучавшая нас непосредственно гидовскому мастерству - Евгения Константиновна Филиппова, всегда чуть-чуть заполошная, постоянно снимающая и надевающая очки, путающаяся в многочисленных бумажках, но всегда добрая, к тому же обожавшая Агату Кристи. Кристи тогда почти не переводили на русский, и мы регулярно наведывались в «букинист» на Качалова (ныне Малая Никитская), где за пять или семь рублей можно было, если повезет, найти карманный вариант в мягкой обложке (попросту livre de poche) с очередным детективом. За такие деньги при нашем окладе в сто двадцать рублей много книг было не купить, а Евгении Константиновне их дарили туристы. Потом и мне стали дарить: возьмут в поездку, прочитают и за ненадобностью отдают гиду. Короче говоря, у нас шел постоянный обмен книжками, и в этом мы с Евгенией Константиновной нашли друг друга. Царствие ей небесное!
Когда мы закончили учебу и вышли на работу в отдел Интуриста, много раз менявший название и тогда называвшийся, кажется, Отделом романских и восточных языков, нас, молодых специалистов, повели на «шестой этаж»...