РОДИЛСЯ МЕРТВЫМ
Просыпался Пашка тяжело и неохотно. Шурша опавшей листвой, чирикали воробьи. Солнечные зайчики, проникая сквозь ветви кустов и деревьев, растекались по лицу и глазам. Их яркие лучи были видны даже через сомкнутые веки и не давали спать. Пашка повернул голову - лучи стали падать на затылок. Так лучше. Он потер ладонями глаза и лицо, однако просыпаться все равно не хотелось. Свежий воздух бодрил, но одновременно с этим напоминал, что в свои права вступает осень, и на скамейке уже так просто не поспишь.
Вдали послышалась музыка. Пашка оперся руками в деревянные брусья скамьи, на которой лежал и, приподнявшись, сел. "Где это я?" - немой вопрос встрепенулся в мозгу и заставил открыть глаза. Такое пробуждение было для Мигалкина не в первой, он огляделся и, увидев разбросанные вокруг памятники, кресты, надгробья и могильные холмики, понял - на кладбище. "Опять... Да что ж меня сюда так тянет?" - Пашка почесал затылок и стал шарить по карманам. Пусто. Умолкшая было музыка вновь пронзила ржавым скрипом организм - раз кого-то хоронят, значит, могут налить. Пашка поднялся и, не спеша, поковылял в ту сторону, откуда неслись звуки. Узкая тропинка вилась среди могил, петляя, теряясь и вновь проступая дорожкой от холмика к холмику. Взгляд невольно падал на памятники, фотографии, надписи…
Мигалкин присмотрелся и остолбенел. «Чумаков Григорий Ефимович… Родился в 1940 году… Умер в 2003… Прожил 30 лет…» Пашка задумался. «Из 2003 отнять 1940 будет 63, но никак не 30… Ошибка, наверное». Он бросил взгляд на соседнюю могилу. «Пеструхина Анна Фатьяновна… Родилась в 1938… Умерла в 1998… Прожила 22 года…» Тоже ошибка? Но на следующей могиле Мигалкин обнаружил такое же несовпадение. И на следующей… И на следующей… Ошалело замотав головой, он почти бегом бросился в сторону, где раздавались звуки траурного марша, однако не успел сделать и десятка шагов, как столкнулся со стариком, невесть откуда взявшимся, словно из-под земли.
- Куда бежишь, милОй? - улыбаясь, спросил Пашку мужичок.
Увидев в руках незнакомца лопату, метлу и верёвку со странным крючком на конце, Мигалкин понял, что имеет дело с кладбищенским служкой.
- Да чот вот не пойму я… - просипел Пашка. - Вот… Надписи на могилах…
- Что «надписи», родной? - продребезжал в ответ старческий голос.
- Не совпадают… Даты не совпадают… Родился, умер, а просчитаешь - написано другое…
- Хе-хе - ухмыльнулся старик. - Здесь хоронят не просто тех, кто жил, а тех, кто жил с пользой для людей, для народу. Остальные годы не в счет. Вот, например, - и он махнул рукой в сторону, где возвышался громаднейший склеп. - Бандит Пантелеев. Лёнька - так сказать, санитар нашего общества… Робин Гуд 20-ого века... Отбирал у богатеев награбленное и раздавал… Правда, не всем… только своим дружкам… Но им же от этого польза… Бандиты - тоже часть наших граждан. Пашка глянул в сторону и обомлел, не в силах сдержать удивление:
- Лёнька? Родился в 1902 году, убили в 1923, а живёт до сих пор??? - и Пашка ткнул пальцем в четко видимую надпись.
- Да! Живёт... - скромно ответил служка. - До сих пор в памяти народной...
- И много у вас таких? - взвизгнул Мигалкин.
- Нет. Но есть! Вот - и он махнул рукой в другую сторону - генерал Пронин.
«Майор Пронин?» - подумал Пашка.
- Нет, генерал! - словно прочтя его мысли, отрезал старик. - Майором он был в молодости. Шустрым, цельным, беспощадным. Старался - вышел в генералы.
На постаменте, превышающем все мыслимые и немыслимые размеры, подобно ВДНХовскому рабочему с молотом, но без крестьянки, стоял каменный исполин, одетый в НКВДшную форму. В его поднятой руке сверкал никелированный маузер, а у ног, обутых в сияющие сапоги, громоздились тела поверженных врагов.
- Обмундирование каждый год меняем. Лютует непогода, - совсем по-свойски, на ухо Мигалкину, прошептал мужичок.
Но Пашку поразило другое. На постаменте Пронина даты смерти не было вообще!
- Миф! Былинный герой, - поясняюще произнес старик. - Такие вообще не умирают…
Пашка задумался - о себе. «Полвека прожил, всё позади… Сколько ж лет мне напишут? Чем занимался? Какую пользу приносил? Школу окончил с серебряной медалью…»
- Школа не в счет - опять, словно читая Пашкины мысли, отрезал старик. - Знания ты для себя получал.
- А училище? Военное училище? - уже вслух спросил Мигалкин. - С красным дипломом…
- Людей убивать готовился с красным дипломом? Детей, женщин, стариков - на «отлично»? Какая ж от этого польза? - служка обнажил в улыбке гнилые зубы. - Хочешь попасть в Америку - поступай в ракетное училище?!
- Родину! Родину защищал!!! - заорал Пашка. - Афган! Звание досрочно получил. Два ордена!…
- Родину защищал? А кто на неё нападал? - тоже взревел мужик. - Венгрия? Чехия-Словакия? Афганистан? Два ордена… За что? В Афгане ты скока народу местнава угробил? Так кто каво и от каво защищать был должОн?
Пашкины ноги подкосились и он плюхнулся на стоящую рядом скамейку.
- Уволили тебя как? Да за что? - добивал его служка. - За пьяную драку! По дискредитации…
Тяжелые рыдания сотрясли согбённую Пашкину спину.
- Сейчас? Сейчас… - мужичок участливо похлопал его по плечу. - Ты на бирже, на безработице… Фактически - сидишь на шее у государства. Не работаешь! Какая счас от тебя польза народу? Чем занимаешься? Водку жрёшь да по бабам шастаешь… Паразитируешь, так сказать, на теле расеянском, кровь нашу пьёшь...
Он толкнул Мигалкина метлой в грудь. Тот почувствовал, как силы внезапно покинули его страдающий от похмелья организм и, качнувшись, упал к ногам мужичка.
- Ничаво, балезный, ни гарюй. Есь у нас и для тибя мистечко, - служка, нагнувшись, зацепил крючком воротник Пашкиного пиджака.
Мигалкин уже не мог сопротивляться, и, как бы со стороны, наблюдал за происходящим. Старик поволок Пашку в отдаленный угол кладбища. Возле ржавой ограды, среди заросших амброзией старых могил, Пашка увидел свежую яму. Он попытался отцепиться, взбрыкнул ногами, но силы уже вовсе покинули его, а старик, ехидно улыбнувшись, погрозил пальцем:
- Но, но! Не балуй… - и, отцепив крючок, сам, безо всякого напряжения столкнул Пашку в могилу.
Сквозь шорох засыпающей его земли Мигалкин услышал:
- Не переживай… Мы здесь всех таких хороним… И напишем - родился мёртвым…