Самооценка, самосознание, самоподдержка или почему не будет «все хорошо»?
Саша (девочка, 3 года), рыдая:
- Ирина Анатольевна! Петухов сказал, что я Баба Яга.
Ирина Анатольевна (воспитательница):
- А ты сама как думаешь, кто ты? Надо иметь свое мнение.
Меня очень радует тот факт, что в русскоязычном (около)психологическом поле становится все больше людей, которые могут складывать слова в предложения и даже ставить эти предложения в таком порядке, чтобы возникал связный текст. Вот только некоторые слова продолжают употребляться не по назначению. Сегодня (как всегда, вдохновленная разговором с одной из своих клиенток) я вдруг решила поговорить о тех трех словах, которые вынесены в заголовок текста: самооценка, самосознание, самоподдержка. Согласитесь, слова знакомые? Если вы считаете, что знаете разницу между ними, не читайте дальше.
Условимся для начала, что частота обращений к слову в поисковиках положительно коррелирует со степенью его представленности в массовом сознании. Результаты поиска по этим словам в «народном» поисковике такие:
Самооценка - 2 млн. ответов; самосознание - 1 млн. ответов; самоподдержка - 51 тыс. ответов;
Баловства ради я забила в строку поиска название народно же любимого «баяна», написанного мной лет десять назад, Ликбез для будущего папы - 527 тыс. ответов. Результат меня поразил. 527 тысяч человек (в месяц?) спрашивают у интернета, как заставить мужчину почувствовать себя беременным, а что такое самоподдержка, интересуется при этом в десять раз меньше. Изумительно, что людей так сильно волнуют неважные вещи. Меж тем, о важных они почти не задумываются. В этом виден удручающий дефицит нашей самоподдержки, и я хочу поговорить об этом подробнее. Но начну не с нее, а со слов, которые часто используют вместо нее.
Самооценка и самосознание -
… очень близкие понятия. Литобзор, который мог бы охватить оба эти понятия всерьез, займет много страниц, поэтому начинать не будем. Достаточно того, что одна из первых же открытых мной статей начиналась словами «Понимание самосознания связано с серьезными трудностями». Не согласиться сложно, поэтому далее предлагаю мои собственные рассуждения о том, что такое самосознание, в тех ровно пределах, в каких это может быть полезно обычному человеку, если он не Гегель.
Говорить о самосознании у ребенка можно тогда, когда он начинает отделять себя от матери. Разумеется, любая цифра, обозначающая здесь возраст - условность, но допустим, примерно 1 год. (Ясно, что иногда этого не происходит и в 30 лет). Самосознание взрослого человека в первую очередь предполагает восприятие собственного тела и его места в системе других тел и событий физического мира, отдельно от всего вышеназванного. Проще говоря, самосознание - это отдавание себе отчета в том, что я - это именно я. Например, я - Полина, женщина, мне 42 (я помню день своего рождения). Сию секунду я нахожусь в Москве (к сожалению), столице РФ (еще хуже). И пишу эти строки, сидя в рабочей зоне своего небольшого уютного кабинета, очень удачно отделенной от клиентской зоны полукруглой аркой. За окном шумит Центральное Чертаново (увы, не Лос-Анджелес), но стеклопакеты хороши, и я могу при желании закрыть окна и совсем забыть о шуме. Если в возникшей тишине я решу, что за окном Лос-Анджелес, со мной что-то не так. Психиатры скажут: нарушена аллопластическая ориентировка. А если я решу, что я и не Полина вовсе, а, скажем, Рита Резник, то, стало быть, нарушена и аутопластическая тоже. И в целом - нарушено самосознание.
Еще одна важная работа самосознания состоит в том, чтобы заглядывать «в себя». Сюда относится все, что касается самовосприятия состояний и структур сознания, о котором говорит феноменология устами Гуссерля, и не только. По идее, вооружаясь собственным сознанием, я могу наблюдать за собой, а также - за тем, как я это делаю (наблюдаю за сознанием). То есть, описывая вам свой кабинет, Чертаново за его окном и фантазии про Лос-Анджелес, я могу по ходу дела отметить, как сортирую, о чем говорить, а о чем - нет. Также я отмечаю, как 1) мне слегка неприятен тот факт, что я в Чертаново (а оно сами знаете, где), как 2) фантазии о Лос-Анджелесе вызывают во мне смутную печаль и как 3) мне слегка неприятен в целом тот факт, что мне это 1) неприятно и 2) печально. (Только кажется, что все это слишком сложно. Любой уважающий себя выпускник второй ступени Гештальт Института умеет и не такое).
Способность сознания заглядывать в себя называется рефлексией, а она по праву считается высшей формой самосознания. Это вполне понятно: заглядывать в себя станет не каждый. По некоторым мнениям Я - есть продукт рефлексии, впрочем, тоже с некоторыми оговорками. Скажем, если вы - Гордон Уиллер, уже не факт.
Способность сознания поворачиваться извне вовнутрь (и обратно) является необходимым условием восприятия внешнего мира, как существующего независимо от воспринимающего субъекта. В связи с этим также крайне важна работа сознания по дифференциации реальности на внешнюю и внутреннюю. Работа эта столь же утомительна, сколь сложна, и в своих самых сложных аспектах далеко не всегда успешна.
Так, нам довольно легко ответить себе на вопрос, снаружи или внутри нас находится «рогалик» с маком до начала дружеского чаепития. Пока «рогалик» не съеден, он есть наша внешняя реальность. Хотя, поскольку мы о нем (о рогалике) частично думаем, то он есть также реальность немного и внутренняя. Не он сам, впрочем, а его репрезентация. По мере поедания, рогалик (и мак тоже) все в большей степени превращается в нашу внутреннюю реальность, перемещаясь извне вовнутрь вместе с чаем. А репрезентация рогалика из внутреннего психического плана тем временем исчезает, уступая место каким-то иным объектам (возможно, утолив первый голод, вы начнете наконец замечать друзей, с которыми пьете чай). Если все пойдет хорошо, рогалик с чаем еще напомнят о себе через какое-то время приятным чувством тепла и сытости, а затем забудутся. В случае, если рогалик был плохим, и организм с ним не справился, мы вспомним его еще не раз. Риторический вопрос: рогалик - это внутренняя реальность или внешняя?
В случае тонких материй дело обстоит еще сложнее. Не буду долго рассуждать, а просто напомню вам один абсолютно неприличный, но выразительный анекдот. (Я сопоставляю его с историей о рогалике вовсе не по принципу перемещений пищи туда-сюда).
Итак, трамвай, час-пик, напротив женщины покачивается «в стельку» пьяный мужчина. Его мутит. На резком повороте мужчина не справляется с организмом и основательно пачкает женщине пальто.
Женщина, обретя дар речи, восклицает:
- Мужчина, вы свинья!
Мужчина ненадолго трезвеет, несколько секунд брезгливо рассматривает женщину и парирует:
- Т-ты на себя-то п-посмотри.
Анекдот - гротескное изображение феномена проекции, когда в других мы видим и осуждаем то, что на самом деле принадлежит нам, но нами вытеснено.
Риторический вопрос: кто из них, все же, свинья?
В заключение о феномене самосознания нужно сказать следующее. Самосознание подобно бортовому компьютеру с навигацией. Чем яснее у человека самосознание, тем лучше он понимает, кто он, где находится, в каком он состоянии, куда движется и какими располагает ресурсами. Мы еще вернемся к тому, почему это все очень важно.
***
Самооценка
Понятие самооценки носит сильный социальный (нарциссический) оттенок. Авторы, пишущие на эту тему, так или иначе, указывают, что самооценка связана с уровнем притязаний и успешностью, и формируется в основном двумя вещами: сравнением себя с другими людьми (и их успехами) и сравнением собственных успехов со своими же притязаниями (сравнением образа себя с образом идеального себя). Добавлю, что самооценка (и уровень притязаний) также сильно связаны с самосознанием, а последнее сильно связано с ранним детским опытом. Самосознание формируется в контакте с ключевыми взрослыми. Именно они впервые учат ребенка отличать свое и чужое, как внешнее, так и внутреннее. И если кто-то из них, скажем… тошнил на ребенка, а потом обзывал его же свиньей, у такого человека будут очень сильные проблемы с пониманием, кто он, где находится, что делает и за что в мире несет ответ.
Вообще, я считаю понятие самооценки достаточно вредной вещью. Сам факт его использования уже указывает на наличие злокачественного расщепления между актуальным положением дел и идеальным образом Я, к которому нужно стремиться (false self / real self), что мгновенно отсылает нас к нарциссической теме. В этом смысле дискурс на тему «поднять самооценку» выглядит также весьма несимпатично. Понятно, что чем лучше удалось ее «поднять», тем сильнее увеличивается разрыв между реальностью и тем, кем герой беседы никак не является. Мы мгновенно имеем дело с нарциссической ретравматизацией и так далее, и так далее…
(Народный поисковик: «Поднять самооценку» - 1 млн запросов; «Тренинг поднять самооценку» - 1 млн запросов)
Самоподдержка
В русскоязычных источниках (я проверила две первых страницы топа) понимается, как умение хвалить или подбадривать себя в трудный жизненный момент. «Все будет хорошо», «Не грусти, малыш», «До свадьбы заживет», «В следующий раз получится» и др. В общем, по внешнему рисунку и внутренней сути дела под самоподдержкой (по крайней мере, в русскоязычном поле) понимают собственную способность актуализировать Внутреннюю Архетипическую Бабушку.
Русская Архетипическая Бабушка - это доброе, некритичное, любящее существо, с вязаньем, вареньем и пирожками, которое призвано давать не выросшему еще человеку безусловное принятие в его исконно-посконном виде: через еду, тепло и утешение. Без упреков и обвинений. Внутренняя Архетипическая Бабушка - очень важный для русскоязычного человека персонаж. Однако я предлагаю называть его (ее) не самоподдержкой, а самоподпоркой. Ясное дело, эти два слова сильно похожи, но на будущее мне бы хотелось избавить понятие самоподдержки от инвалидизирующего оттенка. Вместе с тем не нужно думать, будто я плохо отношусь к бабушкам, напротив! У меня их было две, и если бы не они, то и я бы не (с).
Selfsupport
Казалось бы, английский эквивалент русского слова «самоподдержка» - «selfsupport», калькой которого оно и является. Поискав, что пишут англоязычные люди по этому поводу, я утешиться не смогла.
Selfsupport:
«Having the resources to be able to survive without outside assistance» // oxforddictionaries.com/
(Наличие ресурсов для выживания без внешней поддержки)
«The supporting or maintaining of oneself or itself without reliance on outside aid» // thefreedictionary.com/
(Способность поддерживать себя без обращения к внешним ресурсам)
«Independent support of oneself or itself» // useful_english.enacademic.com
(Независимая поддержка человеком или существом самое себя) (...)
Получается, в обыденном английском языке это слово используется как синоним нашего «самодостаточность». Ни с биологической, ни с психологической, ни с физиологической, ни тем более с физической точки зрения никакая самодостаточность, конечно, невозможна. Бензин, суп, вода, деньги, кислород и жизнь однажды кончаются. Лучше всего об этом могут свидетельствовать те, кто погиб в подводных лодках, но они молчат. В общем, слово «самодостаточность» нам тоже не в помощь. Оно лишь может использоваться для условной ориентировки. («Насколько твой Васенька самодостаточен? - Ну, он приходит из школы и сам греет суп, но как уроки сделает, начинает мне на работу звонить»).
Самоподдержка в гештальт-терапии
Хочу рассказать немного о том, как понимается слово «самоподдержка» в совеременной гештальт-терапии, с которой я себя ассоциирую. Самоподдержка для гештальтиста - это идентификация со всем тем, что есть (а не с тем, чем или кем я никогда не являлся). Чем лучше у человека работает самоподдержка, тем полнее он способен идентифироваться со всей своей чувственной и потребностной сферой, включая желания (в том числе противоречивые) и осознаваемые дефициты. Собственно говоря, самоподдержка - и есть процесс этой идентификации.
Так, в ситуации какого-либо острого провала примером адекватно функционирующей самоподдержки будет признание: «Я очень расстроен, переживаю крушение надежд. Я в горе, и хочу оставаться в нем какое-то время». Неадекватными с точки зрения самоподдержки являются такие действия, как игнорирование остроты переживания и заявления вроде: «Зато я неимоверно крут в вязании крючком», «Это не провал, а успех. Я победил в себе труса» или «Ничего страшного не произошло, не больно-то и хотелось». Понятно, что все эти идеи лишь уводят героя от сути дела, поскольку с их помощью человек пытается изменить свое реальное переживание и помешать себе осознанно находиться там, где он есть. А суть переживания в том, чтобы… принять поражение.
Потому, что только в этом случае можно:
- максимально полно почувствовать случившееся;
- максимально адекватно принять решение о том, что делать дальше;
Именно телесная, чувственная и смысловая идентификация с тем, что в данный момент есть, позволяет совершаться с нами дальнейшим изменениям. Так, признавая собственный провал, оставаясь какое-то время в переживании горя (печали), человек осваивает истинное положение дел.
Скажем, полно пережив некое фиаско, можно затем трезво обдумать, насколько разумны дальнейшие вложения в эту тему. Стоит ли дальше продолжать поступать в Сорбонну, сдавать на кмс по керлингу (бывает такое?) или атаковать любовью принцессу? Возможно, сопоставив остроту переживаний с объемом усилий, необходимых для победы, один выберет продолжать борьбу, а второй решит переключиться на нечто иное: поступить в Пединститут, по выходным бегать по парку и жениться на дочке главбуха. Добавим шепотом: еще неизвестно, кто из них лет через двадцать скажет, что счастлив, но и тот, что предпочел «борьбу», и тот, что «сдался», приняли единственно верные для себя решения, если смогли хорошо их обдумать и прочувствовать. Забегая вперед, скажу, что уверена: счастье (на мой взгляд) = адекватная самоидентичность.
В этом контексте можно несколько иначе взглянуть на некоторые привычные языковые штампы, которые замутняют и без того мутное общественное сознание. Что, например, такое «найти самоподдержку»? Если придерживаться договоренности, что самоподдержка - это идентификация с тем, в чем я реально нуждаюсь (или с тем, кто я реально есть), то искать тут особо нечего. Речь не о том, как найти самоподдержку, а о том, как мы ее теряем. И наша цель тогда - понять, какими способами мы мешаем себе идентифицироваться с нашими реальными чувствами и потребностями. Скажем, Васенька, который приходит из школы и, проголодавшись, сам греет себе суп (не важно, что сварила его мама), в нашем понимании обладает хорошей самоподдержкой. И когда он звонит маме на работу потому, что соскучился, он снова обладает хорошей самоподдержкой: идентифицируется с потребностью услышать маму, и делает то, что может этому помочь. А Денис, находящийся в ссоре с мамой с прошлых выходных (застигнут курившим в форточку), игнорирующий ее суп «назло», и в мстительной тоске сидящий у окна - обладает низкой самоподдержкой: иных способов поддержать себя кроме супа у него все равно нет, другой мамы - нет, и все равно скоро придется встать и идти на кухню, только самооценка будет дополнительно поранена тем, что «не сдюжил».
Межличностное манипулирование как дефицит самоподдержки
О манипулировании принято говорить с осуждением. Общественное русскоязычное сознание лучше всего помнит Эрика Берна, хотя, конечно, лучше читать Кляйн, Кохута, Кернберга, Винникотта. Под психологическим манипулированием понимается такой поведенческий стиль, когда один человек вынуждает другого вести (или чувствовать) себя определенным (ему выгодным) образом, не давая прямо это понять. Выгода манипулирования ясна: человек получает то, чего хотел, без присвоения авторства просьбы. Таким образом, манипулирование дает возможность обладания чем-то, оставаясь в тени. Как следствие, манипулятор освобожден от благодарности в случае успеха, и от явного переживания фиаско в случае отказа.
В традиционной коннотации манипулятор - человек нехороший, и писать о нем принято без сочувствия. Тексты о манипуляции обычно предназначены тому, кто от нее пострадал. В них учат защищаться от манипулирования, причем предлагаемые способы борьбы сами по себе манипулятивны. ( «Когда тебя спросят, выводил ли ты собаку, ответь: Нет, а ты?», др.) Понятно, почему это именно так, если учесть парадигму нападения, в которой предлагается рассматривать феномен манипуляции.
Интересно, что будет, если попробовать рассмотреть этот феномен как дефицит самоподдержки? Что, собственно говоря, может заставить человека косвенно вынуждать другого что-то делать, не раскрывая своих истинных нужд, как не дефицит самоподдержки? Опыт принятия, когда тебе разрешалось просить (и быть просимым:), опыт разрешения быть слабым и не защищаться, опыт позволения нуждаться в помощи и открыто говорить о своих нуждах - создает людей, которым не нужно манипулировать другими. Опыт, что отказ, это не отвержение, и поэтому получать отказ не стыдно, создает людей, которые не боятся отказов. Отношения же, где отказ использовался в качестве давления или мести, а игнорирование нужд - как управление поведением, создает манипуляторов.
P.S. Не уверена, что нужно после всего сказанного пояснять, почему никогда не будет «все хорошо», однако, поясню. Все хорошо не будет потому, что у всех разное «хорошо», а также разное «все». И лучше будет тем, кто будет, прежде всего, честен с самим собой и теми, кто рядом. Это я и называю самоподдержкой.
Литература:
Arnold Beisser, M.D. // The Paradoxical Theory of Change;
Jay Levin // Lecture notes on dialogue in Gestalt therapy;
Kernberg Otto F. // Borderline Conditions and Pathological Narcissism;
Эрик Берн // Игры, в которые играют люди;
В. А. Лекторский // Самосознание;
Гордон Уилер // Гештальт-терапия постмодерна;
И так далее :) (c)
Набор в базовую группу обучения гештальт-терапии открыт >>