Украинство как предательство.
Нашим современникам, не сильно искушенным и пытливым в вопросах отечественной истории, может казаться, что с Украиной и украинским народом что-то болезненное случилось только теперь, в конце XX-начале XXI века. Но исторический процесс показывает, что Украина всегда была такой, являясь на протяжении последних веков политическим товаром и разменной картой в политической игре разного уровня.
С периодичностью приблизительно в сто лет представители этого народа вдруг возбуждаются идеей собственного великого исторического значения и начинают бороться за свободу и независимость от России. Собственно сама по себе свобода и независимость этот народ мало интересует, ибо им важно бороться только с Россией. Соответственно у русских либералов в ответ на эти специфические позывы возникает интерес к спекуляции украинством с целью извлечь из этого политическую выгоду.
Примером может служить использование украинства руководителем тайного Северного общества Кондратием Рылеевым для привлечения внимания влиятельного покровителя при подготовке военного дворянского бунта в середине 1820-х годов, получившего название восстания декабристов.
Карандашный портрет, выполненный художником Орестом Кипренским в 1820-х годах и найденный после смерти Рылеева в принадлежащей ему книге.
Кондратий Рылеев, посредственный поэт и литератор, приобрел известность в литературных кругах через связи и покровительство разных персон к окончанию 1822 года, а несколько позже он обозначил себя как «поэт-гражданин». И связано это самоназвание с поэтическим оправданием Рылеевым исторической персоны, имя которой стало в сознании русского человека равнозначно слову «предатель», - гетмана Мазепы.
Это звание «поэт-гражданин» возникло из аналогии строке из эпиграммы П.А.Вяземского на поэму Павла Свиньина «Поездка в Грузино», в которой Свиньин превозносил владельца имения Грузино, временщика Александра I, графа Алексея Андреевича Аракчеева:
«Я весь объехал белый свет,
Зрел Лондон, Лиссабон, Рим, Трою, -
Дивился многому умом,
Но только в Грузине одном
Был счастлив сердцем и душою,
И сожалел, что не поэт!»
Петр Вяземский писал в 1818 году в эпиграмме:
«Что пользы, - говорит расчётливый Свиньин, -
Нам кланяться развалинам бесплодным
Пальмиры древней иль Афин?
Нет, лучше в Грузино пойду путём доходным:
Там, кланяясь, могу я выкланяться в чин.
Оставим славы дым поэтам сумасбродным:
Я не поэт, я дворянин».
Кондратий Рылеев при публикации поэмы «Войнаровский» в начале 1825 года посвятил ее своему другу Александру Бестужеву, а в завершении поэтического посвящения он и провозгласил себя «не поэтом, а гражданином»:
«Прими ж плоды трудов моих,
Плоды беспечного досуга;
Я знаю, друг, ты примешь их
Со всей заботливостью друга.
Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдешь живые чувства, -
Я не Поэт, а Гражданин».
Из этого поэтического кокетничания Рылеева и родился симбиоз «поэта с гражданином». А менее чем через год не было уже ни поэта, ни гражданина, был государственный преступник, которого тоже вскоре не стало.
Император Александр I рано утомился правлением. Он стал перекладывать эти обязанности на доверенных лиц, которые получили названия «временщиков», ибо они временно. Нам хорошо известен со школы «временщик» Аракчеев.
Для понимания расстановки политических сил в эпоху правления Александра I важно знать, что Алексей Андреевич Аракчеев не был единственным временщиком. Его влияние на императора было ограничено «особливым доверием» государя также министру духовных дел и прокурору Святейшего Синода, князю Александру Николаевичу Голицыну, и начальнику Главного штаба, князю Петру Михайловичу Волконскому.
Портрет князя П.М.Волконского работы Д.Доу из Военной галереи Зимнего дворца.
Эти три могущественные персоны были людьми весьма искушенными в придворных интригах, и, сравнивая степень их влияния на политику того времени, трудно сказать однозначно, кто из них нанес России больше вреда или пользы. Между ними велась скрытая и тайная конкуренция.
Князь Голицын был личностью противоречивой, возможно по причине отсутствия убеждений, либо убеждения были его такими противоречивыми.
«Окруженный святошами, Голицын выдвигает и А.И.Тургенева, который составлял проекты конституции, занимая квартиру в казенном доме , над кабинетом реакционного министра».
С одной стороны, влияние Голицына - это ханжество и обскурантизм, расцвет сектантов, масонов, мистиков, столовращателей и провидцев, а с другой - при нем в России выходило много журналов, где печатались произведения Жуковского, Пушкина, Вяземского, Боратынского и других. В основном инициативы князя Голицына представляли собой либерально-государственные устремления, которыми характеризовалась эпоха Александра I в целом.
Князь Голицын, бывший ключевой фигурой в литературной жизни России 1810-середины 1820 годов, стал покровителем Рылеева. Именно князю Голицыну подчинялась цензура 1820-х годов, и его деятельности русская литература того времени была обязана вымарыванию из пушкинских стихов вполне невинных строк и выражений. А Рылеева печатали.
Цензурирование часто было формальным и запрещало слова по принципу «да и нет не говорите»:
«Всякая статья, где стоит слово правительство, министр, губернатор, директор, запрещена впредь, что бы она в себе ни заключала. Повторяю, все зло происходит от того, что у нас смотрят не на дух сочинения, но на одни слова и фразы, и тот, кто искусными перифразами может избежать в сочинении запрещенных цензурою слов, часто заставляет ее пропускать непозволительные вещи» (Видок Фиглярин).
Пушкин страдал от действий цензуры и ненавидел князя Голицына. Он приписывал ему склонность к гомосексуализму, считая князя, министра, прокурора Святейшего Синода, главу Библейского общества, «холопской душой» и «губителем просвещения».
Дебют Рылеева в литературе и журналистике пришелся на 1820 год. Это было время, когда влияние Голицына было в самой полной силе, и современники считали его могущественным властителем России, разумеется, после императора. Естественно, что сатира Рылеева против Аракчеева под названием «К временщику», в которой автор нисколько не стеснялся в выражениях, вполне соответствовала политическим планам Голицына.
Князь А.Н.Голицын на портрете работы Е.И.Ботмана из собрания государственного Эрмитажа.
Так Рылеев в 1820 году стал человеком Голицына, а гражданская тематика стала главной в поэзии будущего государственного преступника. Впоследствии поэту в планах Голицына отводилась более широкая роль. По мере реализации этих планов уже в 1823 году Рылеев стал известным петербургским литератором, выпускавшим альманах «Полярная звезда».
Соперничество между тремя влиятельными особами за доверие императора Александра I привело к победе Аракчеева, которая выразилась сначала в отставке князя Волконского с должности начальника Главного штаба в 1823 году, а затем в 1824 - в удалении князя Голицына с поста министра. Аракчеев победил, и уже до конца жизни Александра I он вел государственные дела вместо императора. Этот непродолжительный период с мая 1824 года по ноябрь 1825 и получил в истории названия «аракчеевщины».
Отстранение от должности Голицына 15 мая 1824 года было Рылеевым воспринято как наступление «деспотизма» на «просвещение».
В конце 1823 года Рылеев впервые столкнулся с цензурным запретом на его оду под названием «Гражданское мужество», при том что ничего дерзкого в оде не содержалось. В это время Рылеев вошел в тайное Северное общество через друга Пушкина, Ивана Пущина, с которым Рылеев служил вместе в петербургском суде.
Северное общество образовалось в конце 1823 года, через два года после роспуска Союза благоденствия, который действовал под кураторством Голицына. В Северное общество вошли самые активные деятели Союза благоденствия. На тот момент в обществе Аракчеев как враг князя Голицына считался «таинственным врагом государя императора и нашего отечества».
Портрет графа А.А.Аракчеева работы Д.Доу из Военной галереи Зимнего дворца.
Активность Рылеева в Северном обществе началась весной 1824 года, а во второй половине года после отставки Голицына в мае с поста министра, он стал истинным вождем заговора. До прихода в общество Рылеева его члены плохо представляли себе, что им предстоит делать в практическом плане. Многие из них сомневались и колебались. Эти сомнения описывал друг Рылеева, Евгений Оболенский:
«Я спрашивал самого себя - имеем ли мы как частные люди, составляющие едва заметную единицу в огромном большинстве населения нашего отечества, предпринимать государственный переворот и свой образ воззрения налагать почти насильно на тех, которые, может быть, довольствуясь настоящим, не ищут лучшего, если же ищут и стремятся к лучшему, то ищут и стремятся к нему путем исторического развития?»
Как сказал Владимир Высоцкий, «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Рылеев был «настоящим буйным» и таким вожаком тайного общества он стал. Он начал активно пропагандировать мысль, что понимающий новую прогрессивную идею вправе насаждать ее насильно тем, кто эту идею не понимает. Это внушение имело целью освободить своих друзей по тайному обществу от «химеры совести и чести», рождающих в заговорщиках сомнения и рефлексии, и позволяло не допускать их охлаждения к заговору.
В последние полтора года до бунта на Сенатской площади Рылеев стал писать специфические сочинения, посвященные борцам «за свободу Украины», на примерах которых он удерживал членов заговора в идеологическом заговорщическом тонусе. Ярким примером такого творения и была поэма «Войнаровский», опубликованная в начале 1825 года (цензурное разрешение было получено 8 января 1825 года).
Как уже было сказано, поэма посвящалась Александру Бестужеву, и часть этого стихотворного посвящения мной был приведен выше. В предисловии к поэме говорилось о той сложности, которая ожидает читателя. Объясняя эту сложность, автор предупреждал:
«Может быть читатели удивятся противуположности характера Мазепы, выведенного поэтом и изображенного историком. Считаем за нужное напомнить, что в поэме сам Мазепа описывает свое состояние и представляет оное, может быть в лучших красках; но неумолимое потомство и справедливые историки являют его в настоящем виде: и могло ли быть иначе?»
Итак, прозаические изложения биографии Мазепы обличали в гетмане предателя: «Низкое мелочное честолюбие привело его к измене», а поэзия Рылеева была средством оправдать предательство Мазепы. У Рылеева гетман Мазепа не изменник, а сознательный и идейный борец с русским самодержавием.
В интересах заговора его руководители и подготовители стремятся заручиться как можно большим количеством влиятельных сторонников и, если не овладеть их добровольной симпатией, то вынудить их из политических или личных интересов оказывать поддержку заговорщикам. Таковы непременные условия политической «игры».
С утратой покровительства князя Голицына у Рылеева необходимость привлекать влиятельных сторонников только усилилась. Чтобы понять, почему именно украинство и предательство Мазепы стали темой сочинительства Рылеева, важно определить, кому такая тематика была адресована.
Указ Петра I от 28 октября 1708 года всему малороссийскому народу об измене И.С. Мазепы и съезде старшины в Глухов для выборов нового гетмана. (РГАДА. Ф. 13. Оп. 1. Д. 6. Л. 2.)
Трудно представить себе обычных русских дворян, читавших сочинения Рылеева и с радостью воспринимавших, как автором превозносится предательство гетмана Мазепы. Современникам действительно казалось странным воспевание Рылеевым в «Войнаровском» Мазепы, имя которого давно было предано анафеме.
«Всего чуднее для меня мысль представить подлеца и плута Мазепу каким-то Катоном», - писал драматург Катенин.
Ведь современные спекулянты украинством не просто для себя весь этот фальсификат пишут и говорят, не для себя предают и клевещут. Они это делают для тех, кто в этом нуждается, у кого есть спрос. Был такой адресат и у Рылеева.
У уже упомянутого мной ранее князя Сергея Григорьевича Волконского был старший брат, Николай Григорьевич. Мать их, урожденная Репнина, была последней в роду Репниных, фамилия и род угасали, и по ее прошению императором Александром I старшему сыну Николаю Волконскому к фамилии была присоединена фамилия Репнин, и он стал Репниным-Волконским.
Князь Н.Г.Репнин-Волконский на портрете работы Д.Доу из Военной галереи Зимнего дворца.
Князь был знаменит и прославил свое имя на полях сражений и в заграничном походе. В 1813 году он был правителем Саксонии, оккупированной союзническими войсками. Этот потомок Рюрика не просто был назначен вице-королем Саксонии, но по некоторым сведениям был коронован, то есть оказался коронованным монархом. По своим убеждениям он был либерал.
В июле 1816 года князь Репнин-Волконский стал генерал-губернатором Малороссии, состоявшей из Черниговской и Полтавской губерний. Это назначение возбудило надежды «украинских патриотов» на большие перемены в Малороссии.
Князь Репнин-Волконский никакого отношения к малороссийской знати не имел. Это был представитель русского знатного рода, женатый на внучке последнего гетмана Украины Кирилла Разумовского. Видимо этот факт и послужил причиной его пылкого пристрастия к украинской истории, но не столько фактической, сколько сфальсифицированной, примером которой может служить появившаяся в те времена вымышленная анонимная «История россов», ходившая в рукописном виде. Эта история вновь в ходу у «украинских патриотов».
На основе этого пристрастия князь стал ратовать за возвращение Малороссии «древних малороссийских прав», то есть прав, которые существовали до отмены их Екатериной II, но император своего согласия на это не дал. По мнению современников и исследователей, князь Репнин-Волконский был сторонником автономии Малороссии и хотел быть ее правителем. Для осуществления этой идеи князь готов был воспользоваться политическим заговором, важную роль в котором играл его младший брат Сергей Григорьевич Волконский. Но сам он к заговору причастен не был, он занял выжидательную позицию.
Как видно, Украина исторически питается надеждами, и была готова всегда вымысел принимать за реальность.
Сочинение Рылеева, поэтически превозносившее предателя Мазепу, могло иметь чисто прагматический интерес и направленность - привлечь внимание возможного нового покровителя, князя Репнина-Волконского. Что делать, Госдепартамента США тогда еще не было...