В Мариинском театре в рамках фестиваля «Звезды белых ночей» состоялся спектакль Шотландского балета из Глазго. Труппа привезла рискованный парафраз знаменитой «Сильфиды» в хореографии Мэтью Боурна. Я вышла в полном восторге.
Танцевальный провокатор Мэтью Боурн сочиняет свои версии классических балетов («Щелкунчик!», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Золушка» и др.) с невероятным успехом. Даже самая далекая от искусства Терпсихоры публика ломится на его хореографические «перевертыши». Но постановки Боурна - не глумление над классическим балетом в стиле жанре театрального «капустника» или ржачных пародий компании «Трокадеро де Монте Карло». Он переосмысляет сюжет с позиции современности, наполняет его актуальными реалиями и перенаправляет по новому руслу. При этом Мэтью Боурн превосходно знает оригинал - его текстологическую и музыкально-драматургическую основу, и этим он выгодно отличается от шоу-пародистов, которые любят нацепить балетную пачку, встать четверкой маленьких лебедей и пройтись вприпрыжку, покачивая бедрами и воображая, что это очень тонкая шутка. Игра Мэтью Боурна с первоисточником захватывающе интересна: на знакомую музыку память услужливо транслирует досконально знакомые па и мизансцены, а на сцене живет параллельный классической версии мир-перевертыш, но с опорой (а порой и прямыми цитатами) на ключевые эпизоды оригинала.
«Шотландский перепляс», сочиненный Мэтью Боурном в 1994 году, подвергает временнОй трансформации знаменитую романтическую «Сильфиду». Хореограф весьма цинично вскрывает «источник вдохновения» художников-романтиков, убегавших от грубой буржуазной действительности в мир фантазий и средневековых преданий. Героя балета Боурна (Кристофер Харрисон) в мир грез уводит белая дорожка порошка и пригоршня таблеток, которые Джеймсу исправно поставляет Мэдж (Бренда Ли Греч) - сексапильная брюнетка с леггинсах и коротком топике, с прической, позаимствованной из балета «Юноша и Смерть». Секс, наркотики, алкоголь и рок-н-ролл - лучшие друзья не только боурновского Джеймса, но и боурновской Сильфиды (Софии Мартин), которая не замедляет явиться главному герою сразу же, после первой кокаиновой затяжки, не иначе как в надежде и себе отхватить дозу. На изможденном лице зияют запавшие глазницы, во всклокоченных волосах болтаются папильотки, некогда-то белое полуистлевшее платье и гротескно-большие крылья за спиной, - такая дева воздуха (или преисподней) активно увивается за главным героем и недвусмысленно его домогается. В романтическом балете основная «телесная» коллизия построена на попытке Джеймса прикоснуться к ускользающей и манящей Сильфиде, догнать ее и, если крупно повезет, то и обнять. У Боурна же герою необходимо решить задачу прямо противоположную - выбраться из ее крепких удушающих объятий. Загадочная незнакомка (вряд ли она дышит снегами и туманами) вторгается в бытие и душу Джеймса то белой горячкой, то в образе замотанной в шарф бомжихи. И вскоре рутинная жизнь шотландского стиляги, денно и нощно танцующего рок-н-ролл, пьющего пиво и ширяющегося в туалетах, становится невмоготу. Словно Подколесин, он бросается в окно высотки прямо в разгар свадебной дискотеки, переведя тем самым новоиспеченную жену в социальный статус вдовы.
Выпавший из окна Джеймс оказывается в гетто сильфов и сильфид, на пустыре за высотками. Там валяются ржавые железные бочки, гниет автомобильная рухлядь (скоро в нее завалятся главные герои). Здесь сильфиды устраивают свои зловещие и аморальные шабаши и оргии: Боурн использовал для танцевальной экспозиции дев и мужей воздуха музыку, под которую колдунья Мэдж из романтического балета пропитывает ядом шарф. Иронических перекличек с романтическим балетом хватает. Балетмейстер не отказал себе в удовольствии лукаво «процитировать» знаменитый бурнонвилевский «слет» сильфид. Кордебалет презабавно множит пластические диалоги, «произносимые» в классическом спектакле Сильфидой и Джеймсом (массовая поимка птичек). Превосходна обстоятельная беседа шотландца с обитателями помойки о том, как они дошли до жизни такой и о проблемах окружающего мира, исполненная по всем заветам архаической пантомимы, в которой был задействован весь арсенал условной жестикуляции, сформулированной Мариусом Петипа. Восхитительна реминисценция из «Жизели», когда радостно подпрыгивающий сатирами кордебалет разбрасывает в прыжках цветы для влюбленных. Но чересчур декоративные крылья Сильфиды, вероятно, ограничивали возможности соития (из разнообразных позиций была продемонстрирована только «женщина сверху»). Желающий сексуального разнообразия Джеймс вооружается огромными ножницами, и оттяпывает героине крылья. Остаток спектакля из спины Сильфиды хлещет кровища, попытка приладить мясные обрубки не удается, готический кордебалет, унеся труп подруги за пределы помойки, медленно и зловеще сжимает кольцо вокруг незадачливого хирурга… В уютном эпилоге он зазевавшейся бабочкой бьется в окно к тоскующей Эффи.
Зрительный зал на удивление вяло отреагировал на заводной спектакль Мэтью Борна: хореографический трэш и угар, вероятно, сильно озадачили интуристов-круизников, наводнивших партер - посещение Мариинского театра им продали под грифом «Великий русский балет».