Политиканы, бунтовщики, мятежники всегда стремились и стремятся пролить кровь жертв, чтобы этим «освятить» творимое беззаконие.
Для мятежников Северного тайного общества при подготовке военного вооруженного восстания в 1825 году такой жертвой стал подпоручик Семеновского полка Константин Чернов.
В 1825 году, в сентябре, состоялась дуэль между подпоручиком Семеновского полка Константином Черновым и флигель-адъютантом Александра I Владимиром Новосильцевым. Оба они в поединке были смертельно ранены и скончались от полученных ран.
Чернов был членом Северного общества, и его похороны руководители общества превратили в демонстрацию. Хотя чего было посторонним людям вмешиваться в результаты частной и честной дуэли двух дворян, особенно, когда оба участника поединка в результате оказались мертвы? Только по одной причине - придать своему товарищу вид жертвы, а случаю из частной личной жизни - значимость общественного события.
По легенде летом 1824 года молодой флигель-адъютант Александра I, внук графа Владимира Григорьевича Орлова, Владимир Дмитриевич Новосильцев, увлекся сестрой Константина Чернова, Екатериной. Она ответила ему взаимностью.
Сведения, что «сговор и домашнее обручение сделаны были в августе месяце того же года, а вскоре свадьба назначена», принадлежат Рылееву. Было ли так в действительности, или Новосильцева склоняли стать женихом по принуждению, сейчас сказать наверняка трудно.
По общепринятой версии он поторопился принять решение вступить с ней в брак, просил руки девушки и получил согласие ее родителей, не посоветовавшись со своими родителями. С молодыми и страстными это бывает, молодому такое безрассудство простительно.
Родители невесты, Черновы, согласились, и якобы была объявлена помолвка. Непростительно подобное легкомыслие было родителям невесты - людям, прекрасно понимавшим суть общественной иерархии и знающим свое место в этой иерархии.
Уж, чего-чего, но родители Черновы должны были понимать, к какому слою дворянства относятся родители жениха, а к какому они сами. Родители жениха оказались против брака. Ничего особенного. Родители вправе отказать в браке своему сыну и не дать своего благословения на брак - это было нередко и могло восприниматься с пониманием.
Существовавшая на то время система заключения брака требовала соблюдения установленного законом порядка, включавшего согласие родителей жениха и невесты на брак, объявление помолвки, тройное оглашение о предстоящей свадьбе в воскресный или праздничный день при большом собрании прихожан, и прочие церковно-брачные процедуры.
Мать Владимира Новосильцева была старшей дочерью Владимира Григорьевича Орлова - одного из пяти братьев Орловых, участвовавших в возведении Екатерины Второй на престол, и фрейлины императрицы Елизаветы Ивановны Штакельберг. По своему положению она была приближена ко двору и к императрице Екатерине II, которая была ее крестной матерью.
Екатерина Владимировна стала фрейлиной еще в младенчестве и дежурила у смертного одра в последнюю ночь жизни императрицы Екатерины. Брак Екатерины Владимировны с бригадиром Дмитрием Новосильцевым не сложился. Известная московская бабушка Елизавета Янькова так характеризовала супружество Новосильцевых:
«Екатерина Владимировна… была во всех отношениях достойная, благочестивая и добрейшая женщина, но мужем не очень счастливая: он с нею жил недолгое время вместе, имея посторонние привязанности и несколько человек детей с «левой стороны».
У Новосильцевых в 1800 году родился сын Владимир, и мать посвятила себя его воспитанию.
Владимир Дмитриевич Новосильцев на портрете работы неизвестного художника. Из издания "Русские портреты XVIII -XIX веков" великого князя Николая Михайловича.
В семье Черновых было пять сыновей и четыре дочери. Отец Чернов Пахом Кондратьевич, генерал-майор, генерал-аудитор Первой армии, участник войны 1812 года, кавалер ордена Святого Георгия 4 степени. Род не знатный, а со стороны матери дед был из крестьян, получил дворянство за службу.
Пахом Чернов 1 января 1819 года вышел в отставку с производством в генерал-майоры. Имел в Санкт-Петербурге два дома, где семья жила зимой, а лето семейство проводило в имении на мызе Зарецкой. Именно там и произошло знакомство Владимира Новосильцева с семейством Черновых. Летом 1824 года знакомый Новосильцева поручик Главного штаба Н.А.Скалон производил в окрестностях мызы топографическую съемку и завел знакомство с Черновыми.
Мать Новосильцева была против брака своего единственного сына с Черновой, считая этот брак мезальянсом. Это и был мезальянс. Естественно для Новосильцевой было стремиться избежать такого мезальянса для своего единственного сына. Противоестественно было Черновым требовать свадьбы от жениха, родители которого не дают согласия на брак. Неприятно, обидно? Это понятно, но не стреляться же из-за этого!
Та же Янькова так характеризовала Владимира Новосильцева:
«Сын Новосильцевой по имени Владимир был прекрасный молодой человек, которого мать любила и лелеяла, ожидая от него много хорошего, и он точно подавал ей великие надежды. Видный собою, красавец, очень умный и воспитанный как нельзя лучше, он попал во флигель-адъютанты к государю, не имея еще и двадцати лет. Мать была этим очень утешена, и так как он был богат и на хорошем счету при дворе, все ожидали, что он со временем сделает блестящую партию. Знатные маменьки, имевшие дочерей, ласкали его и с ним нянчились, да только он сам не сумел воспользоваться благоприятством своих обстоятельств».
После помолвки Владимир Новосильцев уехал в Москву к матери. Еще с дороги он писал к своей невесте, а по приезду в Москву писать прекратил. Семья невесты три месяца не имела никаких известий от него. Он возвратился в Петербург, затем вновь уехал в Москву и за все это время ни разу не писал к ней.
Брат невесты, лейб-гвардии поручик Семёновского полка Константин Чернов, поехал в Москву, чтобы объясниться с женихом. Его напутствовал брат, Сергей Чернов, такими словами:
«Желательно, чтобы Новосильцев был наш зять - но ежели сего нельзя, то надо делать, чтоб он умер холостым…»
Такое отношение трудно признать добрым пожеланием любящего брата счастья своей сестре.
Екатерине Владимировне Новосильцевой приписывают фразу: «Я не могу допустить, чтобы мой сын женился на какой-то Черновой, да вдобавок еще Пахомовне». Скорее всего, эта фраза была выдумана позже разными писателями-пропагандистами, чтобы сгустить краски и поглумиться над трагедией несчастной матери, потерявшей единственного сына.
Новосильцев в Москве в присутствии генерал-губернатора и других особ подтвердил Константину Чернову свое намерение жениться на его сестре Екатерине, но сделал отсрочку свадьбы на полгода, чтобы брак не выглядел так, словно его к этому принуждают. Мать жениха, Екатерина Владимировна Новосильцева, написала письмо к родителям невесты, что она согласна на брак сына с их дочерью.
Взаимоотношения людей сильно зависят от способности соблюдать баланс в действиях, выраженных двумя формами одного глагола: неопределенной обижать и лично-возвратной обижаться. В реальных отношениях благие намерения человека, нацеленного на мирное сосуществование с окружающими людьми, может быть легко нарушено. Человека несложно вывести из состояния душевного равновесия, и тогда он будет и обижать, и обижаться, считая себя вправе требовать удовлетворения оскорбленного самолюбия.
Обиду лечит время, дело и слово. Поэтому, правила дуэлей предписывали их проведение не раньше, чем на другой день - чтобы дать остыть, заняться делом, поговорить, выговорить обиду «в чужую жилетку». Глядишь и стреляться раздумаешь!
В таких ситуациях проверяются друзья, и хорошо, если рядом будет тот, кто возьмет на себя функцию мирового посредника - человека, способного погасить обиду без кровопролития. Часто друзья, вместо того чтобы погасить обиду, действовали разжигателями. С такими друзьями и врагов не надо!
В романе Пушкина «Евгений Онегин» Зарецкий «поставил на барьер» Онегина и Ленского, а когда два взрослых человека становятся к барьеру с убийственным оружием, то это предполагает высокую степень вероятности смерти одного из них или обоих. В романе Лермонтова «Герой нашего времени» Грушницкого к дуэли подстрекал «драгунский капитан».
Подобную роль подстрекателя или «разжигателя» в организации дуэли Новосильцева и Чернова взял на себя Кондратий Рылеев. Почему он? Оказывается, как бы на правах родственника.
С подачи Д.А. Кропотова, биографа Рылеева, во многих статьях указано, что Константин Чернов и Кондратий Рылеев были двоюродными братьями, якобы их матери были родными сестрами. Это просто абсолютная чушь. Между предками Чернова и Рылеева ни совместного владения имущества, ни родства и соседства поколений предков, ни личных, ни духовных связей не существовало.
Мать Рылеева и семья Черновых в Санкт-Петербурге находились на разных ступенях общества. Им приписывают якобы общие «родовые» владения на берегах реки Оредеж, но это тоже вымысел.
Имение Батово, принадлежащее матери Кондратия Рылеева, не было ее родовым имением. Оно перешло к ней по безденежной купчей, совершенной 16 января 1800 года между тремя сторонами: «генерал-майором и кавалером Петром Федоровым сыном Малютиным, отставной благородных девиц инспектрисой Марьей Дешамп и отставного подполковника Федора Андреева сына Рылеева жене Настасье, Матвеевой дочери».
Павел I стал императором 6 ноября 1796 года. 4 декабря 1796 года им были пожалованы подполковнику Петру Малютину в награду за службу в вечное и потомственное владение деревни «Леды, Дамищи, Грязны, Выри, Замостье, Поддубья, Новой-Сиверск, Старой-Сиверск, Батово"- всего тысяча душ. «Инспектриса М.О.Дешамп за усердное и ревностное исполнение порученной ей должности и похвальное поведение в течение 30-летнего её служения» получила от императрицы, покровительницы Смольного института благородных девиц, деревни «Межню и Батово».
Малютин выкупил часть Батово у «отставной благородных девиц инспектрисы» Марьи Дешамп, прибавил к этому свою часть Батово и подарил «отставного подполковника Федора Андреева сына Рылеева жене Настасье, Матвеевой дочери». Так в начале 1800 года мать Рылеева стала помещицей деревни Батово.
Кондратию Рылееву на момент совершения купчей крепости его матерью с деревней Батово было чуть больше четырех лет, а уже через три месяца в возрасте четырех с половиной лет, 18 апреля 1800 года, он был определен матерью на государственное содержание в кадетский корпус, в котором воспитывался 14 лет - стал сиротой при живых родителях. Родители жили врозь. Рылеев провел в стенах кадетского корпуса с 4,5 лет до 18,5 лет.
Вид на Адмиралтейство и Дворцовую набережную от Первого кадетского корпуса 1810-х годов на картине художника Алексеева. Таким видел Петербург из окон кадетского корпуса будущий несостоявшийся диктатор России.
Кем был Малютин для матери Рылеева, почему он взял на себя ее содержание и был ее благодетелем, установить не удалось. Исследователи предполагают, что Петр Федорович Малютин и Кондратий Федорович Рылеев могли быть братьями по отцу. Но нет фактов, позволяющих делать такое предположение обоснованно.
А Черновы наследственно владели мызой Зарецкой в 14 верстах от имения Батово. Мыза эта досталась матери Черновых в наследство от прадеда. Она была правнучкой одного из первых архитекторов Санкт-Петербурга Доминико Трезини. Трезини, швейцарский итальянец по происхождению, прибыл в Россию из Копенгагена, где он заключил контракт с русским посланником при Датском дворе Андреем Петровичем Измайловым, да так и остался в ней на всю жизнь.
Трезини при жизни подал прошение на пожалование ему в вечное и потомственное владение мызы Зарецкой. Его прошение было удовлетворено. Мыза Зарецкая «в Ингерманландии, в Копорском уезде с принадлежащими к ней деревнями с людьми и со крестьяне, с пашней и с сенным покосом и со всеми к тому угодьи - в вечное и потомственное владение» была пожалована Трезини 21 июля 1730 года по велению Анны Иоановны.
Имя архитектора Доминико Трезини (именно Доминико - так он сам писал свое имя) увековечено. В Петербурге был установлен ему памятник, в его честь сейчас называется площадь перед домом № 21 на Университетской набережной, где он жил. Шпиль собора Петра и Павла в Петропавловской крепости стал символом Петербурга. Во Вселенной где-то блуждает астероид №19994, названный его именем. На Земле живут его потомки...
Знакомство Рылеева с Черновым, скорее всего, случилось в 1821 году, когда Чернова перевели в Семеновский полк. Раньше оно просто не могло случиться. Однако, когда возник разлад с женитьбой Новосильцева на Черновой, Рылеев объявил себя «братом» Черновых и в 1825 году на правах родственника стал склонять Константина Чернова к наказанию «обидчика» сестры Екатерины, Владимира Новосильцева.
Рылеев был ловким манипулятором, способным устроить подтасовку фактов, сфабриковать ложь, необходимую ему, чтобы обосновать свое право быть оскорбленным Новосильцевым и выступать за честь семьи Черновых. Подобно ему, у Лермонтова «драгунский капитан» тоже чувствовал себя оскорбленным, потому что именно он получил от Печорина в темноте «кулаком по голове».
По возвращении в Петербург в начале 1825 года вскоре Новосильцев вызвал Константина Чернова на дуэль, за слухи, что Чернов его заставил согласиться жениться на Екатерине Черновой. Этот поединок был отменен, поскольку Константин Чернов заверил Новосильцева, что он не имеет никакого отношения к таким слухам.
Дуэль Чернова с Новосильцевым не являлась следствием аффекта - ослепляющей разум эмоциональной вспышки, способной побуждать индивида к безумным поступкам. Как следует из подачи поединка в либеральной, а впоследствии в советской историографии, Чернов вступился за поруганную честь своей семьи и сестры Екатерины. Оскорбителем был Новосильцев, якобы помолвленный с сестрой Чернова, но не спешивший жениться. Дело тянулось около года.
Черновы далеко не сразу стали считать оскорбительным промедление женихом с назначением дня свадьбы. Их сомнения в порядочности Новосильцева были рассеяны зимой 1824 года, и семья вновь стала ждать свадьбы,.. даже уже не желая брака Екатерины Черновой с Владимиром Новосильцевым. Затем и вовсе отец Черновой отказал Новосильцеву.
Широко распространены утверждения, что мать Новосильцева стала использовать «административный ресурс», то есть через свои связи оказывать давление на отца Черновой через его начальника, фельдмаршала графа Фабиана Вильгельмовича Остен-Сакена, чтобы Чернов отказал Новосильцеву в браке с Екатериной Черновой. Известно, что Пахом Кондратьевич Чернов вышел в отставку 1 января 1819 года с повышением в чине, то есть на время этих событий он уже не служил, и граф Остен-Сакен его начальником уже не был.
Вопрос, зачем бедные дворяне Черновы навязывали брак богатому Новосильцеву, угрожая ему дуэлью, в мифе не ставился. Это лишний вопрос!
Если Черновы преследовали материальный интерес, то при чем тут честь? Если Новосильцев обесчестил девушку, то почему семья это позволила? Беречь честь и нравственность невесты - это обязанность родителей и родственников, в том числе братьев. Но ведь семья Черновых не утверждала что Новосильцев девушку обесчестил.
Кстати, отсрочка в оглашении даты свадьбы, на которую согласились братья Черновы в декабре 1824 года, как раз и имела смысл показать, что брак Новосильцева с Черновой заключается добровольно, а не по воле принуждающих к этому обстоятельств. Поэтому братьям Черновым кипятиться было не резон!
В дуэли между Черновым и Новосильцевым нагнетателем чувства оскорбленной чести Черновых и подстрекателем Чернова к вызову Новосильцева на поединок был Кондратий Федорович Рылеев. Разумеется, из самых лучших побуждений, из человеколюбия, для защиты оскорбленной чести он поставил этих молодых людей на барьер! Чернов с Новосильцевым в дуэли на восьми шагах осенью 1825 года были обречены на смерть.
Рылееву как организатору и приготовителю государственного переворота в России нужна была сакральная жертва, которая вызовет в обществе недовольство и оправдает подготавливаемое Рылеевым и его окружением цареубийство. Такой двойной сакральной жертвой стали оба дуэлянта.
Рылеев является соучастником в смерти этих двух несчастных, умерших в мучениях от ранений в прекрасном возрасте.