(no subject)
Недавно случился спор о смысле последней строфы в стихотворении Инны Кабыш:
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен перезимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах...
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет...
Есть ли в «мертвых сугробах» и в заключительном «выхода нет» безнадежность и мрачность? Мне кажется очевидным, что нет, противоположный там смысл. Пробую разобраться.
Метафора спокойной и подчеркнуто прозаической верности мужу, которая с самого начала оформляет тему отношений с родной страной, так серьезна, что по идее должна до конца сохранять своё утвердительное, «положительное» качество. Думаю, что так и есть: про любовника явно насмешливо сказано, свысока, а из этого видно, что тут не будет никаких прогрессивных свободолюбий и прав, никто их тут защищать не станет. «И негде варенье держать» вообще на ядовитейший сарказм похоже, замаскированный под простодушие. Тут еще мастерски сделано, что эта тема одновременно метафора, параллельная по своему масштабу и уровню варке варенья в июле, и обычная сюжетная деталь, как одно из последствий сделанного выбора.
Вторая строфа к теме несуетливой верности добавляет тему основательности, укорененности человека в жизни, в ее повседневных заботах: «тот жить собирается долго…». Поскольку стихотворение по главной цели своего высказывания целиком выстроено как полемическая реплика, направленная на дискредитацию определенного умонастроения, все его тематические обертоны представляют собой антонимы к нему. Тот набор ценностей, с которым автор полемизирует, закреплен, равно как и тот, которого придерживается автор, в давно разработанных и обладающих примерно равной силой культурного воздействия культурных формах, поэтому они узнаваемы практически с любого намека. Так, вторая строфа явно работает на значимом отсутствии разоблачений косности или неповоротливости заедающей среды, а следом и на отсутствии тоски о сладкой вольности гражданства. Со «своей» ценностной стороны автор еще и насмешничает: истовое и торжественное, такое же, как в описании варки варенья у Левина в именье, «снимание пенок» двоится, одновременно поражая все то легкомысленное, по-хлестаковски легкое, связанное в родном языке со словом вертопрах, что задано в стихотворении темой сахара и любовника. «Гробит короткое лето» - явная насмешка про взвинченно-патетическую ценность единственной жизни, на которую напирают противники такой прозы жизни и традиции, какие, наоборот, утверждаются у автора.
И вот в третьей строфе - как же все это может обратиться в уныние и мрачность, при таких вводных? Здесь автор представляет как предмет гордости все неудобства и суровости жизни: и чад расплавленной кухни, и мертвые сугробы, и отсутствие выхода. Автор превращает это «выхода нет» в похвалу и одобрение, вместо тревоги и огорчения, с которыми это словосочетание накрепко связано. Средствами поэзии автор лишил слово «выход» безусловно положительного значения. Это стихотворение утверждает, что выход бывает и пошлым, он может означать малодушие, трусость, некрасивую изнеженность души.
То ли дело - «по мертвым сугробам // ползти на смородинный запах…»
Еще в этом стихотворении хорошую службу ему сослужила грамматика, а именно - требование мужского рода для всех форм, связанных с местоимением "кто", в результате чего оказывается снятой гендерная привязка лирического героя - даже про "жить собирается с мужем" сказано "тот", а не "та". Эффект примерно тот же, что в стихотворении Лермонтова про сосну и пальму, где тоже отсутствует гендерная привязка этих образов (имеющаяся в оригинале), - что существенно расширяет содержание. (Наблюдение С.Ломинадзе).
Так и здесь,сугубо "романтический" элемент оказывается приглушенным, отодвигается на второй план, а в качестве существенных звучат другие содержательные грани данной темы.