1 сентября
1 сентября 2011 года. День уходит под завесу дождя.
Ранним утром сквозь колышущиеся занавески на кухню проникли уличные шумы. Это были не обычные аморфные шумы, они походили на нечто упорядоченное. Словно кто-то строил на улице ромбы и квадраты, вписывая из в стройные овалы. А потом раздалось: «Дважды два - четыре, дважды два - четыре…». В школьном дворе готовилась праздничная линейка. Эту песню я слышала много-много раз. Наверно, был только один год, когда в школе напротив изменили традицию и поставили что-то новое. Правда, вот что - в памяти не осталось, но осталось впечатление, что приехала проверка. И потому школьное руководство сразу же захотело продемонстрировать, в какой замечательной школе они работают и как разносторонне и творчески относятся к организации праздника Первого Сентября.
Сколько раз, помню, проходила по этому школьному двору мимо этой предпраздничной суеты. Оставляла её за спиной, гордая осознанием того, что я-то в этой дурацкой школе не учусь - моя школа чуть дальше. Там тоже линейка, там мой класс. И пусть мы не самые лучшие - хотя кто знает? - я считала, что мне есть чем гордиться. Впрочем, это наверное, было соперничество двух школ, ведь они нас, в свою очередь, тоже называли - «школа дураков». Что кривить душой, это отчасти было правдой: такого хулиганья, которое училось в нашей школе, можно было только поискать.
Изо всех первых сентября, не считая конечно, самого первого, больше всего запомнился мне переход в седьмой класс. Это был последний год в моей старой школе, но тогда я этого ещё не знала.
Приезжая из деревни, я привозила цветы. Обычно это были флоксы,. Они ехали в большой жестяной банке - как в вазе, потому что флоксы - очень нежные цветы и плохо переносят всякую транспортировку. Цветов должно было хватить на мою долю, и на долю Ирки. Так что в школу мы с ней шли с одинаковыми букетами.
В тот год на мне был красный шерстяной костюм с безрукавкой и новые, самые лучшие в мире, туфли-мокасины. Они были чёрные, спереди их украшала бахрома. Я чувствовала себя непринуждённо: так пробивался наружу мой индейский дух, которой гулял по лесным просторам целых три месяца, а в Москве вот только так и давал о себе знать. Но мокасины - и я не вру - были очень благородными. Это тоже сквозило из них, как обещание прекрасного из книжки со сказками. Они не были ни капли похожи на тот китайский ширпотреб, которым были наводнены в то время все вещевые рынки. А ведь именно они и служили тогда основным источником пополнения гардероба.
Итак, в руках у меня был букет, из-под безрукавки выглядывала белая блузка, а на голове - стрижка карэ - с которой я очень напоминала пажа при королевском дворе.
В то Первое Сентября в нашей школе сделали ремонт. Узнали мы это только когда поднялись внутрь. Стены на первом этаже выложили плитками. И на самом видном месте красовался осенний пейзаж. Символично, не правда ли?, неугасимое напоминание от Дне Знаний - Первом дне осени. И тогда - быть может, именно поэтому то Первое сентября так и запомнилось? - нас фотографировали. Как раз на фоне этого осеннего пейзажа.
На другой фотографии - запечатлены двое - моя лучшая подруга Ирка и я. Мы сидим на фоне светло-синего постановочного полотна. Она - в голубой джинсовой куртке, а ещё - на фото этого не видно, но я хорошо помню - на Ирке была чёрная плиссированная юбка, какие тогда носили почти все. И ещё - у неё были туфли на небольших каблуках, которые громко стучали, потому что Иркин папа сам ставил железные набойки.
Помню, что во всём Иркином облике чувствовалось стремление - быть взрослой. Во взгляде, наклоне головы. Иркины большие голубые глаза вглядываются в тебя, словно бы, она -неуловима, она знает много, она - прекрасна - что - чистая правда . Волосы обрамляют овал лица локонами короткого белокурого карэ. И, кажется - что это и есть олицетворение тинэйджера 90-х, кумиром которого были Queen и Горец.
Да, тогда первое прохладное дыхание осени донесло до меня отзвуки надвигающихся перемен. Ведь всё главное происходит как-то потихоньку, лишь потом, уже по факту, оглушая тебя оплеухой случившегося. Тогда-то, наверное, стали различимы контуры заканчивающегося детства, и тот другой, кто-то, с кем ты делил грусти и печали, уже отвернулся от этой прекрасной поры, и готовился в плавание по волнам юности…
Ранним утром сквозь колышущиеся занавески на кухню проникли уличные шумы. Это были не обычные аморфные шумы, они походили на нечто упорядоченное. Словно кто-то строил на улице ромбы и квадраты, вписывая из в стройные овалы. А потом раздалось: «Дважды два - четыре, дважды два - четыре…». В школьном дворе готовилась праздничная линейка. Эту песню я слышала много-много раз. Наверно, был только один год, когда в школе напротив изменили традицию и поставили что-то новое. Правда, вот что - в памяти не осталось, но осталось впечатление, что приехала проверка. И потому школьное руководство сразу же захотело продемонстрировать, в какой замечательной школе они работают и как разносторонне и творчески относятся к организации праздника Первого Сентября.
Сколько раз, помню, проходила по этому школьному двору мимо этой предпраздничной суеты. Оставляла её за спиной, гордая осознанием того, что я-то в этой дурацкой школе не учусь - моя школа чуть дальше. Там тоже линейка, там мой класс. И пусть мы не самые лучшие - хотя кто знает? - я считала, что мне есть чем гордиться. Впрочем, это наверное, было соперничество двух школ, ведь они нас, в свою очередь, тоже называли - «школа дураков». Что кривить душой, это отчасти было правдой: такого хулиганья, которое училось в нашей школе, можно было только поискать.
Изо всех первых сентября, не считая конечно, самого первого, больше всего запомнился мне переход в седьмой класс. Это был последний год в моей старой школе, но тогда я этого ещё не знала.
Приезжая из деревни, я привозила цветы. Обычно это были флоксы,. Они ехали в большой жестяной банке - как в вазе, потому что флоксы - очень нежные цветы и плохо переносят всякую транспортировку. Цветов должно было хватить на мою долю, и на долю Ирки. Так что в школу мы с ней шли с одинаковыми букетами.
В тот год на мне был красный шерстяной костюм с безрукавкой и новые, самые лучшие в мире, туфли-мокасины. Они были чёрные, спереди их украшала бахрома. Я чувствовала себя непринуждённо: так пробивался наружу мой индейский дух, которой гулял по лесным просторам целых три месяца, а в Москве вот только так и давал о себе знать. Но мокасины - и я не вру - были очень благородными. Это тоже сквозило из них, как обещание прекрасного из книжки со сказками. Они не были ни капли похожи на тот китайский ширпотреб, которым были наводнены в то время все вещевые рынки. А ведь именно они и служили тогда основным источником пополнения гардероба.
Итак, в руках у меня был букет, из-под безрукавки выглядывала белая блузка, а на голове - стрижка карэ - с которой я очень напоминала пажа при королевском дворе.
В то Первое Сентября в нашей школе сделали ремонт. Узнали мы это только когда поднялись внутрь. Стены на первом этаже выложили плитками. И на самом видном месте красовался осенний пейзаж. Символично, не правда ли?, неугасимое напоминание от Дне Знаний - Первом дне осени. И тогда - быть может, именно поэтому то Первое сентября так и запомнилось? - нас фотографировали. Как раз на фоне этого осеннего пейзажа.
На другой фотографии - запечатлены двое - моя лучшая подруга Ирка и я. Мы сидим на фоне светло-синего постановочного полотна. Она - в голубой джинсовой куртке, а ещё - на фото этого не видно, но я хорошо помню - на Ирке была чёрная плиссированная юбка, какие тогда носили почти все. И ещё - у неё были туфли на небольших каблуках, которые громко стучали, потому что Иркин папа сам ставил железные набойки.
Помню, что во всём Иркином облике чувствовалось стремление - быть взрослой. Во взгляде, наклоне головы. Иркины большие голубые глаза вглядываются в тебя, словно бы, она -неуловима, она знает много, она - прекрасна - что - чистая правда . Волосы обрамляют овал лица локонами короткого белокурого карэ. И, кажется - что это и есть олицетворение тинэйджера 90-х, кумиром которого были Queen и Горец.
Да, тогда первое прохладное дыхание осени донесло до меня отзвуки надвигающихся перемен. Ведь всё главное происходит как-то потихоньку, лишь потом, уже по факту, оглушая тебя оплеухой случившегося. Тогда-то, наверное, стали различимы контуры заканчивающегося детства, и тот другой, кто-то, с кем ты делил грусти и печали, уже отвернулся от этой прекрасной поры, и готовился в плавание по волнам юности…