Лавиния Жадимировская, сбежавшая от мужа в 1851 году с князем Трубецким, была из семьи итальянцев по фамилии Бравура.
Итальянская опера эпохи барокко в России была популярна при императрицах Елизавете и Екатерине. Как я уже отмечала, Павел I и его сын Александр I итальянскую оперу не любили и итальянский театр был закрыт в начале XIX века. Возвратил итальянскую оперу в Россию император Николай I, и к концу 1840-х годов итальянское пение господствовало на столичных сценических площадках.
Еще при светлейшем князе Потемкине были приглашены в Россию два певца-кастрата, два брата, Антон и Жером Бравура. Чтобы сохранить чистый высокий голос, использовали в XVII-XVIII веке в Италии такой изуверский способ, как кастрация, оскопление. Величайшие композиторы сочиняли произведения с учетом певческих возможностей кастратов. Певцы Бравура пели когда-то в Папской певческой капелле. Родом братья были из Асконы, расположенной территориально в границах Швейцарии в кантоне Тичино, но сохранившей итальянский язык и католичество.
Трудно сказать, Бравура - это была их настоящая фамилия, или они приняли ее в качестве артистического псевдонима, ибо "бравура" в музыке - это виртуозные пассажи, которыми так богата музыка, сочиненная для кастратов, и в которых столь особенно ярко выражалось их исполнительское искусство. Однако фамилия Бравура встречается как исконная для жителей кантона Тичино и города Асконы.
Братья Бравура обосновались в Москве. В 1820-30-е годы Жером Бравура давал частные уроки пения в аристократических домах Москвы и считался лучшим учителем - это подтверждается целым рядом различных источников с упоминанием имени Бравуры-учителя пению. Кроме того, он вел занятия театральной Школы музыки и пения императорского театра в Москве "безъ всякаго вознагражденія". Об этом тоже упоминается в документах.
А брат его, Антон, переквалифицировался и стал промышлять по финансовой и игровой части - играл "в коммерческие игры", то есть на деньги в Английском клубе. Он считал своим долгом в случае нужды давать аристократам деньги взаймы. Например, известный московский почтмейстер А.Я.Булгаков писал, рассказывая о банкротстве Михаила Петровича Голицына, известного коллекционера и библиофила:
"Вчера было совѣщаніе по дѣламъ князя Мих. Петров. Голицына; милліонъ 400 т. долгу обозначены в залогахъ, это все уплатится, а милліонъ 800 т. безъ обезпеченія, этимъ достанется по 15 или 20 копѣекъ на рубль. Голицынъ имѣлъ безстыдство показать, что разоренъ былъ Французами; ему доказали, что онъ послѣ 12 года продалъ имѣніе на два милліона почти: онъ отвѣчалъ, что сдѣлалъ это для заплаты долговъ. Какъ же, безъ особенныхъ несчастій, долги не только не истребились или уменьшились, но вдвое возросли? Никто не понимаетъ этой загадки, и думаютъ, что онъ перевелъ капиталы въ чужіе края.
Съ нашимъ Бравурою нехорошо онъ поступилъ; онъ у него просилъ 6300 р. по 40 на сто на 4 мѣсяца, а Бравура отвѣчалъ, что онъ не Жидъ, а очень радъ, что можетъ князя ссудить сею суммою, взявъ съ него 6 процентовъ, и далъ; теперь онъ бѣдный за свою честность долженъ терять свои деньги".
К братьям-кастратам приехал племянник, Луиджи Бравура, сын другого их брата, который не обладал певческими способностями и потому не был подвержен изуверской операции. У Луиджи была красавица-жена по имени Мария. Любители женской красоты, старые селадоны и волокиты Москвы восхищались ею.
Особенно выделялся старый князь, Николай Борисович Юсупов, который устроил Луиджи Бравуру, ставшего в России зваться Людвигом Ивановичем, служить в провиантском ведомстве смотрителем магазина, отчего он получил прозвище "маркиза Фаринелли", что в переводе означало "мучного маркиза". Прозвище это было дано с явным намеком на известного кастрата Фаринелли и на родство самого Луиджи с певцами братьями-кастратами. Об этом и о милостях, оказываемых Марии Бравуре старым князем Юсуповым, рассказывал в своих воспоминаниях сын сенатора, родственник Лермонтова (мать поэта была урожденная Арсеньева), Илья Арсеньев.
"Однажды, лѣтомъ, Юсуповъ пригласилъ г-жу Бравура и пріятелей своихъ обѣдать къ себѣ. Обѣдали въ саду, и Юсуповъ, сорвавъ съ дерева наливное яблоко, поднесъ его красавицѣ. Та нашла яблоко по вкусу и попросила князя прислать ей нѣсколько яблокъ. Тотъ обѣщалъ, и дня черезъ два мадамъ Бравура получила десятокъ огромныхъ картонныхъ яблоковъ, наполненныхъ червонцами и присланныхъ въ большой серебряной мискѣ".
Мария Бравура была хорошо знакома с П.А.Вяземским, А.И.Тургеневым, П.Я.Чаадаевым. Через нее Чаадаев передавал письма профессору Шеллингу в Берлин. Цепочка была такова: Чаадаев передавал письма Бравуре, Мария Бравура письма передавала Вяземскому, который их отправлял русскому посланнику в Мюнхене, Григорию Ивановичу Гагарину, от Гагарина они шли к А.И.Тургеневу, который передавал их швейцарке мадемуазель Сильверст, отвозившей письмо Шеллингу в Берлин.
Мария Федоровна Бравура вела переписку с Чаадаевым и в письмах выражала свои восторженные впечатления по поводу его "Философических писем". Она отвечала на каждое письмо. Существует девять писем Марии Бравуры к Чаадаеву в рукописи. Я не исключаю, что Мария Бравура могла быть шпионкой).
О своем знакомстве с Марией Бравурой упоминал в своих "Записках" Михаил Иванович Глинка, который возвратившись из поездки в Италию летом 1834 года, познакомился с ней в московском доме отца Мельгунова: "Отец Мельгунова был еще жив, и у него собралось несколько семейств, принадлежавших к высшему московскому обществу; были между прочим Bravura и Киреева, урожденная Алябьева; обе весьма красивые и образованные барыни".
П.А.Вяземский, сравнивая Алябьеву с Натальей Гончаровой, называл красоту Алябьевой классической, а Гончаровой - романтической. Пушкин тоже писал о красоте Алябьевой:
"...Влиянье красоты
Ты живо чувствуешь. С восторгом ценишь ты
И блеск Алябьевой и прелесть Гончаровой..."
Увы, Бравуре Пушкин стихов не посвящал, наверное, потому что не был знаком с нею. А возможно, потому что она была старше Алябьевой и Гончаровой, к тому же иностранка. Но Глинка ставил обеих своих знакомых дам в один ряд: "обе красивые и образованные дамы".
В 1822 году в семье Бравура родился сын Александр, а в 1833 году - дочь Лавиния.
Во второй половине 1830-х годов семья Людвига Ивановича Бравуры переехала в Петербург. Из записей в дневнике Александра Ивановича Тургенева в конеце 1836 - начале 1837 года видно, что он часто бывал у Бравуры. Тургенев тоже питал слабость к женской красоте. Порой он упоминает о кокетстве Бравуры. Нередко день его заканчиваются у нее в доме за полночь. Муж Марии, был еще тогда жив.
Тургенев с конца ноября 1836 года нанимал квартиру в Петербурге недалеко от квартиры Пушкина - "у Демута №1 за 30 руб. в неделю".
Вот, например, что он писал 26 января 1837 года, накануне дуэли Пушкина с Дантесом: "Заходил к Бравуре, встретил князя Ивана Гагарина. Обедал у княгини Шаховской, поручила прислать ей шелков из Парижа и дала обращик. <...> Великая княгиня была на бале. Получил письмо от Бравуры - отвечал ей словесно".
Со следующего дня, 27 января 1837 года (по старому стилю), когда днем узнал о случившейся дуэли, Тургенев несколько дней и ночей с перерывами до самой смерти поэта, проводил у умиравшего Пушкина.
Судя по имеющимся сведениям о награждениях Людвига Ивановича Бравуры и присвоению ему чинов за выслугу лет, служить он начал в 1818 году. Людвиг Иванович был масоном. Он дослужился до чина действительного статского советника. Сведений о времени его смерти мне найти не удалось. Но известно, что после смерти мужа вдова Бравура вышла замуж в Санкт-Петербурге за купца первой гильдии Роберта Кохуна (1797 - 1879). На русский манер его звали Роман Яковлевич.
Мной уже отмечалось, что нередко люди пустые занимают в истории неподобающее их заслугам место. Точно так же случается обратное, когда люди, принимавшие участие в больших и исторически важных событиях или своей деятельностью принесшие пользу, оказываются мало известными, словно они не интересуют историков. К таким людям можно отнести Романа Яковлевича Кохуна (изредка Когана).
Любители истории и русской литературы знают, что большой популярностью в Санкт-Петербурге XIX века пользовался Английский магазин, располагавшийся на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы (в начале XIX века - Малой Миллионной, а в XVIII веке - Луговой).
С акварели В. С. Садовникова "Панорама Невского проспекта". Малая Миллионная, вид на арку Главного штаба. Вид после 1832 года. Справа дом на углу Невского проспекта с пилястрами коринфского ордера в верхней части фасада; в нем и находился Английский магазин, вход в который был с Малой Миллионной.
Этот четырехэтажный особняк был построен в 1766 году по проекту зодчего Алексея Васильевича Квасова для генерал-поручика Лариона Яковлевича Овцына. Он хотел его продать, но не успел, и дом перешел к его сыну, который сдавал его под магазин французских книг и итальянцам, показывавшим "разные механические и математические в 36 переменах состоящие представления об осадах, иллюминациях, путешествиях по морю, о бурях, пожарах и фейерверках с 3 до 10 часов пополудни".
Дом в качестве приданого перешел через Екатерину Ларионовну Овцыну к Васильчиковым, и почти сто лет оставался во владении этого семейства. С 1773 года в доме располагалась гостиница с трактиром под названием "Лондон", а с 1781 года - трактир "Париж". Как видно, мания называть заведения лондонами и парижами идет у нас издревле и, скорее всего, она неистребима.
В 1786 году в помещении на втором этаже расположился переехавший с Галерной (Английской) набережной "Английский магазин" купца Пикерсгиля. Через четыре года он уехал, а "Английский магазин" стал принадлежать английской фирме "Гой и Бейлиз" (Ноу & Beilis). Их магазин находился тут до 1804 года, после чего он перешел во владение фирмы "Никольс и Плинке".
Фирма была основана двумя английскими купцами. Они записались во вторую гильдию и приняли российское подданство в 1804 году, а в 1808 году перешли в первую гильдию. В 1815 году была основана ювелирная мастерская, изделия которой продавались в Английском магазине. С 1820-х годов "Никольс и Плинке" стали поставлять различные товары к императорскому двору. К 1830 году ювелирная мастерская выросла до фабрики, которая находилась на Лиговском проспекте в доме 38. На фабрике производили серебряные столовые и чайные сервизы, вазы со скульптурными изображениями, предметы быта. Управлять фабрикой был нанят англичанин Роберт Кохун.
Случившийся в конце 1837 года страшный пожар в Зимнем дворце и последующее за этим восстановление дворца, словно птица Феникс из пепла, позволило "Никольсу и Плинке" своим участием в работах извлечь немалую выгоду. Ими поставлялись материалы, в частности малахит на отделку бывшей яшмовой гостиной, которая после возобновления Зимнего дворца стала малахитовой. Люстры, торшеры, светильники, бронзовую золоченую отделку, различную фурнитуру выполняли на фабрике "Никольса и Плинке" под управлением Романа Кохуна.
Ювелиры фирмы и впоследствии постоянно получали заказы от Министерства двора. При рассмотрении современного интерьера Эрмитажа и различных его предметов, украшенных бронзой и позолотой, невозможно миновать высокохудожественные произведения, исполненные на фабрике Романа Кохуна. Из уже упоминавшихся мной, это столик, выполненный Соколовым в технике флорентийской мозаики, подстолье к которому по присланному заранее из Флоренции эскизу, было выполнено на фабрике Кохуна. Подробно о столике можно прочесть
"Предметы и вещи (№1)" Подстолье и отделка борта столешницы, сделанной Соколовым в технике флорентийской мозаики, выполненные из золоченой бронзы по размеру столешницы на фабрике фирмы "Никольса и Плинке" в Петербурге. Из собрания Государственного Эрмитажа.
Формально к тому времени это была фабрика фирмы "Никольса и Плинке", но с 1842 года ювелирная фабрика фирмы полностью принадлежала Роману Яковлевичу Кохуну, а сам он был совладельцем Торгового дома "Никольс и Плинке" и фактически полностью единолично вел дела фирмы.
Основатели торговой фирмы, Константин Никольс и Вильям Плинке, были уже в возрасте и стремились отойти от дел. Капиталом они еще участвовали в работе фирмы и Английского магазина до 1854 года, но все дела вел Роман Кохун. К 1870-м годам он купил у Васильчиковых дом на углу Большой Морской и Невского проспекта. После смерти Романа Кохуна в 1879 году дом наследниками был продан.
Продолжая выполнять придворные заказы, фабрика выросла к 1860-70 годам в бронзовый, серебряный и чугунолитейный завод. Директором завода был с 1859 года скульптор Р.И.Бах. Высокое качество и безупречный вкус изделий, выпускаемых заводом, обеспечивался подбором квалифицированных мастеров.
Например, из крупных и широко известных работ, заводом был отлит памятник Пушкину работы Александра Опекушина (его отец был мастером на заводе Кохуна, и сам скульптор начинал учеником там же) на Тверском бульваре и памятник Тысячелетию Руси в Великом Новгороде. Не лишним будет добавить, что выплавка бронзы и латуни относилась к оборонному ведомству, с которым также активно сотрудничал завод Кохуна.
Больше 35 лет Кохун руководил крупной торговой фирмой Петербурга, магазин которой был самым дорогим в Российской империи и известным в самых высших, элитных кругах Петербурга, прежде всего в семье императора и при дворе. Изящные ювелирные изделия из Английского магазина "Никольса и Плинке" в качестве подарка членам царской семьи на праздники в эпоху Николая I предшествовали подаркам от Фаберже, вошедшим в моду при Александре III. Изящество и блеск создавались на фабрике Романа Кохуна.
Вот с таким человеком связала свою судьбу Мария Бравура. Возможно это случилось к 1840-м годам. В 1840 году сын ее Александр Бравура поступил в Императорскую Академию художеств на архитектурное отделения и был учеником архитектора Константина Андреевича Тона. В 1841 году Бравура получил вторую серебряную медаль, а в 1846 - первую серебряную. Был отправлен в 1845 году пенсионером в Италию.
Александр Бравура был в 1845 году снят в группе пансионеров Академии художеств в Риме на дагерротип Сергеем Левицким. Об этом снимке я писала в записи
"Отставной полковник Глебов в группе художников" Будущий архитектор Александр Бравура сидит второй справа. Групповой портрет художников-пенсионеров Императорской академии художеств в Риме, снятый Сергеем Львовичем Левицким в 1845 году.
Вот как характеризовал Бравуру в мемуарных "Записках" Федор Иванович Иордан:
"Шампанское лилось рекою на обеде, который мы давали в честь приехавшего в Рим нашего ректора К.А. Тона; с ним вместе приехали два молодые архитектора: пенсионер П.К. Нотбек и красавец и добрый малый г. Бравура".
Известно, что Александр Бравура сменил свое отчество и стал Александром Александровичем. Также его сестра была известна как Лавиния Александровна. В 1847 году Александр Бравура был выпущен из академии в чине художника XIV класса. В 1850 году назначен в академики и получил звание "за проект гостиницы для столицы". С 1857 года - Архитектор Строительной конторы Министерства императорского двора.
Строил в Петербурге особняки, доходные дома и другие здания. В 1876 году получил чин действительного статского советника. Был женат, имел детей, жена умерла рано. Известны трое сыновей: Сергей, Николай и Лев. Перешел из римско-католической веры в православие, умер в 1890 году, был похоронен на Георгиевском кладбище на Большой Охте в Петербурге.
Его сестра, Лавиния, была выдана замуж в 1850 году: "27 января 1850 года сын коммерции советника и кавалера Ивана Алексеевича Жадимировского, потомственный почетный гражданин Алексей Иванович Жадимировский, православный, 22 лет обвенчался с девицей Лавинией Александровной Бравура католического исповедания 17 лет, падчерицей управляющего английским магазином".
Алексей Жадимировский принадлежал к именитым купцам Петербурга, владевшим громадным число земельных участков, бывших подрядчиками высочайшего двора и игравшим значительно важную роль среди столичного купечества. Его отец был в звании коммерции советника и сам Алексей, относившийся к третьему поколению петербургских купцов этой фамилии, был потомственным почетным гражданином. В самом центре Петербурга было несколько домов, принадлежавших его семье.
Несмотря на кажущуюся на первый взгляд польскую или еврейскую фамилию, предки его были из ярославских крестьян села Жадимирово, от названия этого села и образовалась фамилия. Три брата Яков, Иван и Алексей Петрович Жадимировские (Жадимеровские) в конце XVIII века записались в петербургское купечество. Братья были известные сахарозаводчики. Дела их шли успешно, и братья активно скупали в столице земельные участки и дома, которые сдавали в наем. В Петербурге даже был остров Жадимировский, который впоследствии был соединен с островом Голодай.
1 декабря 1832 года в доме купца первой гильдии Петра Алексеевича Жадимировского на углу улиц Большой Москвой и Гороховой № 26/14 Пушкин снял сроком на один год квартиру из 12 комнат, в которой у Пушкиных в мае 1833 года родилась их первая дочь Мария. Вместе с квартирой Пушкин снимает также конюшню и сарай для экипажей. В доме Жадимировского он работал над повестью "Дубровский", начал писать "Капитанскую дочку". В мае 1833 года семья Пушкиных переехала на дачу, а в июле он оставил квартиру Жадимировского, хотя срок найма еще не истек. 1 сентября 1833 года Наталья Николаевна в отсутствие Пушкина наняла квартиру напротив церкви Святого Пантелеймона в доме гвардии капитана А.К Оливье. Жадимировский вновь сдать помещение не смог и выставил поэту иск на 1064 рубля 33,5 копейки. Суд присудил Пушкину выплатить Жадимировскому эту сумму.
Семья коммерции советника Ивана Алексеевича Жадимировского была большая. Кроме старшего сына Алексея, женившегося на падчерице Романа Кохуна, Лавинии Бравура, в семье было пять братьев и две сестры. Что бы ни было придумано о Жадимировском, но точно можно сказать, что брак Алексея с Лавинией был неудачным, и есть основания предполагать, что виной семейного несчастья была жена Лавиния. Скандал, сопровождавший ее побег с князем Трубецким, не мог не отразиться на всей семье Жадимировских, имевшей большое влияние в купеческой среде.
Также и семья Кохуна вынуждена была принять на себя обильную часть позора из-за развратного поведения дочери и падчерицы. Вряд ли этот брак закончился разводом. Это был брак между православным и католичкой. Поэтому развод, возможно, надлежало получать в обеих конфессиях. Это в условиях, когда и в одной-то конфессии его получить было очень трудно. Адюльтер мог быть основанием для развода, но отнюдь не всегда Синод признавал супружескую измену основанием для развода.
Как жили Лавиния Александровна Жадимировская со своим законным мужем Алексеем Ивановичем после событий 1851 года, неизвестно, но согласно генеалогическим сведениям, Алексей Иванович Жадимировский умер в 1858 году в возрасте 33 лет.
Жадимировская приехала в сельцо Сапун, где после отставки по болезни в своем имении проживал князь Сергей Васильевич Трубецкой, в марте 1858 года. "Числа 20 или 21 апреля" 1859 года князь Сергей Трубецкой умер в возрасте 44 лет.
Лавиния Жадимировская уехала из сельца Сапун в Петербург якобы с намерением просить паспорт для выезда за границу, чтобы там поступить в какой-нибудь католический монастырь. На самом деле никаких намерений уйти в монастырь не было. Есть основания считать, что уже в сентябре того же 1859 года она вышла замуж за полковника графа Петра Константиновича фон Сухтелена.
Граф фон Сухтелен с 1851 года служил адъютантом у наместника российского императора в Царстве Польском, светлейшего князя Ивана Федоровича Варшавского, графа Паскевича-Эриванского, сменившего его после смерти Паскевича в 1856 году Викентия Красинского и Михаила Дмитриевича Горчакова. С 1858 года он уже в чине полковника стал адъютантом главнокомандующего 1-ой армии, а через год вышел в отставку, скорее всего, в связи с женитьбой.
Двадцатипятилетняя Лавиния Жадимировская, урожденная Бравура, извлекла уроки из своей бурной романтической молодости и поняла, что ее побег от мужа с князем Трубецким и скандальное замужество с Жадимировским, фамилия которого была известна и за пределами России, наносил ей репутационный ущерб. Вероятно, вспомнив прозвище своего отца "маркиз Фаринелли", она "стала" представительницей рода вымышленных маркизов Манини с намеком на последнего в истории венецианского дожа Лодовико Манини, изменила имя и стала Анной Лавинией Феодосией де Бравура-Манини (Anna Lavinia Theodosia de Bravura-Manini).
Граф Петр Константинович фон Сухтелен умер в возрасте 41 года в Париже в 1863 году, не оставив наследников. С его смертью род графов Сухтеленов пресекся.
Его вдова очень скоро после его смерти утешилась новым браком, заключенным в Эпштайне 2 июня 1863 года с представителем рода графов Священной римской империи Кастель-Кастель, Фридрихом Кристианом Филиппом Эрнстом. Новый муж был моложе ее на 7 лет: ей было 30, а ему 23 года. Молодой муж из европейских аристократов, юрист, доктор права, был личным секретарем при Адольфе великом герцоге Нассау, с 1866 года - герцоге Нассау-Люксембургском. И этот муж не смог насладиться долгой счастливой семейной жизнью со своей избранницей. Он умер в Больцано, тоже не оставив потомства и не дожив до своего 36-летия одного месяца.
В родословной росписи графов Кастель-Кастель указано, что Фридрих Кристиан Филипп Эрнст был женат на Lavinia de Bravura-Manini. Как же так, разве она не была вдовой графа фон Сухтелена, графиней фон Сухтелен, а до этого почетной гражданкой российской империи Жадимировской!? Однако об обоих браках Лавинии родословная графов Кастель-Кастель умалчивает. Возможно, брак свой с графом фон Сухтеленом, "маркиза Фаринелли" тоже считала компрометирующим.
В истории нет упоминаний о других браках Лавинии Жадимировской или Анны Лавинии Феодосии де Бравура-Манини (графини фон Сухтелен, графини фон Кастель-Кастель), урожденной Бравура. Возможно, эти браки просто не попали в историю. Кое-где можно прочесть, что она была еще и баронессой...
Умерла бывшая красавица, доводившая до беспамятства князя Трубецкого, в возрасте 58 лет в Вене 19 июня 1891 года.