Лермонтов. Первая дуэль.
В ссылке на Кавказ за стихотворение "На смерть поэта", корнет Лермонтов прекрасно провел время и вновь вернулся на службу в лейб-гвардии Гусарский полк весной 1838 года благодаря личному ходатайству перед государем императором Николаем I главного "жандарма" России - Александра Бенкендорфа.
В 1839-1840 годах он и его двоюродный дядя Алексей Столыпин, служили вместе и жили в Царском Селе на углу Большой и Манежной улиц. Лермонтов постепенно входил в моду в петербургском свете.
Зимой 1839 года он был серьезно увлечен вдовой своего бывшего сослуживца по полку, штаб-ротмистра князя Александра Михайловича Щербатова. Князь Щербатов был женат на Марии Алексеевне, урожденной Штерич. Свадьба состоялась 17 января 1837 года. 26 февраля 1838 года у них родился сын Михаил. А вскоре, 9 марта 1838 года, ее муж, князь Шербатов, скончался, и Мария Алексеевна осталась восемнадцатилетней богатой вдовой.
Она происходила из семьи потомков сербов. В 1750 году сербы откликнулись на призыв императрицы Елизаветы Петровны переселиться в Россию, присягнули на верность и поселились в местности, которая стала называться Ново-Сербия, бывшая восточная частью Новороссии. Сербские поселения защищали южные рубежи России от набегов крымских татар.
Лермонтов посвящал Щербатовой стихи и ухаживал за молодой вдовой, в 1838 - 1840 годах часто бывая у нее в Петербурге, а летом на даче в Павловске.
2 января 1840 года Лермонтов был приглашен на бал во французское посольство к де Барантам, а чуть больше месяца спустя, 16 февраля, на балу у графини Лаваль произошло столкновение Лермонтова с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом, в результате которого де Барант вызвал Лермонтова на дуэль.
Николай Михайлович Смирнов, дипломат, мемуарист, муж известной светской красавицы николаевской эпохи Александры Осиповны, урожденной Россет, рассказывая об этом случае, писал, что Лермонтов влюбился во вдову княгиню Щербатову, за которой волочился сын французского посланника Эрнест де Барант. Соперничество в любви и светские сплетни поссорили их. Они дрались на дуэли. Никакой патриотической мести французам "за Пушкина", акцент на которую впоследствии сделал сам Лермонтов и усилили литературоведы, изначально в этой ссоре не содержалось.
Это подтверждается и самим ходом поединка, изложенного в материалах военно-судного дела, в частности, в объяснениях Лермонтова, написанных им 11 марта 1840 года в письме своем к командиру лейб-гвардии Гусарского полка Н. Ф. Плаутину:
"Получив от Вашего Превосходительства приказание объяснить Вам обстоятельства поединка моего с господином Барантом, честь имею донести Вашему Превосходительству, что 16-го февраля на бале у графини Лаваль господин Барант стал требовать у меня объяснения на счет будто мною сказанного, я отвечал, что все ему переданное несправедливо, но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен, на колкий его ответ я возразил такою же колкостию, на что он сказал, что если б находился в своем отечестве, то знал бы как кончить это дело, тогда я ответил, что в России следуют правилам чести так же строго как и везде, и что мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно.
Он меня вызвал, мы условились и расстались. 18-го числа в воскресенье, в 12 часов утра, съехались мы за Черною речкой на Парголовской дороге, его секундантом был француз, которого имени я не помню, и которого никогда до сего не видал, так как господин Барант почитал себя обиженным, то я предоставил ему выбор оружия, он избрал шпаги, но с нами были так же и пистолеты. Едва успели мы скрестить шпаги, как у моей конец переломился, а он мне слегка оцарапал грудь. Тогда взяли мы пистолеты. Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку и мы разошлись".
Если это "месть" Лермонтова "Дантесам и Барантам" за смерть Пушкина, то какая-то чисто фигуральная: светский водевиль в исполнении Лермонтова против трагических страданий и смерти Пушкина.
Когда обстоятельства дуэли Лермонтова с де Барантом стали известны в свете, и пошли разговоры, что соперники сошлись в поединке из-за вдовы княгини Щербатовой, то она, оставив маленького больного сына Михаила у бабушки, 22 февраля 1840 года срочно уехала в Москву от этих пересудов, опасаясь за свою репутацию и мотивировав внезапный отъезд свой якобы неотложными делами, возникшими по Калужскому имению. Сын ее, малолетний князь Михаил Щербатов, умер у бабушки через неделю после ее отъезда.
Из обстоятельств трагической дуэли Пушкина с Дантесом известно, что каждый участник поединка приехал на Черную Речку со своей парой дуэльных пистолетов. О пистолетах Пушкина известно, что он накануне купил дуэльный гарнитур Лепажа, который выбрал в "Магазине военных вещей" Алексея Куракина, расположенном в доме на Невском проспекте, 13.
Секундант и родственник Дантеса, д'Аршиак привез дуэльный гарнитур, из которого стрелял противник Пушкина. На следствии Жорж Дантес показал:
"Пистолеты, из коих я стрелял, были вручены мне моим Секундантом на месте дуэли; Пушкин же имел свои".
Судьба пистолетов, из которых стрелялись Пушкин с Дантесом долгое время оставалась в тени самого события. Однако навстречу столетию со дня смерти Пушкина исследователи стали задаваться вопросом о том, куда же делось оружие с этого поединка.
Обнаружились якобы пистолеты Дантеса в 1937 году в Париже, где в фойе зала Плейель (Pleyel)проходила выставка "Пушкин и его эпоха", приуроченная ко дню гибели поэта. Впервые публике их представил Серж Лифарь как "Пистолеты барона Э. де Баранта, одолженные для дуэли с Пушкиным виконту д’Аршиаку, секунданту барона Дантеса".
Сергей Лифарь с пистолетом де Баранта. 1937 год. Париж.
До 1937 года имя Эрнеста де Баранта в связи с дуэлью Пушкина не упоминалось нигде, в том числе и в считавшихся классическими трудами по исследованию жизни Пушкина. С появлением дуэльного гарнитура де Баранта политическая подоплека и тема мести Лермонтовым де Баранту за Пушкина получила новое звучание, обоснование и "мотивацию".
Литературоведы охотно поверили, что Пушкин был убит Дантесом из пистолета Эрнеста де Баранта. Никого не смущало, что Эрнеста де Баранта на время дуэли Пушкина с Дантесом еще не было в Петербурге, ибо он приехал в Россию только в 1838 году.
Но вернусь к самой дуэли Лермонтова с де Барантом. Дуэль состоялась 18 февраля 1840 года при секундантах Алексее Аркадьевиче Столыпине и графе Рауле д'Англесе . В результате у Лермонтова была слегка оцарапана рука ниже локтя - это случилось в результате касания оружия де Баранта - шпаги.
"Лермонтов слегка ранен и в восторге от этого случая, как маленького движения в однообразной жизни. Читает Гофмана, переводит Зейдлица и не унывает. Если, говорит, переведут в армию, буду проситься на Кавказ. Душа его жаждет впечатлений и жизни" (из письма В.Г.Белинского В.П.Боткину).
12 марта 1840 года секундант и двоюродный дядя Лермонтова, Алексей Аркадьевич Столыпин, которому Лермонтовым было дано прозвище Монго, пишет письмо Бенкендорфу о том, что был секундантом на дуэли с де Барантом:
"Терзаясь... мыслью, что Лермонтов будет наказан, а я, разделявший его поступок, буду предоставлен угрызениям своей совести, - спешу, по долгу русского дворянина принести... мою подлинную повинную".
Эрнест де Барант, ознакомившись с показаниями Лермонтова о том, что на дуэли тот выстрелил в воздух, заявил, что Лермонтов дал ложные показания, и пожелал драться с ним на дуэли вновь.
По мнению императора дело о дуэли рассматривалось слишком долго, и он своей волей наконец решил его так:
"Его императорское величество в присутствии своем в Санктпетербурге апреля 13 дня 1840 года соизволил отдать следующий приказ... по кавалерии переводятся: ...лейб-гвардии Гусарского полка поручик Лермантов в Тенгинский пехотный полк, тем же чином".
На Кавказ Лермонтов выехал в начале мая 1840 года. С 8 числа по конец мая он был в Москве. Выехал из Москвы в последних числах мая. В Ставрополь он прибыл 10 июня, посетил главную квартиру командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерал-адъютанта П. X. Граббе. Командующий позволил ему самому выбрать, где ему служить, поэтому Лермонтов к месту своего назначения в Тенгинский пехотный полк ехал целых восемь месяцев. По просьбе Лермонтова 18 июня 1840 года он
"командирован на левый фланг Кавказской линии для участвования в экспедиции, в отряде под начальством генерал-лейтенанта Галафеева".
В сформированный экспедиционный корпус генерала Аполлона Васильевича Галафеева от Гребенского казачьего полка, был прикомандирован и Лев Сергеевич Пушкин. Кстати, в Гребенком казачьем полку служил в это время Николай Мартынов.
Лермонтову всё же пришлось участвовать в экспедициях в Малую и Большую Чечню и показать свою личную храбрость. Непосредственно участие Лермонтова в боях было отмечено в июле 1840 года в сражении при речке Валерик:
"Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы".
17 сентября 1840 года был подан рапорт командующего Тенгинским пехотным полком за № 3168 начальнику Штаба войск Кавказской линии и Черномории с запросом о местонахождении Лермонтова. Лермонтов в это время в Пятигорске.
26 сентября отряд генерал-лейтенанта А. В. Галафеева выступил из крепости Грозной через Ханкальское ущелье к реке Аргуну. Лермонтов был прикомандирован к кавалерии отряда.
10 октября по причине ранения выбыл из строя Малороссийского казачьего первого полка юнкер Руфин Дорохов, и Лермонтов принял командование над "охотниками" (добровольцами, волонтерами), выбранными в числе сорока человек из всей кавалерии. Лермонтов писал об этом в письме Алексею Лопухину:
"Не знаю, что будет дальше, а пока судьба меня не очень обижает: я получил в наследство от Дорохова, которого ранили, отборную команду охотников, состоящую изо ста казаков - разный сброд, волонтеры, татары и проч., это нечто вроде партизанского отряда, и если мне случится с ним удачно действовать, то, авось, что-нибудь дадут; я ими только четыре дня в деле командовал и не знаю еще хорошенько, до какой степени они надежны; но так как, вероятно, мы будем еще воевать целую зиму, то я успею их раскусить".
Отряд участвовал в столкновениях с горцами до конца октября 1840 года. После этого участие Лермонтова в боях навсегда закончилось.
11 декабря 1840 года военный министр А. И. Чернышев отношением за № 10415 сообщал командиру Отдельного кавказского корпуса о том, что
"государь император, по всеподданнейшей просьбе г-жи Арсеньевой, бабки поручика Тенгинского пехотного полка Лермонтова, высочайше повелеть соизволил: офицера сего, ежели он по службе усерден и в нравственности одобрителен, уволить к ней в отпуск в С.-Петербург сроком на два месяца".
24 декабря 1840 года был подан рапорт командующего всей кавалерией действующего отряда на левом фланге Кавказской линии полковника князя Голицына, в котором он просил командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанта Граббе о награждении Лермонтова золотой саблей с надписью "За храбрость".
Итак, документально подтверждается, что Лермонтов участвовал в бою при Валерике и четыре дня командовал командой "охотников" в количестве сорока казаков. Правда в письме своем Лопухину он увеличил численность казаков до ста.
31 декабря 1840 года поручик Лермонтов прибыл по месту назначения в Тенгинский пехотный полк и сразу же был отпущен в двухмесячный отпуск по ходатайству бабушки.
14 января 1841 года Лермонтову был выдан отпускной билет № 384 сроком на два месяца, и он в этот же день выехал из Ставрополя в Петербург через Новочеркасск, Воронеж, Москву. Провожал его Лев Сергеевич Пушкин.
Отпуск был предоставлен для свидания с бабушкой по причине ее преклонного возраста. Уже упоминавшийся мной Михаил Лонгинов так описывал пребывание Лермонтова в Петербурге в конце зимы 1841 года:
"Он был тогда на той высшей степени апогея своей известности, до которой ему только суждено было дожить. Петербургский "beau-monde" встретил его с увлечением; он сейчас вошёл в моду и стал являться по приглашениям на балы, где бывал Двор. Но всё это было непродолжительно. В одно утро, после бала, кажется, у графа С.С. Уварова, на котором был Лермонтов, его позвали к тогдашнему дежурному генералу графу Клейнмихелю, который объявил ему, что он уволен в отпуск лишь для свидания с "бабушкой", и что в его положении неприлично разъезжать по праздникам, особенно когда на них бывает Двор, и что поэтому он должен воздержаться от посещения таких собраний. Лермонтов, тщеславный и любивший светские успехи, был этим чрезвычайно огорчён и оскорблён..."
Вдобавок к этому император лично вычеркнул его из списка представленных к награждению за храбрость в боях на Кавказе. Об этом граф Клейнмихель сообщил генералу Граббе:
"В представлении от 5-го минувшего Марта № 458 ваше высокопревосходительство изволили ходатайствовать о награждении, в числе других чинов, переведённого 13-го апреля 1840 года за проступок л. - гв. из Гусарского полка в Тенгинский пехотный полк, поручика Лермонтова орденом св. Станислава 3-й степени, за отличие, оказанное им в экспедиции противу горцев 1840 года. Государь император, по рассмотрении доставленного о сём офицере списка, не изволил изъявить монаршего соизволения на испрашиваемую ему награду".
И далее следовало объяснение высочайшей воли:
"При сём его величество, заметив, что поручик Лермонтов при своём полку не находился, но был употреблён в экспедиции с особо порученною ему казачьею командою, повелеть соизволил сообщить вам, милостивый государь, о подтверждении, дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте, и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своём полку".
Император лично в очередной раз дал понять, что Лермонтов должен служить добросовестно и не пользоваться специальными льготными условиями и добрым отношением командования.
Шел 1841 год, год смерти Лермонтова.