Гаагские инквизиторы монтируют новые "доказательства", ожидая смерти Войислава Шешеля. Часть 3.
"Злые духи" витают над судом
Окончание статьи о судебном заседании от 21 сентября 2010 года в МТБЮ по предмету "Шешель" (IT-03-67)
От вопроса о состоянии здоровья подсудимого процесс плавно перешёл к вопросу о судебных издержках.
"Я получил письмо заместителя секретаря, - поведал суду Войислав Шешель. - Ранее я получил решение…, которым мне было отказано в оплате судебных издержек. Теперь получил новое письмо, где они говорят, что опять рассмотрят этот вопрос. Но заместитель секретаря Кен Робертс от меня требует, чтобы я изъяснился, - Шешель, сняв очки, зачитал: “…Было бы ценно Ваше мнение о степени сложности, которая могла бы быть присвоена (Шешель усмехнулся) процессу… на основе определённых критериев”.
…Вы знаете, что все дела поделены на три категории по сложности. Наиболее сложная - третья категория, и здесь защита оплачивается наиболее. Защита по третьей категории оплачивается выше в два раза, чем защита по первой категории.
Это письмо - доказательство верха безобразия. Много лет секретариат оценивал, что моё дело относится к третьей категории… По третьей категории они оплачивали первому назначенному адвокату Александру Лазаревичу… и навязанному адвокату Дэвиду Хуперу и его девушке О'Ши. Все оплачены по третьей категории, а сейчас меня заместитель секретаря спрашивает о моём мнении, какая категория бы должна быть!
И знаете, что я сделал? Ничего. Не хочу отвечать на такой глупый вопрос…"
Шешель попросил предоставить ему все данные об оплате защиты по всем другим процессам с начала деятельности МТБЮ; заявил, что должны платить с первого дня его пребывания в трибунале; предложил бюджет защиты привести в соответствие с бюджетом обвинения, изучить: сколько людей обвинение привлекло к участию по его делу, сколько было по делу расходов; заметил, что требует оплаты не для себя, а для своей юридической команды и указал, что члены его юридической команды имеют доказательства о проделанной работе.
Снова встал вопрос об участии Зорана Красича, которого ранее суд отстранил из-за общения с прессой и общественностью.
"Зоран Красич, - заметил Шешель, - должен быть равноправным советником с остальными… и должен иметь возможность привилегированного контакта со мной… Он знает все тайны этого суда… В этом главном процессе юридическими советниками будут: Зоран Красич, Борис Алексич, магистр Деян Мирович, а кейс-менеджером будет Неманья Шарович".
По вопросу о требовании обвинения изменить список свидетелей, Шешель заявил, что против этого по причине того, что возражает, чтобы обвинение приводило своих сотрудников.
Также Шешель категорически воспротивился требованию обвинения о новом рассмотрении показаний Милана Бабича.
"Я против, - пояснил Шешель, - так как Милан Бабич совершил самоубийство, потому что со стороны обвинения и трибунала был поставлен в безвыходное положение… Он совершил самоубийство в течение свидетельствования. В один день завершил давать показания и должен был прийти на следующий день продолжить, а он той ночью повесился. Я имею заявление его супруги, что его семья была третирована после данных обещаний о том, что будет спрятана за границей..."
Высказался против Шешель и в отношении другого требования обвинения о приобщении доказательств без допроса свидетеля в суде.
"Обвинение мотивирует свои причины разной… риторикой, а если посмотреть, что это за доказательства, увидите, что во многих случаях речь о новостных статьях…, тут есть некоторые выдержки из моих книг, интервью и так далее… Не могут быть по этим причинам документы включены в список, нельзя нарушать принцип устности. Каждый документ, который включается в список, должен здесь, в суде… быть представлен. Обвинение просит, я противлюсь или соглашаюсь… А так нельзя. Такое возможно в гражданских процессах… - заметил Шешель, демонстративно потрясая бумагами - В уголовных процессах нигде в цивилизованном мире так документы не могут быть включены в список".
Шешель возразил против ещё целого ряда требований обвинения, в том числе о включении в список доказательств приговоров национальных судов.
Отдельно был затронут вопрос о свидетеле № 026, чьи показания также пыталось приобщить обвинение.
"Господа судьи! - обратился к суду Шешель. - Вы, наверное, знаете, что я подал новое заявление о возбуждении уголовного дела трибуналу с заявлением свидетеля 026… Во-первых, свидетель 026 сейчас находится в плохом состоянии здоровья, но не настолько плохом, что не может свидетельствовать… Он дал мне новое заявление… Он заявил, что ранее в одном процессе ложно свидетельствовал и рассказал все детали о том…"
Председательствующий Жан-Клод Антонетти на это заметил, что суд хотел его допросить, но специалисты заключили, что он не может давать показания по состоянию здоровья. Чтобы не подвергать здоровье свидетеля опасности, Жан-Клод Антонетти указал на то, что хотел бы видеть документы, что он может свидетельствовать.
"Господин председательствующий! - ответил ему Шешель. - Вчера вечером ко мне пришёл тюремный врач Паулус Фалке и настаивал, чтобы сегодня я не ходил в суд. Я вопреки этому пришёл… Свидетель может давать показания по видеосвязи. У нас был случай, что по видеосвязи заслушивали свидетелей, которые заявляли, что боятся летать. А эти свидетели летали самолётами и в Австралию, и в другие страны. А здесь мы имеем типичный пример свидетеля, который мог бы давать показания… по видеосвязи…"
Председательствующий отметил, что не знал, что Фалке предлагал Шешелю не приходить в суд.
"…Мне врач вчера вечером предлагал не идти в суд, - подтвердил ранее сказанное Шешель, - смотря, что судебное заседание - причина стрессовой ситуации. Я ему 15-20 минут объяснял, что я лучше себя чувствую в суде. Когда госпожа Латтанци прикрикнет на меня, я не ощущаю стрессовой ситуации. Стрессовая ситуация связана с другими вещами, с некими обстоятельствами в тюрьме, с длительным продолжением процесса… Чтобы я избегал появления в суде - ни за что на свете! Мне судебное заседание никогда не создавало стрессовую ситуацию. Может быть для вас иногда я выгляжу разнервничавшимся, поверьте, это натуральный облик моего поведения… Перед моими аргументами доктор Фалке отступил…"
Шешель взял в руки ещё один довольно толстый документ, заметив: "14 сентября получил письмо от господина Маркуссена…"
Документ касался показаний пятерых защищённых свидетелей. В них якобы упоминается его имя.
Шешель демонстративно начал перелистывать страницы, показывая содержимое. Бóльшая часть текста под предлогом недопустимости разглашения данных о защищённых свидетелях была закрашена и не читаема.
"И что я могу делать с эти материалом? - выказал видимое удивление Шешель. - Кто его может использовать?.. Потому я решил сегодня вернуть его обвинителю… Пусть он [Маркуссен] использует это, я - не хочу.
Думаю, я сказал всё, что на сегодня подготовил…"
Маркуссен не понял, к чему относятся слова председательствующего относительно того, что если будет возбуждено уголовное дело за неуважение обвинением суда, он может потребовать собственный отвод из процесса.
"Я сразу это понял. Вы сообщаете о своём возможном отводе в предмете о неуважении к суду против обвинителей и их следователей… Я сразу понял, а обвинитель нет, - съязвил Шешель. - И сейчас вы можете из этого оценить примерные различия в интеллекте, которые нас так непреодолимо разделяют".
Шешель рассмеялся.
Судья Латтанци, надув губы, с возмущённым выражением лица сделала ему замечание, что нельзя такое говорить в суде.
Председательствующий Жан-Клод Антонетти, с трудом сдерживая улыбку, заметил:
"Господин Маркуссен, я ясно выразился. Я сказал, это вошло в протокол, а господин Шешель это правильно понял, что я потребую свой отвод в процессе о неуважении к суду, и я привёл тому объяснение.
Я заявил, что мне требуется заключение amicus curiae [“друга суда”, то есть лица, сообщающего суду информацию по некоему правовому вопросу, вызывающему у суда сомнение]. В случае если есть основания для возбуждения уголовного дела [против обвинителей и следователей], я в этом случае пошлю своё письмо председателю суда с просьбой о своём отводе из процесса о неуважении к суду… Как сказал сам обвиняемый, над этим процессом витает некий “злой дух”, много сорного, и мы видим последствия, имеем [предварительное] заключение, которое длится почти 8 лет, состояние здоровья обвиняемого ухудшается, и в один момент я приму решение отказаться от участия в таком процессе, ведь, как записано в статуте, я имею моральную обязанность, которую имеете и вы, чтобы суд вершился быстро… Это правило. Это обязанность… Но сейчас я смиренно жду заключение об именовании amicus curiae. Уже больше месяца жду его имя. А его всё ещё нет…"
Жан-Клод Антонетти посетовал на то, что нелегко найти amicus curiae, который бы отвечал всем предъявленным критериям, но между десятками, а то и сотнями юристов хотя бы одного можно найти.
"И буду совсем искренен, господин Маркуссен, - разоткровенничался председательствующий судья Антонетти, которого, очевидно, тоже достали гнусные проделки обвинения, выражающие явное неуважение не только к обвиняемому, но и к самому суду, - в начале, когда было подано заявление, я имел намерение лично провести следствие в том деле, но судебная коллегия III приняла другое решение, и я тому решению подчинился. Однако считаю, что если бы я подключился к следствию, …оно бы уже давно завершилось… И думаю, что здесь нет ничего двусмысленного… Мой отвод относится исключительно на то дело [о неуважении к суду]…
Ситуация серьёзная, но не отчаянная…"
Жан-Клод Антонетти сообщил, что не может сказать, как скоро состоится следующее заседание, и в завершении пожелал Войиславу Шешелю от своего имени и от имени своих коллег быстрейшего выздоровления.
Трудно, конечно влезть в голову Жан-Клоду Антонетти и понять, что у него в действительности на уме, но некоторые вещи выглядят вполне очевидными. Между судьями появились серьёзные разногласия; Антонетти прекрасно понимает политический характер процесса и желание определённых сил исключить Шешеля не только из сербской политики, но и из жизни, и ему явно не нравится в этом участвовать. Возможно, ему даже противно, ведь он не может не видеть, что отсутствуют какие-либо доказательства вины Шешеля, да и может ли быть виновен в военных преступлениях человек, не занимавший в момент их совершения никаких государственных должностей, не имевший полномочий отдавать приказы и лично не воевавший?!
Утверждение обвинения, что Шешель, дескать, подстрекал к чему-то своими речами, в сущности своей абсурдно, ибо тогда придётся пересажать практически всех граждан бывшей Югославии. Да, есть прецедент в аналогичном МТБЮ трибунале по Руанде. Там за слова на долгий срок за решётку отправили известного руандийского певца. Но тот напрямую призывал к уничтожению одной из народностей, а Шешель - умный человек и ничего подобного никогда не говорил.
Что же касается добровольцев-шешелевцев, то даже, если предположить, что кто-то из них и совершил какое-то преступление (а это обвинение так и не смогло доказать), то не стоит забывать, что они были не какими-то паравоенными формированиями, а входили в состав регулярных войск: ЮНА или ВРС, и ответственность за их действия несут военные командиры. Обвинять же Шешеля в возможных преступлениях кого-то из его добровольцев, это всё равно, что обвинять Сталина в том, что какой-то советский солдат без суда и следствия пристрелил пленного немца. Ну не бывает войн, где бы одна из сторон не совершала никаких противоправных действий! Но Шешель-то приказов не отдавал. А обвинение апеллирует в основном лишь к сомнительным свидетелям, меняющим свои показания, данные ими на предварительном следствии под угрозами, да к документам, где кем-то всего лишь упоминается имя Шешеля, причём безотносительно к каким-либо преступлениям.
Жан-Клод Антонетти, как и весь юридический мир, безусловно, осознаёт невозможность вынесения обоснованного обвинительного приговора. Будь суд действительно независимым, наверное, Антонетти давно бы уже отпустил Шешеля на свободу. Однако председательствующий по регламенту вынужден считаться с мнением двух своих коллег и испытывает давление со стороны председателя всего Гаагского трибунала, "великого инквизитора" Патрика Робинсона, на которого в свою очередь давят хозяева и финансисты всего этого сомнительного заведения - США, Великобритания, Фонды Сороса и Рокфеллера.
"Злогласный" Фонд Сороса финансирует не только "святую конгрегацию гаагской инквизиции", но и нынешнюю сербскую власть. По крайней мере, именно на его деньги сербские демократы в 2000-м совершили первую из серии "цветных революций". По словам Милошевича, произнесённым им в зале гаагского судилища, Фонд Сороса финансировал также и Освободительную армию Косова.
Вот это и есть те самые "злые духи", что витают над процессом против Шешеля. Но кроме них есть ещё и те, кто на "духов" явно не тянет - так, подручные "душки". Это Маркуссен, не способный отстоять ни одну позицию обвинения, но благодаря покровительству "злых духов" затягивающий процесс. Секретариат, помогающий обвинителям во всех их гнусностях. Борис Тадич и прочие сербские демократы, боящиеся Шешеля, как чёрт крестного знамения, тоже в их числе. Разного рода лекари, не достойные своим поведением называться врачами…
Что и говорить, процесс этот явно с душком. Остаётся лишь надеяться, что поднятое общественное мнение не даст этим "злым духам" и их пособникам умертвить Шешеля, как некогда тем же способом лишили жизни Милошевича...