Шестеро из ларца
Рагнеда Борисовна и Силантий Павлович, пожилые супруги, очень любили животных.
Проживали они в небольшом, но и не самом маленьком, городе, где ещё сохранились старые деревянные домишки с красивой резьбой, по извилистым улочкам иногда возили телеги с сеном лошади, а в центре дребезжали по рельсам трамваи. Весной город становился бело-розовым от цветущих повсюду яблонь и вишен. В городе было множество парикмахерских, два кинотеатра, небольшой стадион и даже зоопарк.
Силантий Павлович много лет в этом зоопарке работал смотрителем за животными. Кормил своих подопечных, следил, чтобы они не болели, чистил клетки, общался с посетителями зоопарка - охотно рассказывал о зверях и птицах, частенько приходилось и поругать несознательных людей, кидавших в клетки опасные для животных предметы и вредную для них еду.
Каждую зиму Силантий Павлович и Рагнеда Борисовна напряжённо ожидали наступления весны. Потому что весной в зоопарк начинали приносить множество птенцов самых разных птиц. Иногда это были совсем маленькие, новорожденные голыши, выпавшие из гнёзд при сильном ветре, но чаще - слётки, которым никакой помощи не требовалось, кроме как посадить их куда-нибудь в безопасное место поближе к родителям. Люди по незнанию подбирали этих доверчивых крох и тащили в зоопарк - вот, мол, помогите, спасите осиротевшего птенчика! Силантий Павлович осматривал птичьих малышей, кормил подходящей едой и, если они были здоровы, просил людей как можно скорее вернуть найдёныша родителям, отнести туда, где его подобрали. Но часто люди либо не помнили точное место, либо не хотели тратить время... Заберите, у вас же зоопарк. Людям было невдомёк, что в зоопарке нет места для такого количества птиц, нет средств на их пропитание.
И Силантий Павлович нёс дрожащих, пищащих птичьих детей домой, под опёку своей супруги.
Рагнеда Борисовна с раннего утра до глубокой ночи металась между кухней и комнатой, уставленной множеством клеток и коробок под лампами. Птенцам разных видов требовалось самое разное питание, всех нужно было кормить часто и до сыта. Птенцы растут очень быстро, слёткам требуется много кальция и прочих веществ для правильного образования перьев: чуть упустишь, ошибёшься с рационом - и начнутся проблемы со здоровьем. Рагнеда Борисовна составляла смеси из тёртой моркови и варёных яиц, крутила фарш из говядины - магазинный не годится, в нём много жира. Кого-то надо было кормить протёртой куриной печёнкой, кого-то - смесями на основе йогурта, кого-то - рыбой. В специальном садке выводились кормовые насекомые, за ними тоже нужно было ухаживать. А ещё и домашние любимцы, кошки и собаки... Рагнеда Борисовна с тёмными кругами под глазами вечером встречала мужа с очередной коробкой, из которой слышался жалобный писк, кормила ужином и его, и только далеко за полночь оба наконец-то падали в кровать, чтобы поспать до рассвета.
Подросших птенцов Рагнеда Борисовна пристраивала. Через Интернет разыскивала по всей стране "добрые руки" - мелких птиц пристроить было проще, люди охотно принимали в семью ручных синичек, чижиков, зябликов. С воронятами, сорочатами и грачатами было сложнее, но в конце концов удавалось им тоже найти дом.
Той весной в зоопарк начали приносить совят. Одного за другим.
В основном это были здоровые совята-слётки, которые в первый раз вышли из гнезда в ближайших окрестностях города, и подобравших их людей удавалось уговорить вернуть малышей родителям - на то же место, посадить повыше на ветку и понаблюдать издалека, найдутся ли папа с мамой, прилетят ли на голос ребёнка. Но некоторые совята оказались травмированными - постарались гулявшие на свободе кошки и бродячие собаки. У кого-то было сломано крыло или лапа, а кто-то был без переломов, но покусан и так же нуждался в срочном лечении антибиотиками... А нескольких вполне здоровых с виду совят люди отказались везти обратно - нашли далеко в лесу, место определить уже невозможно...
- Это какой-то кошмар, - жаловалась мне Рагнеда Борисовна по телефону. - Совят очень много, я не знаю, куда их всех девать... На двоих я нашла ручки в зооуголке в Самаре, ещё одного заберут в Рязань, двоих в Ярославль... А остальных - куда? А тут ещё у меня такой совёнок, просто ужас, такой агрессивный, бросается на руки, даже накормить не могу! Сумасшедший какой-то. Руки мне в кровь изодрал когтями, шипит, прыгает... Вот что с ним делать?
Она прислала мне фото. Два вытаращенных от страха жёлтых глаза и пуховые ушки на макушке.
- Он не сумасшедший, - сказала я. - Он просто очень боится. С ним надо особенно ласково, успокоить его, поговорить...
- Вы всё о своём, - проворчала Рагнеда Борисовна. - Поговорить... Вы не понимаете, какой он злобный! Ужасно злой и жестокий! Только и ждёт, чтобы вцепиться. Я уже два пузырька перекиси на руки извела, это не совёнок, это тигр какой-то жуткий.
- Да нет же, - сказала я. - Он просто испуганный малыш. Если позволите, я его заберу, и вы убедитесь, что он совсем не такой, как вам кажется.
- Да ладно, - сказала она недоверчиво. - Куда вам такого? У вас и так полон лазарет. Он вам руки раздерёт, как будете с такими руками оперировать?
- Он не будет со мной драться, поверьте. Я смогу с ним найти общий язык. Всё будет хорошо!
- Откуда вы знаете?
- Просто чувствую.
Она помолчала. Я в этот момент думала - ну, давайте же, решайтесь. Этого бойца пристроить будет очень сложно, если он вообще доживёт до того момента, когда его захочет кто-то забрать... Сейчас в нём страх настолько силён, что перебивает даже голод... Этот малыш будет драться до последнего, пока не упадёт без сил, окончательно истощённый...
- Хорошо, - наконец сказала она. - Я вам его переправлю. Завтра как раз машина от нас идёт в ваши края. Но может, вы примете тогда уж и ещё нескольких? Мы не справляемся. Возьмите...
Ещё фото. На нём - совята-ушастики, примерно одного возраста, слётки. Сбились кучкой в уличном крохотном вольере... У всех разбиты в кровь носы, бились об сетку... Один совсем слабый. Совсем...
- Там один совёнок очень плох, - сказала я. - Тот, который в углу сидит. Вероятно, истощён. Его надо срочно кормить из шприца протёртой печёнкой. И скорее всего у него инфекция, нужно как можно скорее начать терапию антибиотиком широкого спектра.
- Мы постараемся, - сказала Рагнеда Борисовна. - Сделаем, что можем.
- Кормите их пока что как можно плотнее, до отправки. Конечно, мы примем всех. Этого слабого малыша особенно тщательно кормите. Остальные в лучшей форме.
Вечером она прислала мне новые фото совят - Силантий Павлович принёс их в дом, и они с Рагнедой Борисовной постарались всех накормить.
- Этот слабый не ест даже из шприца, его стошнило, и лекарство мы ему не смогли дать... - сказала она. - Я пометила его белой краской на лбу. А злыдень так и дерётся, тоже ничего не ел... Надеюсь, до вас они доедут живыми.
***
- Принимайте посылку.
Водитель попутки вытащил из багажника длинную коробку. Питерский двор, жёлтые фонари отражаются в лужах. Нам ехать до дома почти двести километров... Ингер осторожно берёт коробку и мы пытаемся через прорезанные в ней крохотные окошки разглядеть совят. Как они там?.. Живы ли...
- Запах ужасный от ваших птенцов, - говорит водитель. - Пока вёз, чуть не задохнулся.
Запах - это очень плохо. От здоровых сов запаха нет, совсем. От коробки действительно пахнет, и очень скверно...
Благодарим человека. Ставим коробку с совятами на заднее сиденье и мчимся домой... Только бы все были живы. Только бы успеть...
***
Когда мы открыли коробку, оказалось, что она была разделена перегородками на секции. В каждой секции - бережно устроенная жёрдочка... Силантий Павлович и Рагнеда Борисовна постарались устроить совят так, чтобы они не мешали друг другу во время поездки, не толкались, не травмировались. Шесть секций... Шестеро малышей. Пушистых совиных детей. У каждого - свой характер, свои воспоминания о пока ещё недолгой жизни... И желание жить дальше. Долго. Жить и радоваться...
Все напуганы и устали. Сидят в своих ячейках, сжавшись в комочки, хлопая глазами. Первым Ингер достаёт малыша с пометкой... со звёздочкой во лбу. Передаёт мне. Он - невесомый... Прощупываю грудные мышцы... Килевая кость ощущается тонкой и острой, как бритва. Критическое истощение... Этого я боялась больше всего. При таком истощении сморщиваются внутренние органы, почки, печень... Перестают работать. Иногда получалось вытащить птиц из такого состояния, если немедленно начать вводить нужные вещества, напитывать организм, помогать ему лекарствами. Людям можно поставить капельницу, поддерживать жизнь при помощи гемодиализа, искусственной вентиляции лёгких. Для птиц такой возможности нет... Всё, что мы можем - вводить лекарства через рот, в мышцы или под кожу, и кормить жидким питанием. В надежде на чудо...
Следующей достаём Серафиму. Малышку с ампутированным крылом. Рагнеда Борисовна и Силантий Павлович самостоятельно провели эту операцию в домашних условиях - я только советовала по телефону, что нужно делать. Они спасли совёнку жизнь, действуя на свой страх и риск без промедления. Совёнка им принесли с явными признаками влажной гангрены, сломанное крыло было зелёного цвета, распухшее, с ужасным гнилостным запахом. Операцию проводили под местной анестезией - сделали новокаиновую блокаду. Рагнеда Борисовна героически выдержала всё это, хотя, как призналась, чуть было не упала в обморок, когда совёнок начал пищать... Героические люди. Всё даже грамотно зашили, сформировали культю, наложили гемостатическую губку, которая будет постепенно рассасываться, предотвращая инфицирование раны. Серафима грустная, измотанная, но не истощена, - ощупываю её киль, животик... всё будет хорошо!
Третий совёнок. Совсем не сопротивляется, смотрит детским трогательным взглядом. Нормально упитан, животик мягкий, повреждений нет, только один коготь отсутствует. По пропорциям тела - мальчик... Думаю, с ним всё в порядке. Выпускаем в манеж с мягкими стенками, сейчас будем кормить, только остальных сначала нужно проверить.
Четвёртый совёнок забавный - похож на новогоднюю игрушку. Сложился, превратился в пирамидку с пуховыми ушками, хлопает глазами по очереди. Прощупываю - худенький очень, но не критично. Нос сопливится. Будем лечить, но опасений особых нет. И это девочка. О, тоже не хватает когтя... Вспоминаю, что Рагнеда Борисовна говорила: двоих принесли вместе, видимо из одного гнезда. Похоже, это сестрица третьего совёнка, с одинаково обломанными когтями.
Пятый совёнок весь раздулся, когда Ингер протянул к нему руки. Распушил перья, смотрит насупленно. Прыгнул, кольнул Ингера в руку, шипит. Наверное, это и есть тот самый злобный тигр... Ингер не реагирует на возражения птенца, берёт его за бока и несёт ко мне. Совёнок машет лапами, возмущённо стрекочет. Странно, лицо совсем не то, что я видела на фото. Лица у сов, даже у маленьких совят, такие же разные, как у людей. Это становится понятным со временем. Непривычному человеку даже лица людей другой расы кажутся одинаковыми, что уж говорить о птицах...
Этот совёнок очень крупный, толстенький, активно сопротивляется осмотру. Девочка... Брови насуплены, она ужасно недовольна. Хватает мои пальцы когтями и старается сжать посильнее, чтобы мне было больно. Мне больно, да, коготки впиваются до крови. Но я тебя всё равно должна осмотреть, и пощупать животик, дерись или не дерись. Она шипит и кусается, а я слышу хрипы в лёгких... Пока что в манеж к остальным, чтобы покормить, а потом - в переноску, в изоляцию, на лечение.
А вот и тот самый. Ингер вынимает его из коробки. Совёнок не сопротивляется, он измотан дорогой... Ингер передаёт малыша мне. Да, это он, дикий зверь, измучивший Рагнеду Борисовну... Он сидит на моей руке, глядя мне прямо в глаза. Другой рукой я начинаю осторожно гладить его голову, чешу пальцем мягкие пёрышки над клювом, щёчки, касаюсь его ресниц. Опускаю руку ниже, прощупываю киль, животик... И вдруг совёнок ложится на мою руку. У меня ёкает сердце - что это? Ему плохо? Нужна реанимация? Я замираю, пытаясь понять, что с ним, а он... начинает целовать мои пальцы. Нежно-нежно перебирает их, как птицы перебирают перья друг у друга... Я укладываю его на колени и глажу другой рукой...
Несколько минут я провела в невероятном душевном волнении, чувствуя нежность и доверие этого маленького существа. Я никак не ожидала чего-то подобного... Как относиться к такому его поведению? Возможно, он просто до крайности устал... Но когда через некоторое время я слегка подтолкнула его под грудку, он сел, посмотрел на меня, и совершенно спокойно поехал на моей руке в манеж к остальным совятам.
Мы всех накормили протёртой куриной печёнкой из шприца - после тяжёлой дороги совятам была необходима пища, которая легко переваривается, тем более ослабленным. Потом совёнка с хрипами в лёгких, Дуняшу, мы отправили в изолятор. Мы опасались, что заболеют и остальные - все они содержались в одном вольере... Забегая вперёд, скажу, что действительно, через день-два заболели все, пришлось всем проводить курс лечения антибиотиками и противогрибковыми препаратами. Все поправились, кроме совёнка со звёздочкой во лбу...
Звёдочкин, так мы его назвали. Мы сделали всё, что могли, понимая, что можно надеяться только на чудо... И мы надеялись на чудо. Как и он сам... Он очень хотел жить. Ингер подставил ему руку, он перешагнул на неё и поехал изучать мир... Ингер носил совёнка на руке по дому, подносил его к окнам, рассказывая про всё, что малыш видел. Совёнок смотрел на лес за окнами удивлёнными глазами, водил головой из стороны в сторону, приглядывался, прислушивался... Ингер просил его - не умирай. Пожалуйста... И он жил. До тех пор, пока мы не устали и не пошли спать... Мы посадили Звёздочкина в переноску под лампу. Через два часа я встала, чтобы проверить, как он... Но его уже не было.
Третий совёнок, самый здоровый из всех, Кузя, вскоре переехал в Северодвинск, в очень хорошую семью, где жил мой бывший пациент, мохноногий сыч Федя. Кузя и Федя подружились, стали не разлей вода, и уже который год Ирина, их приёмная мама, шлёт мне фото и рассказы об их проделках.
Четвёртый совёнок, Дуняша, и пятый - Илина Иголкина, стали неразлучными подружками-проказницами. О них я хочу рассказать отдельно - эта парочка терзала меня, как никто из сов, они постоянно хотели играть со мной, они подарили мне много часов ни с чем не сравнимой радости.
О Серафиме тоже отдельный рассказ. Маленькая принцесса, ужасная капризуля и вредина, нежная и милая, она любила спать на подушке возле моего лица, и встретила однажды своего прекрасного принца - Буку...
А шестой совёнок, тот самый злобный тигр, оказался, как я и думала, самым милым и ласковым существом.
Рагнеда Борисовна назвала его Раху. Но мне показалось, что это не подходящее для него имя, и я перевернула его наоборот. Стала звать его Ухарь.
После лечения мы выпустили его, уже почти полностью оперившегося, в комнату, которую мы называли большой совятней. Там жили большинство ушастиков.
Ухарь ел из рук, его можно было гладить, даже целовать - в клюв, в лоб, в щёчки. Он совершенно не проявлял агрессии. Он просто перестал бояться - увидев других сов, живущих радостно, и спокойно общающихся с нами.
Когда он приехал к нам, он был в таком возрасте, когда совятам нужны учителя. Другие совята-слётки в такой ситуации выбирали себе маму - кого-то из взрослых сов-девочек, кто будет о них заботиться, опекать. Но Ухарь выбрал себе папу. Ушастого совина, Богатыря, отважного и независимого. Ухарь летал за Богатырём всюду, как хвостик, и старался повторять в точности всё, что тот делает. Когда Богатырь летел купаться, Ухарь сидел рядом и ждал, когда его учитель выпрыгнет весь мокрый из кюветы - после этого плюхался туда сам и плескался, при этом внимательно наблюдая, что делает его кумир. Когда Богатырь брал какую-то игрушку, Ухарь был рядом и смотрел, а потом играл с этой игрушкой сам. Когда Богатырь прилетал поохотиться на мои ноги под одеялом, Ухарь летел следом. Богатырь ловил мои ноги мастерски - точными движениями, сильно сжимая пальцы, никогда не промахиваясь. Прицельно схватит - и улетает. Ухарь старался повторять каждое его движение. Однажды Богатырь завис над одеялом, как вертолёт, прежде чем сделать бросок - после этого Ухарь точно так же завис, как вертолёт, хотя этого уже не требовалось... я не могла не рассмеяться, но при этом восхищалась увиденным.
Я чувствовала огромную благодарность за доверие ко мне этих существ, с кем мы стали так близки. Они, не стесняясь, демонстрировали мне все свои сильные и слабые качества. Я была среди них своей...
Но однажды я решила, что у Богатыря слишком отросли когти, нужно их подрезать.
Я пришла в совятню с большим сачком из рыболовного магазина. Мы этим сачком всегда ловили сов, когда это требовалось. Ухарь прежде никогда не видел сачка. Он и его учитель, Богатырь, сидели в застеклённой лоджии. Дело было днём, они в полудрёме смотрели на лес. Я зашла, взмахнула сачком... и Богатырь затрепыхался в сетке.
Ухарь это видел.
Он видел, как его учителя, с которого он брал во всём пример, поймали. Поймали люди, которым он верил...
Я подрезала Богатырю когти и выпустила его, встрёпанного, растерянного.
С этого момента Ухаря как подменили...
Он больше не летал за Богатырём. И перестал к себе подпускать нас...
Целыми днями он сидел неподвижно в лоджии на присаде из верхушки сосны, держа в руках белого игрушечного медвежонка.
С наступлением сумерек он начинал летать - с этим медвежонком в руках. И жалобно звал маму... Чего не делал раньше никогда.
Он прилетал на руку за едой каждый вечер, как и раньше... но теперь - обязательно с медвежонком в руках. Быстро хватал одной лапой кусочек мяса, в другой держал игрушку... И сразу улетал. Потом прилетал, как и остальные совы, к миске, но всегда, всегда - с медвежонком в руке...
Он перестал общаться не только с нами, но и с другими совами. Если кто-то из сов прилетал и садился рядом, он тут же срывался с места, жалобно крича.
Мы не знали, что с этим делать. Он как будто закрылся от всех и хотел, чтобы все оставили его в покое...
Но он нормально питался и был здоров, поэтому мы решили просто наблюдать.
Такое состояние длилось у него года полтора. Он звал маму всё реже, начал иногда летать без игрушки, постепенно стал общаться с другими совами, разговаривать с ними.
Но больше никогда не подпускал к себе нас, чтобы его погладили.
***
Однажды вечером, когда прошло уже несколько лет, мы с Ингером, как обычно, устроились за ужином посмотреть кино. Вдруг на руку Ингера прилетела сова. В полумраке поначалу мы не поняли, кто это. А это был Ухарь, и он начал есть с тарелки жареную картошку. Мы были потрясены... Из всех наших сов только Богатырь когда-то прилетал к нам, чтобы поесть из наших тарелок - эта привычка осталась у него с раннего детства, из семьи, в которой он жил до нас.
Ухарь, наш нелюдимый, замкнутый совин! Прилетел, степенно уселся на руку и разделил с нами трапезу.
А Богатырь сидел неподалёку на полке и смотрел на нас.
Мне показалось, что он улыбается.
Проживали они в небольшом, но и не самом маленьком, городе, где ещё сохранились старые деревянные домишки с красивой резьбой, по извилистым улочкам иногда возили телеги с сеном лошади, а в центре дребезжали по рельсам трамваи. Весной город становился бело-розовым от цветущих повсюду яблонь и вишен. В городе было множество парикмахерских, два кинотеатра, небольшой стадион и даже зоопарк.
Силантий Павлович много лет в этом зоопарке работал смотрителем за животными. Кормил своих подопечных, следил, чтобы они не болели, чистил клетки, общался с посетителями зоопарка - охотно рассказывал о зверях и птицах, частенько приходилось и поругать несознательных людей, кидавших в клетки опасные для животных предметы и вредную для них еду.
Каждую зиму Силантий Павлович и Рагнеда Борисовна напряжённо ожидали наступления весны. Потому что весной в зоопарк начинали приносить множество птенцов самых разных птиц. Иногда это были совсем маленькие, новорожденные голыши, выпавшие из гнёзд при сильном ветре, но чаще - слётки, которым никакой помощи не требовалось, кроме как посадить их куда-нибудь в безопасное место поближе к родителям. Люди по незнанию подбирали этих доверчивых крох и тащили в зоопарк - вот, мол, помогите, спасите осиротевшего птенчика! Силантий Павлович осматривал птичьих малышей, кормил подходящей едой и, если они были здоровы, просил людей как можно скорее вернуть найдёныша родителям, отнести туда, где его подобрали. Но часто люди либо не помнили точное место, либо не хотели тратить время... Заберите, у вас же зоопарк. Людям было невдомёк, что в зоопарке нет места для такого количества птиц, нет средств на их пропитание.
И Силантий Павлович нёс дрожащих, пищащих птичьих детей домой, под опёку своей супруги.
Рагнеда Борисовна с раннего утра до глубокой ночи металась между кухней и комнатой, уставленной множеством клеток и коробок под лампами. Птенцам разных видов требовалось самое разное питание, всех нужно было кормить часто и до сыта. Птенцы растут очень быстро, слёткам требуется много кальция и прочих веществ для правильного образования перьев: чуть упустишь, ошибёшься с рационом - и начнутся проблемы со здоровьем. Рагнеда Борисовна составляла смеси из тёртой моркови и варёных яиц, крутила фарш из говядины - магазинный не годится, в нём много жира. Кого-то надо было кормить протёртой куриной печёнкой, кого-то - смесями на основе йогурта, кого-то - рыбой. В специальном садке выводились кормовые насекомые, за ними тоже нужно было ухаживать. А ещё и домашние любимцы, кошки и собаки... Рагнеда Борисовна с тёмными кругами под глазами вечером встречала мужа с очередной коробкой, из которой слышался жалобный писк, кормила ужином и его, и только далеко за полночь оба наконец-то падали в кровать, чтобы поспать до рассвета.
Подросших птенцов Рагнеда Борисовна пристраивала. Через Интернет разыскивала по всей стране "добрые руки" - мелких птиц пристроить было проще, люди охотно принимали в семью ручных синичек, чижиков, зябликов. С воронятами, сорочатами и грачатами было сложнее, но в конце концов удавалось им тоже найти дом.
Той весной в зоопарк начали приносить совят. Одного за другим.
В основном это были здоровые совята-слётки, которые в первый раз вышли из гнезда в ближайших окрестностях города, и подобравших их людей удавалось уговорить вернуть малышей родителям - на то же место, посадить повыше на ветку и понаблюдать издалека, найдутся ли папа с мамой, прилетят ли на голос ребёнка. Но некоторые совята оказались травмированными - постарались гулявшие на свободе кошки и бродячие собаки. У кого-то было сломано крыло или лапа, а кто-то был без переломов, но покусан и так же нуждался в срочном лечении антибиотиками... А нескольких вполне здоровых с виду совят люди отказались везти обратно - нашли далеко в лесу, место определить уже невозможно...
- Это какой-то кошмар, - жаловалась мне Рагнеда Борисовна по телефону. - Совят очень много, я не знаю, куда их всех девать... На двоих я нашла ручки в зооуголке в Самаре, ещё одного заберут в Рязань, двоих в Ярославль... А остальных - куда? А тут ещё у меня такой совёнок, просто ужас, такой агрессивный, бросается на руки, даже накормить не могу! Сумасшедший какой-то. Руки мне в кровь изодрал когтями, шипит, прыгает... Вот что с ним делать?
Она прислала мне фото. Два вытаращенных от страха жёлтых глаза и пуховые ушки на макушке.
- Он не сумасшедший, - сказала я. - Он просто очень боится. С ним надо особенно ласково, успокоить его, поговорить...
- Вы всё о своём, - проворчала Рагнеда Борисовна. - Поговорить... Вы не понимаете, какой он злобный! Ужасно злой и жестокий! Только и ждёт, чтобы вцепиться. Я уже два пузырька перекиси на руки извела, это не совёнок, это тигр какой-то жуткий.
- Да нет же, - сказала я. - Он просто испуганный малыш. Если позволите, я его заберу, и вы убедитесь, что он совсем не такой, как вам кажется.
- Да ладно, - сказала она недоверчиво. - Куда вам такого? У вас и так полон лазарет. Он вам руки раздерёт, как будете с такими руками оперировать?
- Он не будет со мной драться, поверьте. Я смогу с ним найти общий язык. Всё будет хорошо!
- Откуда вы знаете?
- Просто чувствую.
Она помолчала. Я в этот момент думала - ну, давайте же, решайтесь. Этого бойца пристроить будет очень сложно, если он вообще доживёт до того момента, когда его захочет кто-то забрать... Сейчас в нём страх настолько силён, что перебивает даже голод... Этот малыш будет драться до последнего, пока не упадёт без сил, окончательно истощённый...
- Хорошо, - наконец сказала она. - Я вам его переправлю. Завтра как раз машина от нас идёт в ваши края. Но может, вы примете тогда уж и ещё нескольких? Мы не справляемся. Возьмите...
Ещё фото. На нём - совята-ушастики, примерно одного возраста, слётки. Сбились кучкой в уличном крохотном вольере... У всех разбиты в кровь носы, бились об сетку... Один совсем слабый. Совсем...
- Там один совёнок очень плох, - сказала я. - Тот, который в углу сидит. Вероятно, истощён. Его надо срочно кормить из шприца протёртой печёнкой. И скорее всего у него инфекция, нужно как можно скорее начать терапию антибиотиком широкого спектра.
- Мы постараемся, - сказала Рагнеда Борисовна. - Сделаем, что можем.
- Кормите их пока что как можно плотнее, до отправки. Конечно, мы примем всех. Этого слабого малыша особенно тщательно кормите. Остальные в лучшей форме.
Вечером она прислала мне новые фото совят - Силантий Павлович принёс их в дом, и они с Рагнедой Борисовной постарались всех накормить.
- Этот слабый не ест даже из шприца, его стошнило, и лекарство мы ему не смогли дать... - сказала она. - Я пометила его белой краской на лбу. А злыдень так и дерётся, тоже ничего не ел... Надеюсь, до вас они доедут живыми.
***
- Принимайте посылку.
Водитель попутки вытащил из багажника длинную коробку. Питерский двор, жёлтые фонари отражаются в лужах. Нам ехать до дома почти двести километров... Ингер осторожно берёт коробку и мы пытаемся через прорезанные в ней крохотные окошки разглядеть совят. Как они там?.. Живы ли...
- Запах ужасный от ваших птенцов, - говорит водитель. - Пока вёз, чуть не задохнулся.
Запах - это очень плохо. От здоровых сов запаха нет, совсем. От коробки действительно пахнет, и очень скверно...
Благодарим человека. Ставим коробку с совятами на заднее сиденье и мчимся домой... Только бы все были живы. Только бы успеть...
***
Когда мы открыли коробку, оказалось, что она была разделена перегородками на секции. В каждой секции - бережно устроенная жёрдочка... Силантий Павлович и Рагнеда Борисовна постарались устроить совят так, чтобы они не мешали друг другу во время поездки, не толкались, не травмировались. Шесть секций... Шестеро малышей. Пушистых совиных детей. У каждого - свой характер, свои воспоминания о пока ещё недолгой жизни... И желание жить дальше. Долго. Жить и радоваться...
Все напуганы и устали. Сидят в своих ячейках, сжавшись в комочки, хлопая глазами. Первым Ингер достаёт малыша с пометкой... со звёздочкой во лбу. Передаёт мне. Он - невесомый... Прощупываю грудные мышцы... Килевая кость ощущается тонкой и острой, как бритва. Критическое истощение... Этого я боялась больше всего. При таком истощении сморщиваются внутренние органы, почки, печень... Перестают работать. Иногда получалось вытащить птиц из такого состояния, если немедленно начать вводить нужные вещества, напитывать организм, помогать ему лекарствами. Людям можно поставить капельницу, поддерживать жизнь при помощи гемодиализа, искусственной вентиляции лёгких. Для птиц такой возможности нет... Всё, что мы можем - вводить лекарства через рот, в мышцы или под кожу, и кормить жидким питанием. В надежде на чудо...
Следующей достаём Серафиму. Малышку с ампутированным крылом. Рагнеда Борисовна и Силантий Павлович самостоятельно провели эту операцию в домашних условиях - я только советовала по телефону, что нужно делать. Они спасли совёнку жизнь, действуя на свой страх и риск без промедления. Совёнка им принесли с явными признаками влажной гангрены, сломанное крыло было зелёного цвета, распухшее, с ужасным гнилостным запахом. Операцию проводили под местной анестезией - сделали новокаиновую блокаду. Рагнеда Борисовна героически выдержала всё это, хотя, как призналась, чуть было не упала в обморок, когда совёнок начал пищать... Героические люди. Всё даже грамотно зашили, сформировали культю, наложили гемостатическую губку, которая будет постепенно рассасываться, предотвращая инфицирование раны. Серафима грустная, измотанная, но не истощена, - ощупываю её киль, животик... всё будет хорошо!
Третий совёнок. Совсем не сопротивляется, смотрит детским трогательным взглядом. Нормально упитан, животик мягкий, повреждений нет, только один коготь отсутствует. По пропорциям тела - мальчик... Думаю, с ним всё в порядке. Выпускаем в манеж с мягкими стенками, сейчас будем кормить, только остальных сначала нужно проверить.
Четвёртый совёнок забавный - похож на новогоднюю игрушку. Сложился, превратился в пирамидку с пуховыми ушками, хлопает глазами по очереди. Прощупываю - худенький очень, но не критично. Нос сопливится. Будем лечить, но опасений особых нет. И это девочка. О, тоже не хватает когтя... Вспоминаю, что Рагнеда Борисовна говорила: двоих принесли вместе, видимо из одного гнезда. Похоже, это сестрица третьего совёнка, с одинаково обломанными когтями.
Пятый совёнок весь раздулся, когда Ингер протянул к нему руки. Распушил перья, смотрит насупленно. Прыгнул, кольнул Ингера в руку, шипит. Наверное, это и есть тот самый злобный тигр... Ингер не реагирует на возражения птенца, берёт его за бока и несёт ко мне. Совёнок машет лапами, возмущённо стрекочет. Странно, лицо совсем не то, что я видела на фото. Лица у сов, даже у маленьких совят, такие же разные, как у людей. Это становится понятным со временем. Непривычному человеку даже лица людей другой расы кажутся одинаковыми, что уж говорить о птицах...
Этот совёнок очень крупный, толстенький, активно сопротивляется осмотру. Девочка... Брови насуплены, она ужасно недовольна. Хватает мои пальцы когтями и старается сжать посильнее, чтобы мне было больно. Мне больно, да, коготки впиваются до крови. Но я тебя всё равно должна осмотреть, и пощупать животик, дерись или не дерись. Она шипит и кусается, а я слышу хрипы в лёгких... Пока что в манеж к остальным, чтобы покормить, а потом - в переноску, в изоляцию, на лечение.
А вот и тот самый. Ингер вынимает его из коробки. Совёнок не сопротивляется, он измотан дорогой... Ингер передаёт малыша мне. Да, это он, дикий зверь, измучивший Рагнеду Борисовну... Он сидит на моей руке, глядя мне прямо в глаза. Другой рукой я начинаю осторожно гладить его голову, чешу пальцем мягкие пёрышки над клювом, щёчки, касаюсь его ресниц. Опускаю руку ниже, прощупываю киль, животик... И вдруг совёнок ложится на мою руку. У меня ёкает сердце - что это? Ему плохо? Нужна реанимация? Я замираю, пытаясь понять, что с ним, а он... начинает целовать мои пальцы. Нежно-нежно перебирает их, как птицы перебирают перья друг у друга... Я укладываю его на колени и глажу другой рукой...
Несколько минут я провела в невероятном душевном волнении, чувствуя нежность и доверие этого маленького существа. Я никак не ожидала чего-то подобного... Как относиться к такому его поведению? Возможно, он просто до крайности устал... Но когда через некоторое время я слегка подтолкнула его под грудку, он сел, посмотрел на меня, и совершенно спокойно поехал на моей руке в манеж к остальным совятам.
Мы всех накормили протёртой куриной печёнкой из шприца - после тяжёлой дороги совятам была необходима пища, которая легко переваривается, тем более ослабленным. Потом совёнка с хрипами в лёгких, Дуняшу, мы отправили в изолятор. Мы опасались, что заболеют и остальные - все они содержались в одном вольере... Забегая вперёд, скажу, что действительно, через день-два заболели все, пришлось всем проводить курс лечения антибиотиками и противогрибковыми препаратами. Все поправились, кроме совёнка со звёздочкой во лбу...
Звёдочкин, так мы его назвали. Мы сделали всё, что могли, понимая, что можно надеяться только на чудо... И мы надеялись на чудо. Как и он сам... Он очень хотел жить. Ингер подставил ему руку, он перешагнул на неё и поехал изучать мир... Ингер носил совёнка на руке по дому, подносил его к окнам, рассказывая про всё, что малыш видел. Совёнок смотрел на лес за окнами удивлёнными глазами, водил головой из стороны в сторону, приглядывался, прислушивался... Ингер просил его - не умирай. Пожалуйста... И он жил. До тех пор, пока мы не устали и не пошли спать... Мы посадили Звёздочкина в переноску под лампу. Через два часа я встала, чтобы проверить, как он... Но его уже не было.
Третий совёнок, самый здоровый из всех, Кузя, вскоре переехал в Северодвинск, в очень хорошую семью, где жил мой бывший пациент, мохноногий сыч Федя. Кузя и Федя подружились, стали не разлей вода, и уже который год Ирина, их приёмная мама, шлёт мне фото и рассказы об их проделках.
Четвёртый совёнок, Дуняша, и пятый - Илина Иголкина, стали неразлучными подружками-проказницами. О них я хочу рассказать отдельно - эта парочка терзала меня, как никто из сов, они постоянно хотели играть со мной, они подарили мне много часов ни с чем не сравнимой радости.
О Серафиме тоже отдельный рассказ. Маленькая принцесса, ужасная капризуля и вредина, нежная и милая, она любила спать на подушке возле моего лица, и встретила однажды своего прекрасного принца - Буку...
А шестой совёнок, тот самый злобный тигр, оказался, как я и думала, самым милым и ласковым существом.
Рагнеда Борисовна назвала его Раху. Но мне показалось, что это не подходящее для него имя, и я перевернула его наоборот. Стала звать его Ухарь.
После лечения мы выпустили его, уже почти полностью оперившегося, в комнату, которую мы называли большой совятней. Там жили большинство ушастиков.
Ухарь ел из рук, его можно было гладить, даже целовать - в клюв, в лоб, в щёчки. Он совершенно не проявлял агрессии. Он просто перестал бояться - увидев других сов, живущих радостно, и спокойно общающихся с нами.
Когда он приехал к нам, он был в таком возрасте, когда совятам нужны учителя. Другие совята-слётки в такой ситуации выбирали себе маму - кого-то из взрослых сов-девочек, кто будет о них заботиться, опекать. Но Ухарь выбрал себе папу. Ушастого совина, Богатыря, отважного и независимого. Ухарь летал за Богатырём всюду, как хвостик, и старался повторять в точности всё, что тот делает. Когда Богатырь летел купаться, Ухарь сидел рядом и ждал, когда его учитель выпрыгнет весь мокрый из кюветы - после этого плюхался туда сам и плескался, при этом внимательно наблюдая, что делает его кумир. Когда Богатырь брал какую-то игрушку, Ухарь был рядом и смотрел, а потом играл с этой игрушкой сам. Когда Богатырь прилетал поохотиться на мои ноги под одеялом, Ухарь летел следом. Богатырь ловил мои ноги мастерски - точными движениями, сильно сжимая пальцы, никогда не промахиваясь. Прицельно схватит - и улетает. Ухарь старался повторять каждое его движение. Однажды Богатырь завис над одеялом, как вертолёт, прежде чем сделать бросок - после этого Ухарь точно так же завис, как вертолёт, хотя этого уже не требовалось... я не могла не рассмеяться, но при этом восхищалась увиденным.
Я чувствовала огромную благодарность за доверие ко мне этих существ, с кем мы стали так близки. Они, не стесняясь, демонстрировали мне все свои сильные и слабые качества. Я была среди них своей...
Но однажды я решила, что у Богатыря слишком отросли когти, нужно их подрезать.
Я пришла в совятню с большим сачком из рыболовного магазина. Мы этим сачком всегда ловили сов, когда это требовалось. Ухарь прежде никогда не видел сачка. Он и его учитель, Богатырь, сидели в застеклённой лоджии. Дело было днём, они в полудрёме смотрели на лес. Я зашла, взмахнула сачком... и Богатырь затрепыхался в сетке.
Ухарь это видел.
Он видел, как его учителя, с которого он брал во всём пример, поймали. Поймали люди, которым он верил...
Я подрезала Богатырю когти и выпустила его, встрёпанного, растерянного.
С этого момента Ухаря как подменили...
Он больше не летал за Богатырём. И перестал к себе подпускать нас...
Целыми днями он сидел неподвижно в лоджии на присаде из верхушки сосны, держа в руках белого игрушечного медвежонка.
С наступлением сумерек он начинал летать - с этим медвежонком в руках. И жалобно звал маму... Чего не делал раньше никогда.
Он прилетал на руку за едой каждый вечер, как и раньше... но теперь - обязательно с медвежонком в руках. Быстро хватал одной лапой кусочек мяса, в другой держал игрушку... И сразу улетал. Потом прилетал, как и остальные совы, к миске, но всегда, всегда - с медвежонком в руке...
Он перестал общаться не только с нами, но и с другими совами. Если кто-то из сов прилетал и садился рядом, он тут же срывался с места, жалобно крича.
Мы не знали, что с этим делать. Он как будто закрылся от всех и хотел, чтобы все оставили его в покое...
Но он нормально питался и был здоров, поэтому мы решили просто наблюдать.
Такое состояние длилось у него года полтора. Он звал маму всё реже, начал иногда летать без игрушки, постепенно стал общаться с другими совами, разговаривать с ними.
Но больше никогда не подпускал к себе нас, чтобы его погладили.
***
Однажды вечером, когда прошло уже несколько лет, мы с Ингером, как обычно, устроились за ужином посмотреть кино. Вдруг на руку Ингера прилетела сова. В полумраке поначалу мы не поняли, кто это. А это был Ухарь, и он начал есть с тарелки жареную картошку. Мы были потрясены... Из всех наших сов только Богатырь когда-то прилетал к нам, чтобы поесть из наших тарелок - эта привычка осталась у него с раннего детства, из семьи, в которой он жил до нас.
Ухарь, наш нелюдимый, замкнутый совин! Прилетел, степенно уселся на руку и разделил с нами трапезу.
А Богатырь сидел неподалёку на полке и смотрел на нас.
Мне показалось, что он улыбается.