По следам листригонов (фоторецензия)
Я давно уже обещала рассказать вам о современных балаклавских листригонах, да всё как-то праздники мешали. Наконец-то собралась. И решила сделать не просто рецензию на книгу о листригонах, а такую попытку увидеть прошлое через настоящее. Не знаю уж. что получилось...
Это типичный дворик в центре Балаклавы - старые двухэтажные дома, утопающие в зелени - ещё довоенной постройки, как говорят. Но удивительнее всего. что даже днём в Балаклаве слышно ту самую купринскую тишину, с описания которой и начинается его цикл рассказов под названием "Листригоны":
"Нигде во всей России, - а я порядочно ее изъездил по всем направлениям,
- нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в
Балаклаве."
Мы выбрались в Балаклаву и даже неожиданно, но приятно к нам присоединилась старшая дочка с мужем. Кстати, их тоже с полным правом можно назвать листригонами, так они живут в Балаклаве. На предыдущей фотке как раз дворик их дома. А здесь Фёдор что-то рассказывает про знаменитую Штольню (о, это отдельный разговор)!
Но начать хотелось бы с самого начала, т.е. с Куприна, который, собственно, и "обозвал" жителей Балаклавы листригонами (по имени мифического народа людоедов, сожравших моряков с 11 кораблей и оставивших в живых только самого Одиссея). Цикл рассказов Куприна "Листригоны" замечателен тем, что описывает быт и нравы дореволюционной Балаклавы с таким знанием и любовью, что невозможно не загордиться своими старинными земляками. А вот, собственно, и сам Куприн - стоит себе на набережной у самого входа, щедро принимая в свои объятия всех настоящих и будущих читателей, и запросто разрешает пофоткаться с ним:
А это я его отдельно сфотографировала - с тростью и шляпой)))
Взгляд писателя устремлён на современные парусные лодки и яхты потомков тех моряков-рыбаков, о которых он писал в далёкие годы своей юности:
"...Балаклава - этот оригинальнейший
уголок пестрой русской империи..." (рассказ "Тишина")
Это нынешние богатенькие листригоны и примазавшиеся образовали известный элитный яхт-клуб. Герб его красуется на тумбе набережной:
Чуть подальше лодочки попроще:
... а вот и хозяева - обсуждают свои мужские "листригонские" дела...
"Весь интерес рыбачьего поселка теперь сосредоточен только на рыбе.
В кофейнях у Ивана Юрьича и у Ивана Адамовича под стук костяшек домино
рыбаки собираются в артели; избирается атаман. Разговор идет о паях, о
половинках паев, о сетях, о крючках, о наживке, о макрели, о кефали, о
лобане, о камсе и султанке, о камбале, белуге и морском петухе."
Не могу удержаться))) Только что Фёдор показал мне торчащий из воды кусок мачты. Это года три назад весёлая компания балаков справляла новый год и утопила лодку прямо не выходя из бухты. Вот такие истории. Сразу вспомнился рассказ "Водолазы" о попытке поднять легендарный "Чёрный принц":
"Но самыми яркими и соблазнительными цветами украшено сказание о
затонувшей у Балаклавы английской эскадре. Темной зимней ночью несколько
английских судов направлялись к Балаклавской бухте, ища спасения от бури.
Между ними был прекрасный трехмачтовый фрегат "Black Prince", везший
деньги для уплаты жалованья союзным войскам. Шестьдесят миллионов рублей
звонким английским золотом! Старикам даже и цифра известна с точностью.
Те же старики говорят, что таких ураганов теперь уже не бывает, как
тот, что свирепствовал в эту страшную ночь! Громадные волны, ударяясь об
отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия Генуэзской башни -
двадцать сажен высоты! - и омывали ее серьге старые стены. Эскадра не
сумела найти узкого входа в бухту или, может быть, найдя, не смогла войти
в него. Она вся разбилась об утесы и вместе с великолепным кораблем "Black
Prince" и с английским золотом пошла ко дну около Белых камней, которые и
теперь еще внушительно торчат из воды там, где узкое горло бухты
расширяется к морю, с правой стороны, если выходишь из Балаклавы."
Будь Куприн жив, к его 8 новеллам прибавилось бы ещё столько же! А вы видите эту торчащую верхушку мачты? Я пыталась сфоткать ещё и заросшую водорослями саму лодку, но не получилось.
А это совсем уж простые "безлошадные" рыбаки. Собираются они на противоположном берегу бухты чтобы не мешать яхтсменам? Среди них попадаются очень удачливые.
Мужичок "в неглиже" на наших глазах вытащил буквально за пять минут три средние кефальки (вот одна на фотке серебрится):
... а потом радостно и щедро сообщил, что вооон плывёт дельфин, так что сейчас загонит в бухту рыбу, и улов будет сегодня особенно удачным. Подозреваю, что эта корзинка будет полной:
К сожалению, дельфина я так и не углядела. Интересно, по каким признакам он это определил? По-моему, совершенно гладкое море))) А у Куприна было так:
"Но чудесное, никогда не виданное зрелище вдруг очаровывает меня. Где-то
невдалеке, у левого борта, раздается храпенье дельфина, и я внезапно вижу,
как вокруг лодки и под лодкой со страшной быстротой проносится множество
извилистых серебристых струек, похожих на следы тающего фейерверка. Это
бежат сотни и тысячи испуганных рыб, спасающихся от преследования" (рассказ "Воровство")
Маленькие балаклавцы пока только сачками медуз вылавливают, да особо продвинутые с металлоискателем - монетки и железки ищут. Но у них ещё всё впереди.
А это выход из бухты. Сегодняшние листригоны занимаются ещё и организацией морских прогулок. На фотке виден прогулочный катер - везёт приезжих на мыс Айя, красивейшее место Крыма. Сейчас на него можно только полюбоваться с моря, а было время, когда мы там спокойно гуляли в ландшафтном заповеднике с уникальными крымскими деревьями, сохранившимися чуть ли не в единственном месте.
Интересно, что во времена Куприна этот вид бизнеса совсем не был развит.
"В Балаклавскую бухту, узкогорлую, извилистую и длинную, кажется, со
времен Крымской кампании не заходил ни один пароход, кроме разве миноносок
на маневрах. Да и что, по правде сказать, делать пароходам в этом глухом
рыбачьем полупоселке-полугородке? Единственный груз - рыбу - скупают на
месте перекупщики и везут на продажу за тринадцать верст, в Севастополь;
из того же Севастополя приезжают сюда немногие дачники на мальпосте за
пятьдесят копеек. Маленький, но отчаянной храбрости паровой катеришка
"Герой", который ежедневно бегает между Ялтой и Алупкой, пыхтя, как
зарьявшая собака, и треплясь, точно в урагане, в самую легкую зыбь,
пробовал было установить пассажирское сообщение и с Балаклавой. Но из этой
попытки, повторенной раза три-четыре, ничего путного не вышло: только
лишняя трата угля и времени. В каждый рейс "Герой" приходил пустым и
возвращался пустым. А балаклавские греки, отдаленные потомки кровожадных
гомеровских листригонов, встречали и провожали его, стоя на пристани и
заложив руки в карманы штанов, меткими словечками, двусмысленными советами
и язвительными пожеланиями."
Ещё один катер с туристами - поближе:
Хм...прошу прощения у профессионалов - горизонт завален, да? Но уж потерпите, пожалуйста. Потому что я ещё хочу показать вам сети. Об этом виде "листригонства" Куприн тоже рассказывал ещё в те времена:
"Я подхожу. Христо для виду требует домино, и в то время когда мы
притворяемся, что играем, он, гремя костяшками, говорит вполголоса:
- Берите ваши дифаны и вместе с Яни приходите тихонько к пристани.
Бухта вся полна кефалью, как банка маслинами. Это ее загнали свиньи.
Дифаны - это очень тонкие сети, в сажень вышиной, сажен шестьдесят
длины. Они о трех полотнищах. Два крайние с широкими ячейками, среднее с
узкими. Маленькая скумбрия пройдет сквозь широкие стены, но запутается во
внутренних; наоборот, большая и крупная кефаль или лобан, который только
стукнулся бы мордой о среднюю стену и повернулся бы назад, запутывается в
широких наружных ячейках. Только у меня одного в Балаклаве есть такие
сети.
Потихоньку, избегая встретиться с кем-либо, мы выносим вместе с Яни
сети на берег. " (рассказ "Воровство")
Уж не знаю, как они называют свои сети сейчас - но вот они расставлены в бухте в виде звезды:
И ещё одну традицию своеобразно поодерживают балаклавцы: традицию холодных ныряний. Вот как описывает крещенское ныряние Куприн в рассказе "Водолазы":
"Был солнечный, прозрачный и холодный день; выпавший за ночь снег нежно
лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых горах, а вода в заливе
синела, как аметист, и небо было голубое, праздничное, улыбающееся.
Молодые рыбаки в лодках были одеты только для приличия в одно исподнее
белье, иные же были голы до пояса. Все они дрожали от холода, ежились,
потирали озябшие руки и груди. Стройно и необычно сладостно неслось пение
хора по неподвижной глади воды.
"Во Иордане крещающуся..." - тонко и фальшиво запел священник, и высоко
поднятый крест заблестел в его руках белым металлом... Наступил самый
серьезный момент. Молодые рыбаки стояли каждый на носу своего баркаса, все
полураздетые, наклоняясь вперед в нетерпеливом ожидании.
Во второй раз пропел священник, и хор подхватил стройно и радостно "Во
Иордане". Наконец, в третий раз поднялся крест над толпой и вдруг,
брошенный рукой священника, полетел, описывая блестящую дугу в воздухе, и
звонко упал в море.
В тот же момент со всех баркасов с плеском и криками ринулись в воду
вниз головами десятки крепких, мускулистых тел. Прошло секунды три-четыре.
Пустые лодки покачивались, кланяясь. Взбудораженная вода ходила взад и
вперед... Потом одна за другой начали показываться над водою мотающиеся
фыркающие головы, с волосами, падающими на глаза. Позднее других вынырнул
с крестом в руке молодой Яни Липиади."
Эта традиция переродилась в ныряние с моста. Каждый истинный балаклавец мужского пола считает своим долгом хоть раз в жизни прыгнуть с моста у Второй штольни. Как бы ни была холодна вода, ныряльщиков это не смущает. Вот один уже бултыхается в воде. Увы, не получился снимок с прыжком - фотик подвёл.
Спрашиваю его, когда поднялся наверх: "Как водичка?" Сурово смотрит на меня, оценивает и медленно отвечает: "Холодновата."
.. Ну, ладно. А мы тем временем вспомнили, что у нас дома как раз подвялилась свежая ставридка, купленная на рыбном рынке Балаклавы неделю назад. Решаем срочно возвращаться домой и завершить "листригонский день" в лучших традициях Куприна -
По ходу заседания возникла совершенно новая идея: сделать этой осенью молодое вино и собраться всем вместе на его дегустацию.
"...
Я сижу, ослабев от дымного чада, от крика, от пения, от молодого вина,
которым меня потчуют со всех сторон. Голова моя горяча и, кажется, пухнет
и гудит. Но в сердце у меня тихое умиление. С приятными слезами на глазах
я мысленно твержу те слова, которые так часто заметишь у рыболовов на
груди или на руке в виде татуировки:
"Боже, храни моряка".
рассказ "Бешеное вино" Куприн, "Листригоны" 1907-1911 "
Это типичный дворик в центре Балаклавы - старые двухэтажные дома, утопающие в зелени - ещё довоенной постройки, как говорят. Но удивительнее всего. что даже днём в Балаклаве слышно ту самую купринскую тишину, с описания которой и начинается его цикл рассказов под названием "Листригоны":
"Нигде во всей России, - а я порядочно ее изъездил по всем направлениям,
- нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в
Балаклаве."
Мы выбрались в Балаклаву и даже неожиданно, но приятно к нам присоединилась старшая дочка с мужем. Кстати, их тоже с полным правом можно назвать листригонами, так они живут в Балаклаве. На предыдущей фотке как раз дворик их дома. А здесь Фёдор что-то рассказывает про знаменитую Штольню (о, это отдельный разговор)!
Но начать хотелось бы с самого начала, т.е. с Куприна, который, собственно, и "обозвал" жителей Балаклавы листригонами (по имени мифического народа людоедов, сожравших моряков с 11 кораблей и оставивших в живых только самого Одиссея). Цикл рассказов Куприна "Листригоны" замечателен тем, что описывает быт и нравы дореволюционной Балаклавы с таким знанием и любовью, что невозможно не загордиться своими старинными земляками. А вот, собственно, и сам Куприн - стоит себе на набережной у самого входа, щедро принимая в свои объятия всех настоящих и будущих читателей, и запросто разрешает пофоткаться с ним:
А это я его отдельно сфотографировала - с тростью и шляпой)))
Взгляд писателя устремлён на современные парусные лодки и яхты потомков тех моряков-рыбаков, о которых он писал в далёкие годы своей юности:
"...Балаклава - этот оригинальнейший
уголок пестрой русской империи..." (рассказ "Тишина")
Это нынешние богатенькие листригоны и примазавшиеся образовали известный элитный яхт-клуб. Герб его красуется на тумбе набережной:
Чуть подальше лодочки попроще:
... а вот и хозяева - обсуждают свои мужские "листригонские" дела...
"Весь интерес рыбачьего поселка теперь сосредоточен только на рыбе.
В кофейнях у Ивана Юрьича и у Ивана Адамовича под стук костяшек домино
рыбаки собираются в артели; избирается атаман. Разговор идет о паях, о
половинках паев, о сетях, о крючках, о наживке, о макрели, о кефали, о
лобане, о камсе и султанке, о камбале, белуге и морском петухе."
Не могу удержаться))) Только что Фёдор показал мне торчащий из воды кусок мачты. Это года три назад весёлая компания балаков справляла новый год и утопила лодку прямо не выходя из бухты. Вот такие истории. Сразу вспомнился рассказ "Водолазы" о попытке поднять легендарный "Чёрный принц":
"Но самыми яркими и соблазнительными цветами украшено сказание о
затонувшей у Балаклавы английской эскадре. Темной зимней ночью несколько
английских судов направлялись к Балаклавской бухте, ища спасения от бури.
Между ними был прекрасный трехмачтовый фрегат "Black Prince", везший
деньги для уплаты жалованья союзным войскам. Шестьдесят миллионов рублей
звонким английским золотом! Старикам даже и цифра известна с точностью.
Те же старики говорят, что таких ураганов теперь уже не бывает, как
тот, что свирепствовал в эту страшную ночь! Громадные волны, ударяясь об
отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия Генуэзской башни -
двадцать сажен высоты! - и омывали ее серьге старые стены. Эскадра не
сумела найти узкого входа в бухту или, может быть, найдя, не смогла войти
в него. Она вся разбилась об утесы и вместе с великолепным кораблем "Black
Prince" и с английским золотом пошла ко дну около Белых камней, которые и
теперь еще внушительно торчат из воды там, где узкое горло бухты
расширяется к морю, с правой стороны, если выходишь из Балаклавы."
Будь Куприн жив, к его 8 новеллам прибавилось бы ещё столько же! А вы видите эту торчащую верхушку мачты? Я пыталась сфоткать ещё и заросшую водорослями саму лодку, но не получилось.
А это совсем уж простые "безлошадные" рыбаки. Собираются они на противоположном берегу бухты чтобы не мешать яхтсменам? Среди них попадаются очень удачливые.
Мужичок "в неглиже" на наших глазах вытащил буквально за пять минут три средние кефальки (вот одна на фотке серебрится):
... а потом радостно и щедро сообщил, что вооон плывёт дельфин, так что сейчас загонит в бухту рыбу, и улов будет сегодня особенно удачным. Подозреваю, что эта корзинка будет полной:
К сожалению, дельфина я так и не углядела. Интересно, по каким признакам он это определил? По-моему, совершенно гладкое море))) А у Куприна было так:
"Но чудесное, никогда не виданное зрелище вдруг очаровывает меня. Где-то
невдалеке, у левого борта, раздается храпенье дельфина, и я внезапно вижу,
как вокруг лодки и под лодкой со страшной быстротой проносится множество
извилистых серебристых струек, похожих на следы тающего фейерверка. Это
бежат сотни и тысячи испуганных рыб, спасающихся от преследования" (рассказ "Воровство")
Маленькие балаклавцы пока только сачками медуз вылавливают, да особо продвинутые с металлоискателем - монетки и железки ищут. Но у них ещё всё впереди.
А это выход из бухты. Сегодняшние листригоны занимаются ещё и организацией морских прогулок. На фотке виден прогулочный катер - везёт приезжих на мыс Айя, красивейшее место Крыма. Сейчас на него можно только полюбоваться с моря, а было время, когда мы там спокойно гуляли в ландшафтном заповеднике с уникальными крымскими деревьями, сохранившимися чуть ли не в единственном месте.
Интересно, что во времена Куприна этот вид бизнеса совсем не был развит.
"В Балаклавскую бухту, узкогорлую, извилистую и длинную, кажется, со
времен Крымской кампании не заходил ни один пароход, кроме разве миноносок
на маневрах. Да и что, по правде сказать, делать пароходам в этом глухом
рыбачьем полупоселке-полугородке? Единственный груз - рыбу - скупают на
месте перекупщики и везут на продажу за тринадцать верст, в Севастополь;
из того же Севастополя приезжают сюда немногие дачники на мальпосте за
пятьдесят копеек. Маленький, но отчаянной храбрости паровой катеришка
"Герой", который ежедневно бегает между Ялтой и Алупкой, пыхтя, как
зарьявшая собака, и треплясь, точно в урагане, в самую легкую зыбь,
пробовал было установить пассажирское сообщение и с Балаклавой. Но из этой
попытки, повторенной раза три-четыре, ничего путного не вышло: только
лишняя трата угля и времени. В каждый рейс "Герой" приходил пустым и
возвращался пустым. А балаклавские греки, отдаленные потомки кровожадных
гомеровских листригонов, встречали и провожали его, стоя на пристани и
заложив руки в карманы штанов, меткими словечками, двусмысленными советами
и язвительными пожеланиями."
Ещё один катер с туристами - поближе:
Хм...прошу прощения у профессионалов - горизонт завален, да? Но уж потерпите, пожалуйста. Потому что я ещё хочу показать вам сети. Об этом виде "листригонства" Куприн тоже рассказывал ещё в те времена:
"Я подхожу. Христо для виду требует домино, и в то время когда мы
притворяемся, что играем, он, гремя костяшками, говорит вполголоса:
- Берите ваши дифаны и вместе с Яни приходите тихонько к пристани.
Бухта вся полна кефалью, как банка маслинами. Это ее загнали свиньи.
Дифаны - это очень тонкие сети, в сажень вышиной, сажен шестьдесят
длины. Они о трех полотнищах. Два крайние с широкими ячейками, среднее с
узкими. Маленькая скумбрия пройдет сквозь широкие стены, но запутается во
внутренних; наоборот, большая и крупная кефаль или лобан, который только
стукнулся бы мордой о среднюю стену и повернулся бы назад, запутывается в
широких наружных ячейках. Только у меня одного в Балаклаве есть такие
сети.
Потихоньку, избегая встретиться с кем-либо, мы выносим вместе с Яни
сети на берег. " (рассказ "Воровство")
Уж не знаю, как они называют свои сети сейчас - но вот они расставлены в бухте в виде звезды:
И ещё одну традицию своеобразно поодерживают балаклавцы: традицию холодных ныряний. Вот как описывает крещенское ныряние Куприн в рассказе "Водолазы":
"Был солнечный, прозрачный и холодный день; выпавший за ночь снег нежно
лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых горах, а вода в заливе
синела, как аметист, и небо было голубое, праздничное, улыбающееся.
Молодые рыбаки в лодках были одеты только для приличия в одно исподнее
белье, иные же были голы до пояса. Все они дрожали от холода, ежились,
потирали озябшие руки и груди. Стройно и необычно сладостно неслось пение
хора по неподвижной глади воды.
"Во Иордане крещающуся..." - тонко и фальшиво запел священник, и высоко
поднятый крест заблестел в его руках белым металлом... Наступил самый
серьезный момент. Молодые рыбаки стояли каждый на носу своего баркаса, все
полураздетые, наклоняясь вперед в нетерпеливом ожидании.
Во второй раз пропел священник, и хор подхватил стройно и радостно "Во
Иордане". Наконец, в третий раз поднялся крест над толпой и вдруг,
брошенный рукой священника, полетел, описывая блестящую дугу в воздухе, и
звонко упал в море.
В тот же момент со всех баркасов с плеском и криками ринулись в воду
вниз головами десятки крепких, мускулистых тел. Прошло секунды три-четыре.
Пустые лодки покачивались, кланяясь. Взбудораженная вода ходила взад и
вперед... Потом одна за другой начали показываться над водою мотающиеся
фыркающие головы, с волосами, падающими на глаза. Позднее других вынырнул
с крестом в руке молодой Яни Липиади."
Эта традиция переродилась в ныряние с моста. Каждый истинный балаклавец мужского пола считает своим долгом хоть раз в жизни прыгнуть с моста у Второй штольни. Как бы ни была холодна вода, ныряльщиков это не смущает. Вот один уже бултыхается в воде. Увы, не получился снимок с прыжком - фотик подвёл.
Спрашиваю его, когда поднялся наверх: "Как водичка?" Сурово смотрит на меня, оценивает и медленно отвечает: "Холодновата."
.. Ну, ладно. А мы тем временем вспомнили, что у нас дома как раз подвялилась свежая ставридка, купленная на рыбном рынке Балаклавы неделю назад. Решаем срочно возвращаться домой и завершить "листригонский день" в лучших традициях Куприна -
По ходу заседания возникла совершенно новая идея: сделать этой осенью молодое вино и собраться всем вместе на его дегустацию.
"...
Я сижу, ослабев от дымного чада, от крика, от пения, от молодого вина,
которым меня потчуют со всех сторон. Голова моя горяча и, кажется, пухнет
и гудит. Но в сердце у меня тихое умиление. С приятными слезами на глазах
я мысленно твержу те слова, которые так часто заметишь у рыболовов на
груди или на руке в виде татуировки:
"Боже, храни моряка".
рассказ "Бешеное вино" Куприн, "Листригоны" 1907-1911 "