Воспитатели и работники детского дома в Вербилово в конце 50-ых.
Этот пост опубликован в журнале 11.11.18.
В Вербиловском детском доме. (продолжение) Рассказывает Пусеп Виктор Павлович:
«Кроме директора, завуча и воспитательниц непосредственно в детском доме работали:
Завхоз Петр Петрович Котов (жил в Алоли, и помню что у него была дочка Валя) дети уважали его за добрый характер и могучую физическую силу (он спокойно мог перекреститься двухпудовой гирей)
Бухгалтер Евдокия Михайловна. О ней было мало известно. Ходила на работу за несколько километров из другой деревни. Лет ей было 30-40.
Повар Ефим Андреевич. - ветеран в истории детского дома и последующих организаций, которые создавались на территории после 1963 года. Яркая личность, своеобразный юмор. Детей любил. Умер в середине 90-х.
Мария Устиненкова - кастелянша, местная жительница. Её дом находился через дорогу от ворот детского дома. Как и повар оставалась на своем посту до упора. Двое детей, сын Виктор в поздние годы работал дальнобойщиком и дочка, кажется, Юля(не уверен) после окончения Наумовского с/х техникума работала бухгалтером в Питере.
Гриша - муж кастелянши Марии, ведал всем животноводством, был и конюх, и плотник и на все руки работник. Первым уезжал на сенокос для обустройства там лагеря из рубероидных , а потому весьма вонючих, палаток, и последним возвращался после их полной разборки. Знал, где стояли наши стога сена и зимой, когда болота замерзнут, уже по короткой лесной дороге (лежнёвке) с помощью гусеничных тракторов доставлял оставшиеся стога в Вербилово. До того сено возили на автомашине Газ 51 по существующей дороге, а это около 18 километров. Напрямую, от Нового Двора, по проложенной во время войны лежнёвке (это две колеи из толстых брёвен по ширине танковых гусениц) было всего 7 или 8 километров. Правда местами эта лежнёвка имела бомбовые (с войны) повреждения, и потому для автомобиля была непригодна. Некоторые старшие ребята иногда втихаря, несмотря на усталость, успевали с сенокоса сбегать в Вербилово и к утру раннему вернуться обратно. В темноте ориентировались по полосе неба над лежнёвкой (деревья для неё при строительстве использовались ближайшие). Причин и поводов для необходимости таких пробежек я, скорее, не знал, но догадывался.
Василий Яковлевич - руководитель духового оркестра, очень пожилой человек, духовиком, похоже, был еще при жизни Ленина, аккуратный, грамотный музыкант, прекрасный музыкальный педагог. Владел обширной библиотекой уже готовых партитур для всех имеющихся духовых инструментов, переписанных его рукой. Знаю, потому что я тоже играл в составе оркестра на теноре все годы до расформирования в Кунье, куда он (единственный из перечисляемых здесь мною сотрудников переехал вместе с детьми на новое место, и потом, после нас стал работать в Куньинском доме культуры. Годы спустя, случайно оказавшись там, был удивлен встрече с ним и даже нашел среди инструментов «свой» тернор по характерной вмятинке на одной из трёх клавиш. Посидели, поговорили. Я напомнил, как он по старинным оркестровым канонам распределял «по маркам» деньги, которые оркестру платили за игру на похоронах. «По маркам» это значит в зависимости от сложности игры на определенном инструменте, тяжести самого инструмента, и некоторых других параметров, установленных еще до сотворения Советского Союза. Хороший был человек и музыкант, Царствие Ему Небесное.
Курбала Василий Павлович - шофер, украинец, жил в Алоли. Дочка Людмила, примерно наша ровесница. Работы у него хватало, кроме текучки еще и дальние экскурсии: в Ригу, в Ленинград, часто в Псков, Пушкинские горы, в другие детские дома, Пыталовский, Усвятский, санаторный Канашовский. Даже в Иваново за одеждой для детей по разнарядке с директором пришлось ехать, а ведь старый Газ 51 это не современный Мерседес или БМВ, и понятно, что и водитель, и автослесарь в одном лице. Это Курбала. Да ещё и инструктор по вождению и преподаватель при обучении в кружке водителей. И устройство автомобиля, и правила дорожного движения - это всё тот же Курбала. В Кунью он не поехал, но к нему, как и к Зое Алексеевне Селюгиной, любили приезжать бывшие воспитанники. Мы с сестрой тоже заехали в лихие девяностые, были хорошо приняты, после плотного ужина с домашним вином долго разговаривали, от него узнали о судьбе некоторых воспитанников, о том, что за неделю до нас к нему приезжал Василий Белов, уже вышедший в отставку полковник, переночевали в этой гостеприимной семье и после плотного украинского борща и жареной на сале картошки (на завтрак!!!) поехали дальше.
В Кунье на эту машину пришел Горюнов Иван Макарович. Именно он довел до получения водительских прав тех детей, которые достигли положенного для этого возраста. Ведь контингент воспитанников к шестидесятым годам здорово помолодел.
О музыканте Иване Макаровиче Златоренкове слышал, но нечасто его вспоминали дети, только Ваня Кононов, мальчишка одарённый, талантливый, каких мало, за полчаса познакомившись с любым музыкальным инструментом начинал на нём играть, он его, Ивана Макаровича, помнил. Потом к нам, пришел тоже тоже хороший, интересный и разносторонний музыкант, парень лет до 25-30, Плюсков Анатолий. Пробыл всего 2-3 месяца, организовал маленький джаз оркестрик из 5 человек (почему-то рашил, что мне лучше подходит не баян, а аккордеон, взял девчонку с хорошим голосом, и после нескольких успешных концертов просто исчез, даже не получив зарплату за последний месяц (по словам бухгалтера).
На сенокос в Новый Двор (бывный немецкий фольварк, местные называли это место «ХАЛЕВАРК») я тоже ездил с 10 лет каждый год. Косить научился там в перыый же год, кормил оголтелых тамошних комаров и имел возможность (всё-таки работал!) питаться приготовленной упомянутым Вами поваром Ефимом Андреевичем кашей. Он рано-ранёхонько поднимал детей словами: «Молодцы или молодушеньки вставайте (!) мамалыгу есть.» Спали в импровизированных «палатках», построенных из натянутого на бревенчатый каркас рубероидного покрытия. С собой были взяты матрацы и подеяла с подушками. В дождливую погоду в такой «палатке» было сносно, но в жаркий день даже вечером в неё заходить не хотелось. Только усталость заставляла там спать.Мой отец говаривал: «Привыкай! КОСЬБА самая тяжелая работа после ПАХОТЫ!»
Уже в Кунье, куда был переведен детский дом, у директора была идея приучить старших воспитанников к самоуправлению. Для этого мальчикам была предоставлена возможность жить в отрыве от основного состава в комплексе расформированного районного военкомата. Примерно в одном километре от дома. Всё получилось, но ненадого, расформировали сам детский дом.»
B д/д открытие лагерного сезона 1963 года.
«Снимок линейки с крыши главного корпуса детского дома в Кунье, здания бывшего гор. исполкома, на открытии летнего лагерного сезона. Кунья - это небольшой посёлок городского типа в 60-ти километрах от города Великие Луки, к западу, почти на границе Псковской и Калининской областей России.»
Выпускники Алольской школы детдомовцы. Крайний справа в последнем ряду Бетман Геннадий.
В Вербиловском детском доме. (продолжение) Рассказывает Пусеп Виктор Павлович:
«Кроме директора, завуча и воспитательниц непосредственно в детском доме работали:
Завхоз Петр Петрович Котов (жил в Алоли, и помню что у него была дочка Валя) дети уважали его за добрый характер и могучую физическую силу (он спокойно мог перекреститься двухпудовой гирей)
Бухгалтер Евдокия Михайловна. О ней было мало известно. Ходила на работу за несколько километров из другой деревни. Лет ей было 30-40.
Повар Ефим Андреевич. - ветеран в истории детского дома и последующих организаций, которые создавались на территории после 1963 года. Яркая личность, своеобразный юмор. Детей любил. Умер в середине 90-х.
Мария Устиненкова - кастелянша, местная жительница. Её дом находился через дорогу от ворот детского дома. Как и повар оставалась на своем посту до упора. Двое детей, сын Виктор в поздние годы работал дальнобойщиком и дочка, кажется, Юля(не уверен) после окончения Наумовского с/х техникума работала бухгалтером в Питере.
Гриша - муж кастелянши Марии, ведал всем животноводством, был и конюх, и плотник и на все руки работник. Первым уезжал на сенокос для обустройства там лагеря из рубероидных , а потому весьма вонючих, палаток, и последним возвращался после их полной разборки. Знал, где стояли наши стога сена и зимой, когда болота замерзнут, уже по короткой лесной дороге (лежнёвке) с помощью гусеничных тракторов доставлял оставшиеся стога в Вербилово. До того сено возили на автомашине Газ 51 по существующей дороге, а это около 18 километров. Напрямую, от Нового Двора, по проложенной во время войны лежнёвке (это две колеи из толстых брёвен по ширине танковых гусениц) было всего 7 или 8 километров. Правда местами эта лежнёвка имела бомбовые (с войны) повреждения, и потому для автомобиля была непригодна. Некоторые старшие ребята иногда втихаря, несмотря на усталость, успевали с сенокоса сбегать в Вербилово и к утру раннему вернуться обратно. В темноте ориентировались по полосе неба над лежнёвкой (деревья для неё при строительстве использовались ближайшие). Причин и поводов для необходимости таких пробежек я, скорее, не знал, но догадывался.
Василий Яковлевич - руководитель духового оркестра, очень пожилой человек, духовиком, похоже, был еще при жизни Ленина, аккуратный, грамотный музыкант, прекрасный музыкальный педагог. Владел обширной библиотекой уже готовых партитур для всех имеющихся духовых инструментов, переписанных его рукой. Знаю, потому что я тоже играл в составе оркестра на теноре все годы до расформирования в Кунье, куда он (единственный из перечисляемых здесь мною сотрудников переехал вместе с детьми на новое место, и потом, после нас стал работать в Куньинском доме культуры. Годы спустя, случайно оказавшись там, был удивлен встрече с ним и даже нашел среди инструментов «свой» тернор по характерной вмятинке на одной из трёх клавиш. Посидели, поговорили. Я напомнил, как он по старинным оркестровым канонам распределял «по маркам» деньги, которые оркестру платили за игру на похоронах. «По маркам» это значит в зависимости от сложности игры на определенном инструменте, тяжести самого инструмента, и некоторых других параметров, установленных еще до сотворения Советского Союза. Хороший был человек и музыкант, Царствие Ему Небесное.
Курбала Василий Павлович - шофер, украинец, жил в Алоли. Дочка Людмила, примерно наша ровесница. Работы у него хватало, кроме текучки еще и дальние экскурсии: в Ригу, в Ленинград, часто в Псков, Пушкинские горы, в другие детские дома, Пыталовский, Усвятский, санаторный Канашовский. Даже в Иваново за одеждой для детей по разнарядке с директором пришлось ехать, а ведь старый Газ 51 это не современный Мерседес или БМВ, и понятно, что и водитель, и автослесарь в одном лице. Это Курбала. Да ещё и инструктор по вождению и преподаватель при обучении в кружке водителей. И устройство автомобиля, и правила дорожного движения - это всё тот же Курбала. В Кунью он не поехал, но к нему, как и к Зое Алексеевне Селюгиной, любили приезжать бывшие воспитанники. Мы с сестрой тоже заехали в лихие девяностые, были хорошо приняты, после плотного ужина с домашним вином долго разговаривали, от него узнали о судьбе некоторых воспитанников, о том, что за неделю до нас к нему приезжал Василий Белов, уже вышедший в отставку полковник, переночевали в этой гостеприимной семье и после плотного украинского борща и жареной на сале картошки (на завтрак!!!) поехали дальше.
В Кунье на эту машину пришел Горюнов Иван Макарович. Именно он довел до получения водительских прав тех детей, которые достигли положенного для этого возраста. Ведь контингент воспитанников к шестидесятым годам здорово помолодел.
О музыканте Иване Макаровиче Златоренкове слышал, но нечасто его вспоминали дети, только Ваня Кононов, мальчишка одарённый, талантливый, каких мало, за полчаса познакомившись с любым музыкальным инструментом начинал на нём играть, он его, Ивана Макаровича, помнил. Потом к нам, пришел тоже тоже хороший, интересный и разносторонний музыкант, парень лет до 25-30, Плюсков Анатолий. Пробыл всего 2-3 месяца, организовал маленький джаз оркестрик из 5 человек (почему-то рашил, что мне лучше подходит не баян, а аккордеон, взял девчонку с хорошим голосом, и после нескольких успешных концертов просто исчез, даже не получив зарплату за последний месяц (по словам бухгалтера).
На сенокос в Новый Двор (бывный немецкий фольварк, местные называли это место «ХАЛЕВАРК») я тоже ездил с 10 лет каждый год. Косить научился там в перыый же год, кормил оголтелых тамошних комаров и имел возможность (всё-таки работал!) питаться приготовленной упомянутым Вами поваром Ефимом Андреевичем кашей. Он рано-ранёхонько поднимал детей словами: «Молодцы или молодушеньки вставайте (!) мамалыгу есть.» Спали в импровизированных «палатках», построенных из натянутого на бревенчатый каркас рубероидного покрытия. С собой были взяты матрацы и подеяла с подушками. В дождливую погоду в такой «палатке» было сносно, но в жаркий день даже вечером в неё заходить не хотелось. Только усталость заставляла там спать.Мой отец говаривал: «Привыкай! КОСЬБА самая тяжелая работа после ПАХОТЫ!»
Уже в Кунье, куда был переведен детский дом, у директора была идея приучить старших воспитанников к самоуправлению. Для этого мальчикам была предоставлена возможность жить в отрыве от основного состава в комплексе расформированного районного военкомата. Примерно в одном километре от дома. Всё получилось, но ненадого, расформировали сам детский дом.»
B д/д открытие лагерного сезона 1963 года.
«Снимок линейки с крыши главного корпуса детского дома в Кунье, здания бывшего гор. исполкома, на открытии летнего лагерного сезона. Кунья - это небольшой посёлок городского типа в 60-ти километрах от города Великие Луки, к западу, почти на границе Псковской и Калининской областей России.»
Выпускники Алольской школы детдомовцы. Крайний справа в последнем ряду Бетман Геннадий.
